История отношений между русскими князьями Рюрикова дома

Соловьев Сергей Михайлович

Подкрепим сказанное примерами из истории. У в. князя Святополка Изяславича было 4 сыновей: Мстислав, Ярослав, Изяслав и Брячислав; последний, четвертый, остался после отца малолетним, именно 10-ти лет (Лавр., стр. 119), и должен был находиться на руках старшего брата (Ярослава, ибо Мстислав уже умер), который заступал для него место отца. У Мономаха было 8 сыновей: из них Вячеслав, третий, если не считать умерших Изяслава и Святослава, и пятый, если считать их, говорит Юрию (4-му или 6-му): «Я был уже бородат, когда ты родился» (Ипатьев., [с.] 60); но если он был бородат, то мог быть и женат, след., его дети могли быть ровесниками Юрию; но сам Вячеслав был пятый брат, след., какова же разница между Юрием и самым старшим братом, Мстиславом? Но у Мономаха был младший сын Андрей, родившийся в 1102 году (Лавр., [с.] 118), а через 5 лет, в 1107 году, уже Юрий был женат (Лавр., [с.] 120); теперь, какова должна быть разница между самым младшим Мономаховичем,

Андреем, и самым старшим, Мстиславом? Ясно, что старшие сыновья последнего должны быть старше дяди своего Андрея. У Мстислава В. было 4 сына: 4-й, Владимир, родился за год до отцовской смерти и должен был остаться младенцем на руках старшего брата — отца. У Димитрия Донского было 6 сыновей: младший, Константин, родился за несколько дней до отцовой кончины и остался на руках старшего брата, Василия. Итак, равенство 4-го брата с первым племянником основывается на старшинстве физическом, потому что обыкновенно 4-й брат уже слишком разнится возрастом от старшего брата, подходит к нему в сыновние отношения и, след., становится братом своему племяннику.

с) Случаи, исключавшие князей из старшинства и даже из владения родовою собственностию.

Род состоял из старших и младших членов; каждый младший мог, в свою очередь, сделаться старшим. Так, напр., у Ярослава I было 5 сыновей: Изяслав, Святослав, Всеволод, Вячеслав, Игорь, которые по смерти отца были старшими членами рода, их дети и внуки — младшими, но не все, а именно: Изяслав Ярославич как старший заступил место отца для братьев, след., его сыновья стали также братьями дядьям своим и потому также старшими членами рода. Итак, старшими членами рода были 5 сыновей Ярослава + сыновья Изяслава: эти старшие родичи назывались между собою братьями и только одни участвовали во владении родовою собственностию; все остальные, т. е. их дети и внуки, были младшими членами рода, сыновьями в отношении к старшим, считались малолетними, не способными владеть родовою собственностию, быть совладельцами с своими старшими. Ясно, что каждый из младших членов мог в свою очередь сделаться старшим, т. е. когда по смерти Изяслава вступил бы в старшинство Святослав и, след., стал бы к остальным братьям в отношение отца, то сыновья его стали б из племянников братьями дядьям своим, т, е. из младших членов рода старшими, и т. д. переходили бы в старшие сыновья Всеволода, Вячеслава, Игоря.

Но могло случиться, что князь оставался навсегда младшим членом рода, навсегда малолетним, след., навсегда неспособным не только получить великокняжеское достоинство, но даже участок во владении, быть совладельцем с своими старшими. Это могло произойти, когда какой-нибудь князь умирал, не будучи старшим в роде, или в. князем: в таком случае дети его оставались навсегда младшими. Напр., у Ярослава I было сначала 6 сыновей: Владимир, Изяслав, Святослав, Всеволод, Вячеслав, Игорь. Если бы Владимир остался жив, то по смерти отца стал бы в. князем и отцом для младших братьев, тогда бы сын его Ростислав стал братом дядьям своим, след., получил бы место старшего члена рода. Но Владимир умер при жизни отца, след., не был отцом для братьев своих, и потому сын его Ростислав не имел уже возможности быть братом дядьям своим, остался навсегда племянником, младшим, неспособным ни к великокняжескому достоинству, ни ко владению родовою собственностию.

Одним словом, можно выразиться так: племянники не могли быть совладельцами с своими дядьми. Если я говорю здесь: племянники, то исключаю сыновей старшего брата, которые были уже не племянниками, но братьями дядьям своим, причем разумеются сыновья такого старшего брата, который точно по смерти отца заступал его место для младших братьев; но если старший брат умирал при жизни отца и, след., не заступал отцовского места для младших, то сыновья его были для последних только племянниками и потому исключались из великокняжеского достоинства, равно как из владения родовою собственностию, и если получали волости, то этим обязаны были или милости дядей, или какому-нибудь другому обстоятельству.

Такой участи подверглось потомство Изяслава, старшего сына св. Владимира, умершего при жизни отца; потомство Владимира, старшего сына Ярослава I, равно как потомство Вячеслава и Игоря Ярославичей. Для предохранения сыновей своих от такой участи князья давали друг другу клятву, что в случае преждевременной смерти одного из них оставшийся в живых должен заботиться, чтоб дети покойного не были исключены из владения родовою собственностию. Такую клятву дали друг другу Юрий и Андрей Владимировичи. «Сыну! — говорит Юрий племяннику Владимиру Андреевичу. — Яз есмь с твоим отцем, а с своим братом Андреем, хрест целовал на том яко кто ся наю останеть, то тый будеть обоим детем отец и волости удержати, а потом к тобе хрест целовал есмь имети тя сыном собе и Володимиря ти искати»^{46}.

Примеч. [1.] Подобный обычай исключения встречаем и на Западе

у народов германского племени; так, читаем у Витикинда в Annal. Sax. II: «Произошел спор о законах; говорили, что внуки не должны, считаться наряду с сыновьями и делить с последними наследство, если отцы их умерли при жизни деда; вследствие чего король назначил всенародное собрание у города Стелы, где было положено рассмотреть дело чрез посредников. Но король не захотел, чтоб благородные мужи и старшины народа потерпели от того какое-нибудь оскорбление, и приказал решить дело поединком. Победила та сторона, которая внуков от умерших сыновей считала наряду с сыновьями, и подтверждено было, чтоб они делили наследство поровну с дядьми»^{47}.

Примеч. 2. Несколько ранняя смерть отца лишала сына права на дедовское наследство, но даже и смерть матери если не лишала совершенно, то по крайней мере уменьшала право. Указание на последний случай мы не встречаем ни в XI, ни в XII, ни в XIII веке, но в конце XVII, а именно: царевич Иоанн Алексеевич говорит, что брат его Петр Алексеевич имеет более права на престол, ибо у него жива мать Наталья Кириловна: «И государь царевич и великий князь Иоанн Алексеевич всея Великия и Малыя и Белыя России изволил говорить: «Что пристойно были на Российском царствии и иных к Российскому царствию принадлежащих царствах и государствах великим государем царем и великим князем, всея Великия и Малыя и Белыя России самодержцем, брату его благоверному государю царевичу и великому князю Петру Алексеевичу, потому что у него, государя, здравствует мать его благоверная государыня царица и великия княгиня Наталия Кириловна»^{48}.

Примеч. 3. Князья, которых отцы умерли при жизни дедов, назывались изгоями: «Изгои трои: попов сын грамоты не умеет; холоп — из холопьства выкупится, купец одолжает, а се четвертое изгойство, и себе приложим, аще князь осиротеет»^{49}.

Второе обстоятельство, исключавшее князя из права старшинства или из пользования какою-нибудь волостию, было насильственное лишение права или владения, изгнание из волости, ибо по тогдашним понятиям битва была судом Божиим, где побежденный, след., являлся виновным в глазах всех, его поражение и изгнание считали праведным наказанием за грехи, причем победитель был только исполнителем воли Божией. Если побежденный, изгнанный князь силою оружия возвращал свое право, свою волость, то в этом видели возвращение к нему благосклонности Божией, прощение греха; если же не успевал возвратить потерянное, то он и потомство его навсегда исключались из права на владение. Это понятие, что побежденный есть грешник, раздражавший божество, всего яснее выражено у Прокопия в рассказе его о вандале Гензерихе, который, входя на корабль, предается на волю ветрам, долженствующим примчать его к народу, раздражившему божество: ' ^{50}.

В наших летописях князья постоянна именуют битву судом Божиим; Изяслав Мстиславич говорит: «Даже мя постигнеть Володимер с семи, а с тем суд Божий вижю, а како Бог рассудит с ним; паки ли мя усрящеть Гюгри, а с тем суд Божий вижю, како мя с ним Бог рассудит»^{51}. Тот же Изяслав велел сказать сыну своему Мстиславу: «Се уже мы идем на суд Божий, а вы нам, сыну, всегда надоби»^{52}. Вот почему Василий Шуйский, желая доказать права свои на престол, говорит в окружной грамоте о своем воцарении: «Учинилися есмя на отчине прародителей наших, на Российском государстве царем и в. князем, его же дарова Бог прародителю нашему Рюрику, иже бе от римского кесаря, и потом многими леты и до прародителя нашего в. князя Александра Ярославича Невскаго на сем Российском государстве быша прародители мои, и посем на Суздальской удел разделишась, не отнятием и не от неволи, но по родству»^{53}. Здесь ясно видно, что отнятие и неволя лишали всякого права.

В заключение должно упомянуть, что после, когда линии разошлись, младшие линии выбирали себе по произволу одного из старших князей в отца место, иногда совершенно из другого рода. Это именно принуждены были сделать князья рязанские рода Святославова: отделившись от своего рода вследствие изгнания от Ольговичей и не могши, однако, существовать отдельно и независимо, рязанские князья выбрали себе в старшие Ростислава Мстиславича Смоленского из рода Мономахова^{54}. Такие князья в отношении к старшему, на которого он смотрел, назывались] ротниками^{55}. Иногда даже младшие князья, обиженные старшими, отступали от них и примыкали к чуждому роду, прибегая в покровительство его старшего^{56}.