История отношений между русскими князьями Рюрикова дома
Шрифт:
Примечание [4]. Мы видели, что в. князь не имел неограниченной власти под родовою собственностию, но владел ею сообща с целым родом: вот почему когда Андрей Боголюбский выгнал братьев и племянников из Ростовской области, то летописец говорит, что он захотел быть самовластием в Суздальской земле, т. е. таким властителем, который распоряжает всем самовластно, не стеснен родовыми отношениями, не ограничен правами родичей.
Для означения верховной власти, не стесненной родовыми отношениями, власти крепкой, постоянной, не зависящей ни от каких перемен, употреблялось название царь, царский. Так, Юрий Долгорукий говорит племяннику Изяславу: «Дай ми Переяславль, ать посажю сына своего у Переяславля, а ты седи царствуя в Киеве»{57}, т. е. а ты владей Киевом спокойно, независимо и безопасно, не боясь никого и не подчиняясь никому. В другом месте летописец, говоря о злодействах и гибели епископа Феодора, прибавляет: «Видя
Под именем великого князя разумелся только старший в роде княжеском; вот почему когда род Ярослава I разделился на многие независимые роды, то старший в каждом из них стал называться великим князем, хотя был владельцем самой ничтожной области и признавал над собою власть другого великого князя, литовского или московского. Так, напр., князь пронский назывался также великим князем, подобно московскому, тверскому и рязанскому, потому что был старшим в своем роде. Великий было синонимом: старший, и потому к именам некоторых князей прибавляется даже после существительного, напр., Владимир Великий, Мстислав Великий, Всеволод Великий, для отличия их от множества других младших Владимиров, Мстиславов и Всеволодов, а вовсе не в том смысле, в котором мы теперь придаем слово великий к именам исторических лиц, напр., Петр Великий, Карл Великий{60}.
Глава II
ИСТОРИЯ КНЯЖЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ
ОТ ПРИЗВАНИЯ РЮРИКА ДО СМЕРТИ ЯРОСЛАВА I
Летописец говорит, что три князя варяжские, родные братья Рюрик, Синеус и Трувор, пришли к призвавшим их племенам славянским и финским с своими родами{61}. Об этих родичах, пришедших с тремя братьями, летопись после ничего не упоминает; Рюрик, по ее свидетельству, раздает города мужам своим{62}. Но хотя под именем мужей после постоянно разумеются члены старшей дружины, однако здесь мы имеем право разуметь родичей, именно потому, что об Аскольде и Дире сказано: «Бястау него (Рюрика) 2 мужа, не племени его, но боярина»{63}. Если у Рюрика было 2 мужа не племени его, то могли быть мужи племени его, родичи. Второе доказательство мнению, что под именем мужей, разосланных первыми князьями по городам, должно разуметь родичей, представляют слова договоров с греками, напр.: «даяти уклады на руские городы; по тем бо городам сидяху князья под Ольгом суще»{64}.
Князьями же никогда не называются простые мужи, но всегда только члены владетельных родов. Об отношениях этих родичей к князьям мы ничего не знаем: можем только сказать, что эти отношения не были подобны последующим родовым отношениям княжеским, именно уже потому, что родичи Рюрика называются мужами его, что указывает на отношение дружинное, след., служебное, а не родовое.
Через два года по призвании умерли братья Рюрика. В 879 году умер он сам, оставив малолетнего сына Игоря, которого отдал на руки родичу своему Олегу, т. е. обязал последнего быть Игорю отцом{65}. Что Игорь находился в сыновнем отношении к Олегу, свидетельствует выражение летописца: «Игореви взрастыню, и хожаше по Олзе и слушаше его и приведоша ему жену»{66}. Ходить по ком-нибудь, ездить подле стремени и обратное: водить при себе — суть выражения, означавшие всегда сыновние отношения{67}. Равно на сыновнее же отношение указывает известие летописца о браке Игоря: «и приведоша ему жену», которое непосредственно следует за описанием его сыновних отношений к Олегу.
По смерти Игоря сын его Святослав остался малюткою; правление принимает на себя мать его Ольга: обычай, общий всем народам, явившимся на историческую сцену в начале средних веков, как славянского, так и германского племени. Отношения княжеские становятся сложнее в семействе Святослава, которое состоит уже из троих сыновей. По смерти Ольги, доследовавшей в 969 году, Святослав, отправляясь навсегда в Болгарию, отдал прежние свои владения двум сыновьям — Ярополку и Олегу: первый остался в Киеве, второй пошел княжить в землю Древлянскую. Это не значит, чтоб у Святослава не было других владений: Новгород с окружным народонаселением (славянами) постоянно признавал зависимость от киевских князей: Олег наложил дань на славян и особую еще на новгородцев{68}, он же водил славян (т. е. новгородцев) в поход на Греков{69}, равно как и Игорь{70}, жена последнего Ольга устанавливает повозы, оброки и дани в землях новгородских{71}.
Но кроме Новгорода за русскими князьями было много других городов и областей: еще Рюрик владел Белоозером, Ростовом, Муромом{72}; Олег занял Смоленск и Любеч, где посадил своих мужей{73}. Что эти города и области были заняты не временно только, но постоянно оставались под верховною властию киевских князей, доказательством служит исчисление племен, участвовавших в походах Олега и Игоря, равно как греческие уклады на города: Чернигов, Переяславль, Полоцк, Ростов, Любеч, где сидели князья, подручники Олеговы{74}.
Итак, Ярополк и Олег Святославичи оставались князьями не одного Киева и Древлянской земли: они распределили остальные области между собою точно так, как после сыновья Ярослава I, князья киевский, черниговский и переяславский, распределили между собою отдаленные северо- и юго-восточные области, хотя об этом распределении лучшие списки летописи не говорят ничего: киевскому летописцу не было дела до отдаленного севера и востока.
У Святослава был еще третий сын, Владимир; но он не мог быть в счету, во-первых, потому что был малолетен, а во-вторых, потому что был рожден от рабыни; однако и Владимир получил волость благодаря новгородцам, которые хотели непременно иметь своего князя и в случае отказа грозили Святославу взять себе князя из другого рода{75}. Святослав отвечал: «Да кому же идти к вам княжить: у меня только два сына; спросите у них, хотят ли они идти к вам?» И Ярополк, и Олег оба отперлись, говорит летописец. Тогда любчанин Добрыня, которого сестра Малуша, ключница Ольги, была матерью третьего сына Святославова, Владимира, уговорил новгородцев взять себе в князья последнего, ибо тогда при многоженстве не могло быть резкого различия между детьми законными и незаконными{76} и рождение Владимира от рабы не исключало его совершенно из семьи княжеской. Новгородцы послушались Добрыни и выпросили у Святослава Владимира, который и отправился княжить к ним вместе с дядею.
В 975 году началась вражда в семье Святослава. Мы знаем, что охота, после войны, была господствующею страстию средневековых варваров: для этого везде князья предоставили себе касательно охоты большие права, жестоко наказывая за их нарушение. Это служит достаточным объяснением происшествия, рассказанного нашим летописцем: Олег, князь древлянский, охотясь в лесах своего владения, встретил незнакомца, который позволил себе в них то же самое удовольствие; узнав, что то был Лют, сын Свенельда, боярина киевского, Олег не мог простить такой злой обиды, такого дерзкого нарушения самого драгоценного из прав своих, и убил Люта. Пролитая кровь требовала мести со стороны Свенельда. Просьбы седого героя, вождя полков дедовских и отцовских, не могли быть тщетны: Ярополк как старший в роде пошел на Олега наказать его, взять его волость{77}; Олег не хотел уступить, враждебные войска встретились у Овруча, и древлянский князь погиб в битве. Тогда Владимир Новгородский, услыхав, что Ярополк убил брата, захватил его владение, побоялся той же участи и убежал за море к варягам.
Эверс, которому принадлежит первое научное воззрение на историю Древней Руси, в своем стремлении подвести все явления под понятия о праве, господствовавшие в тогдашнем обществе, предполагает, что Владимир считал своею обязанностию отомстить Ярополку за смерть Олега. Но знаменитый исследователь, обращая внимание только на отношения Владимира к Олегу, упустил из виду отношение Владимира к Ярополку.
Точно, по понятиям того времени Владимир должен был мстить за смерть брата, но кому? Принимая в расчет родовые отношения, мы должны обращать внимание на совокупность этих отношений и не брать каждое порознь. Здесь дело идет между родными братьями, членами одного рода, одной семьи: на каждого родича была возложена обязанность мести, ибо месть была единственным средством защиты от насилий в то время, когда каждый род смотрел на себя как на отдельное целое, когда каждый знал только свой род и соблюдал только одни его интересы, не зная интересов и отношений государственных; но если обязанность мести была естественна и необходима между членами разных родов, то ясно, что она не могла существовать между членами одного и того же рода, ибо каждый род составлял одно нераздельное целое с своим главою, будь то отец, дядя, старший брат; здесь сын не мог мстить отцу, племянник дяде, брат брату ни за собственную обиду, ни за обиду, нанесенную другому родичу. После того ясно, что понятие о роде как об едином неразделенном теле совершенно исключает возможность мести, которая условливается только разъединением, особностию; ясно, что Владимир не мог мстить Ярополку, потому что последний был ему старший брат, а старший брат всегда в отца место, мстить же отцу за брата есть несообразность.
Вот почему летописец, говоря о войне Владимира с Яро-полком, хранит глубокое молчание о праве или обязанности первого отомстить за смерть Олега, тогда как прямо говорит, что Свенельд уговаривал Ярополка к войне с Олегом, желая отомстить за смерть своего сына{78}. Но не имея права или обязанности мести, Владимир имел полное право воспротивиться беззаконным поступкам старшего брата, точно так как после младшие князья считали себя вправе защищаться вооруженною рукою против насилий старшего, который разъединял свои интересы с интересами рода.