История Петербурга в городском анекдоте
Шрифт:
Дважды — в 1945–1948 и 1955–1965 гг. — первым секретарем ленинградского отделения Союза писателей избирался Александр Прокофьев. Сам по себе неплохой поэт, в начальственном кресле первого секретаря он превратился в мелкого и мстительного партийного чиновника, который мог свести счеты с любым автором даже самой безобидной эпиграммы, направленной против его персоны. Достаточно сказать, что он был одним из главных вдохновителей позорного суда над Иосифом Бродским в 1964 г. О роли Прокофьева, или «Прокопа», как называли его среди писателей, в культурной жизни Ленинграда можно судить по анекдоту:
В книжном
— Скажите, у вас есть стихи Глеба Горбовского?
— Нет, но есть Александра Прокофьева.
— Простите, а Вадима Шефнера?
— Нет. Возьмите Александра Прокофьева.
— А Майи Борисовой?
— Нет. Но есть Александра Прокофьева.
— А когда они будут?
— Спросите у Прокофьева.
Другим известным ленинградским поэтом был Виссарион Саянов. Он родился в Киренском уезде Иркутской губернии. В Петрограде впервые появился в 1917 г. И здесь же в 1924 г. выступил с первыми стихами. Его стихи и поэмы, упоминавшиеся в советских энциклопедиях, имели названия, говорившие о многом: «Страна родная», «Смольный в начале 1918 года», «Комната Ленина в Смольном» и тому подобными. Трудно сказать, был ли он вполне искренен в своем творчестве, но то, что он был постоянно пьян, знал весь послевоенный Ленинград.
Сидит Саянов в ресторане, пьет рюмку за рюмкой и не закусывает. Официантка не выдерживает и приносит ему корочку хлеба. Через несколько минут видит, что Саянов лежит под столом. Она сочувственно подходит к нему, наклоняется, пытаясь помочь, но слышит в ответ невнятное бормотание:
— Вот видишь, сволочь, что твоя корочка наделала?
Вполне возможно, что это помогло поэту скрывать свое истинное внутреннее состояние, и, кто знает, не было ли это пьянство широко распространенной в то время формой протеста против окружающей действительности. Фольклору это не известно. Зато сохранилась эпиграмма на Саянова.
— Встретил я Саянова.
— Саянова не пьяного?
— Саянова не пьяного.
— Значит, не Саянова.
Ленинградским театром драмы имени Пушкина с 1975 по 1991 г. руководил народный артист Советского Союза Игорь Олегович Горбачев. Свою театральную карьеру Горбачев начинал с блестяще сыгранной роли Хлестакова в гоголевском «Ревизоре». Но случилось так, что именно при нем прославленный в прошлом театр превратился в один из символов общественного и художественного застоя. На ярком фоне театральной жизни Ленинграда тех лет, представителями которой были театральные коллективы Н. П. Акимова, И. П. Владимирова, Г. А. Товстоногова, театр Горбачева являл собой образец скучного консерватизма и выразительной безликости. В народе театр прозвали «Корыто Горбачева».
Вместе с тем Горбачев был одним из любимых актеров советских партийных бонз. Награды сыпались на него, как золотой дождь.
По случаю очередного награждения Игоря Олеговича Горбачева правительственной наградой Фаина Григорьевна
— За создание в искусстве образа довольного человека.
С едва скрываемым вздохом облегчения встретила ленинградская общественность уход Горбачева из театра.
— Какую последнюю постановку осуществил Игорь Горбачев на сцене Пушкинского театра?
— Пьесу Островского «Не все коту масленица».
Может быть, и этот анекдот принадлежит Фаине Григорьевне Раневской. Во всяком случае, молва вполне может ей это приписать. Известно, что она отличалась редким остроумием. И петербургский городской фольклор может только гордиться тем обстоятельством, что ей, москвичке, принадлежат, пусть немногие, но очень уж питерские анекдоты.
Однажды Фаина Григорьевна Раневская приехала на отдых в Репино. Наутро ее подруга Татьяна Ованесова, разбуженная шумом проходившей рядом пригородной электрички, постучалась к Раневской:
— Как отдыхали, Фаина Григорьевна?
— Танечка, как называется этот дом отдыха?
— Имени Яблочкиной.
— Почему не имени Анны Карениной? Я всю ночь спала под поездом.
С 1957 г. Союз композиторов Советского Союза возглавлял композитор Д. Д. Шостакович. Серьезных сомнений в его гениальности не было ни у кого. И не только у преподавателей и друзей молодого композитора, но и у него самого. Помните, как он будто бы сказал в 1924 г., сразу после переименования Петрограда в Ленинград: «Значит, когда я умру город могут назвать Шостаковичградом?» Понятно, что это выглядело не более чем юношеской реакцией на очередную потерю Санкт-Петербургом своего исторического имени, но все-таки… Шостакович не мог не догадываться ни о своей гениальности, ни о своей роли в музыкальной культуре страны. Вот как это интерпретируется в анекдоте:
Композитор Шостакович стоял в очереди в гастрономе «Елисеев». К нему подошел алкоголик и спросил:
— Третьим будешь?
— Только первым, — ответил композитор.
— Тоже неплохо! — сказал алкоголик.
Более полутора десятилетий обязанности председателя правления Ленинградского отделения Союза композиторов исполнял верный и преданный сын своего времени Василий Павлович Соловьев-Седой. Не зря его инициалы, так похожие по звучанию на известную партийную аббревиатуру, заменили композитору его собственное имя. Среди близких друзей его называли коротко и вполне определенно: «ВПСС».
Надо сказать, что и сам Василий Павлович был не прочь поиграть словами. Особенно если они услаждали его профессиональный слух музыкальными ассоциациями. В свое время в композиторской среде был популярен анекдот о встрече Соловьева-Седого с композитором Вано Мурадели.
— Вано, — приветствовал его Василий Павлович, — ведь ты не композитор.
— Почему? — удивился тот.
— У тебя все не так. Даже в фамилии. Смотри сам. Вместо «Ми» у тебя «My», вместо «Ре» — «Ра», вместо «До» — «Де», вместо «Ля».