История обыкновенного безумия
Шрифт:
Оснастка держал на отрезке 2 корпуса, а я ждал, прямо-таки бесконечный отрезок, господи, ну КАКОЙ же длинный! ДЛИННЫЙ!
ничего не случится, я не удержусь, глянь, какая темень уже.
просрал 140 баксов, тошно, старо, глупо, невезуха, чирьи на душе.
молоденькие девчонки спят с гигантами тела и интеллекта, молоденькие девчонки смеются надо мной, когда я иду по улице.
Оснастка. Оснастка.
он не уступал 2 корпуса, катил себе дальше, вытянулись на 2 и 1/2. и близко никто не подошел, красиво, симфония, улыбался даже смог, я увидел, как Оснастка пересекает черту, потом сходил выпил еще воды, а когда вернулся, уже выставили цену. 11 долларов 80 центов за 2. у меня 40 на победителя,
Оснастка, любимый, детка, любимая, цветок-лошадка.
десятидолларовая очередь была длинна, я сходил в мужскую комнату, поплескал на лицо водой, шаг мой снова был упруг, я вышел и вытащил свои билетики.
и на Оснастку нашел только ТРИ! где-то один потерял!
любитель! тупица! болван! просто лечь и блевать, один десятидолларовый билетик стоил 59 долларов, я пошел по своим следам, подбирал билетики, никаких номеров 4. кто-то его прихватил.
я встал в очередь, порылся в бумажнике, вот же я мудак! и тут нашел его. он завалился за складку внутри, раньше такого не бывало, что за мудацкий бумажник!
я забрал свои 236 долларов, заметил, как на меня смотрит Мини-юбка, ох, нет нет нет НЕТ!!! я проелозил вниз по эскалатору, купил газету, пропетлял между водилами на стоянке, добрался до машины.
закурил сигару, что ж, подумал я, давай не будем отрицать: гения ничем не удержишь, с этой мыслью я завел свой «плимут» 57 года, ехал я с большим тщанием и учтивостью, мычал Концерт ре мажор для скрипки с оркестром Петра Ильича Чайковского, я сочинил слова для главной темы, на основную мелодию: «опять мы духом воспарим, о, опять мы духом воспарим, воспарим, воспарим…»
я ехал среди обозленных неудачников, неоплаченные и на много застрахованные машины — вот все, что им осталось, гудя и подрезая, они подначивали друг друга убивать и калечить, не уступали ни дюйма, до съезда на Сенчури я добрался, машина у меня заглохла на самом повороте, за ней — 45 других, я быстро потыкал ногой в педаль газа, подмигнул регулировщику, нажал на стартер, мотор спохватился, и я выехал оттуда, двинулся сквозь смог, вообще-то Лос-Анджелес не самое паршивое место: хорошему ловчиле всегда все удается.
Рисковая игра в марихуану
недавно я попал на многолюдную вечеринку — случай для меня, как правило, неприятный, по правде говоря, я нелюдим, старый пропойца, и пить предпочитаю в одиночку, надеясь разве что на Малера или Стравинского по радио, и все-таки я оказался там, среди сводящей с ума толпы, причину объяснять не буду, поскольку это совсем другая история, быть может, более длинная, быть может, более запутанная, но стоя в одиночестве, отхлебывая вино и слушая «Дорз», «Битлз» или «Аэроплан» вперемешку со всеми тамошними голосами, я понял, что нуждаюсь в сигарете, мои кончились, у меня, как правило, кончаются, и тут я увидел неподалеку двоих парней — безвольно болтающиеся руки, дурацкие нескладные тела, изогнутые шеи, рыхлые пальцы рук — в общем, они напоминали резину, резиновые обрезки, они дергались, растягивались, разваливались на куски.
я подошел к ним:
— эй, сигареты у кого-нибудь из вас не найдется?
тут резина и вовсе принялась трястись и подпрыгивать, я стоял и смотрел, а они резвились, с прихлопами и притопами.
— мы не курим, старина! СТАРИНА, мы не… смолим, сигареты.
— нет, старина, мы не курим, вот оно, значит, как, нет, старина.
хлоп-шлеп. топ-хлоп, резина.
— мы едем в Ма-ли-бу-у-у, старина! ага, мы едем в Маллли-бУУУ! старина, мы едем в Ма-ли-буу-ууу!
— ага, старина!
— ага, старина!
— ага!
топ-хлоп, или шлеп-шлеп.
они не могли просто-напросто сказать мне, что у них нет сигарет, они должны были раскрыть мне свою точку зрения, свою религию: сигареты курят только твердолобые лохи, они собирались в Малибу, в какую-нибудь якобы уютную, спокойную хибару в Малибу — курнуть немного травки, чем-то они напоминают мне старых дам, продающих на углу «Сторожевую башню», вся толпа приверженцев ЛСД, СТП, марихуаны, героина, гашиша, отпускаемых по рецепту лекарств от кашля страдает тем же иеговистским зудом: ты должен быть с нами, старина, иначе ты пропал, иначе ты мертвец, для тех, кто употребляет наркотики, такая похвальба превратилась в неотступную и ложную ПОТРЕБНОСТЬ, неудивительно, что их то и дело вяжут, — употреблять наркоту потихоньку, для собственного удовольствия, они не умеют; им обязательно надо ВО ВСЕУСЛЫШАНИЕ объявить о том, к чему они приобщились, мало того, они склонны связывать все это с Искусством, Сексом, Отказом от жизни в обществе. Их Кислотный Бог, Лири, велит: «бросайте общество, следуйте за мной», потом он арендует в городе зал и берет по пять долларов с носа за то, чтобы они послушали, как он толкает речи, потом рядом с Лири появляется Гинзберг, провозглашает Боба Дилана великим поэтом, самореклама знаменитостей, так и не слезших с детского горшка. Америка.
ну да бог с ними, ведь это тоже совсем другая история; в ней замешано множество рук и слишком мало голов — судя по моему рассказу, да и по тому, что есть на самом деле, однако вернемся к нашим «посвященным», любителям марихуаны, их язык, клевый, старина, сечешь, чувачье. класс, нашенский, ненашенский, отпад, торчок, лох. пистон, крошка, папаша, и так далее и тому подобное, те же самые слова — или как их лучше назвать? — я слышал еще в 1932 году, когда мне было двенадцать лет. то, что они на каждом шагу слышны четверть века спустя, не внушает особого уважения к любителю наркоты, особенно когда он считает их признаком высшего класса, происхождением большей части этого словесного пласта мы обязаны людям, пристрастным к серьезным наркотикам, людям с ложкой и шприцем, а также старым негритянским джазовым музыкантам, терминология, употребляемая истинными «посвященными», нынче уже изменилась, однако так называемые парни с понятием, вроде дуэта, у которого я попросил закурить, до сих пор говорят на жаргоне 1932 года.
а то, что марихуана рождает искусство, м-да, это сомнительно, и весьма. Де Квинси сочинил несколько неплохих вещей, а «Пожиратель опиума» написан изысканным слогом, хотя местами и скучноват, к тому же большинству художников свойственно пробовать практически все. они склонны к экспериментам, безрассудству, самоубийству, но марихуана появилась ПОСЛЕ того, как возникло Искусство, после того, как появился художник, травка Искусства не создает, однако для художника с именем она зачастую становится способом отдохновения, неким праздником жизни в виде сборищ курильщиков, а также чертовски полезным материалом, позволяющим заставать врасплох людей с душой нараспашку, а если и не нараспашку, то хотя бы не слишком строго охраняемой.
в 1830-х годах весь Париж говорил о курении гашиша и сексуальных оргиях у Готье. известно было и то, что Готье вдобавок пишет стихи, нынче в памяти людей сохранились в основном его сборища.
коснемся другой стороны проблемы: я бы очень не хотел, чтобы меня арестовали за употребление и (или) хранение травки, это походило бы на обвинение в изнасиловании, когда вы только понюхали вывешенные на просушку трусики, травка попросту не настолько хороша, действие ее большей частью основано на заранее внушенной самому себе вере человека в то, что он будет торчать, подмените ее искусной ненаркотической подделкой, имеющей тот же запах, и большинство курильщиков почувствует такой же эффект: «эй, крошка, какая ХОРОШАЯ трава, просто класс!»