История политических учений. Первая часть. Древний мир и Средние века
Шрифт:
Против римских учреждений возражают, что они подавали повод к беспрерывным ссорам между патрициями и плебеями; но эти внутренние распри, говорит Макиавелли, нисколько не мешали величию республики. До времен Гракхов они редко сопровождались изгнаниями, а еще реже пролитием крови. Борьба вела единственно к установлению законов и учреждений полезных для общества, которыми ограждалась свобода и воздерживалось честолюбие вельможей. Таково было учреждение плебейских трибунов, лучших стражей народной свободы.
Макиавелли подробно излагает те средства, которые употребляли римляне для поддержания своего государственного устройства. Прежде всего он указывает на религию как на один из самых верных способов действовать на народ и сохранять в нем добрые нравы. Религия имеет для Макиавелли единственно значение политического орудия, и он, не обинуясь, советует употреблять религиозный обман для достижения политических целей. Это показывает, как далеко люди эпохи Возрождения отошли от средних веков. Затем следует обращать особенное внимание на обуздание сильных людей. Обыкновенно их честолюбие не знает границ, и они представляют величайшую опасность для республики. Необходимо зорко за ними следить и преграждать все пути к возвышению, в особенности тем из них, которые стараются обольстить народ и выставиться перед другими. С этою целью полезно дать гражданам право обвинения; оно служит вместе с тем и клапаном, через который выходит накопившееся неудовольствие. Там, где нет подобных законом установленных путей, люди прибегают к средствам беззаконным, а это может погубить республику. Опасно и сосредоточение власти в руках одного человека, ибо он легко может употребить ее во зло. В Риме диктатура была полезна для чрезвычайных случаев, она установлялась на короткий срок и не уничтожала других должностей. Но продолжительное соединение всех властей в руках децемвиров подвергло государство опасности. Наконец, в республике необходима строгость нравов. Макиавелли хвалит учреждение цензоров, которые, надзирая за гражданами и предупреждая развращение нравов, служили одним из лучших средств для сохранения свободы. Общее правило, которое Макиавелли выводит относительно внутреннего управления, состоит в том, что учреждения должны быть часто возвращаемы к первоначальному их принципу, ибо силою вещей все мало-помалу изменяется и портится. Этой цели могут способствовать как законы, так в особенности примеры доблестных мужей, которые часто действуют на сограждан более, нежели сами законы. Макиавелли, очевидно, не имел понятия о развитии человечества, о законе совершенствования. Сыну XVI века, который идеал свой видел в древних республиках, отклонение от первоначального устройства представлялось не иначе, как упадком.
После внутренней политики Рима Макиавелли излагает и внешнюю. Республиканскую форму он считает более способною к расширению владычества, нежели монархическую, ибо главное, что умножает силы государства, — это постоянное внимание к общей пользе, а оно гораздо более соблюдается в республиках, нежели в монархиях. Три пути представляются народам, которые хотят увеличить свое внешнее могущество: союз равносильных государств, главенство над союзниками и, наконец, совершенное покорение других народов. Последний путь самый ненадежный, ибо нет возможности постоянно держать в повиновении народы, которые не хотят покориться. Завоевания гибельны для государств, которые приобретают новые владения, не приобретая новой силы. Первая система хороша, но только для защиты, ибо в ней нет единства воли; здесь всегда может быть разногласие, и сами завоевания в пользу союза далеко не так заманчивы. Поэтому лучше всех второй путь, это тот, которого постоянно держались римляне в своих войнах. Они привлекали к себе союзников, оставляя им права и самоуправление и давая им часть добычи, но сами всегда оставались во главе. Таким способом они покорили весь мир. Макиавелли советует, по примеру римлян, вести войны краткие, но всеми силами, обогащать добычею казну, а не отдельные лица, выселять колонии для оберегания покоренных земель, никогда не оставлять военных упражнений и прежде всего иметь собственное войско, а не наемное, всегда ненадежное. К политическим размышлениям присоединяется и множество замечаний насчет военного искусства, которое Макиавелли изучил в подробности. Все это вместе изложенное не в систематическом порядке, а в виде рассуждений об отдельных случаях, представляет одно из самых поучительных политических сочинений, которые когда-либо появлялись в свет. Аристотель был основателем политики как науки; Макиавелли был восстановителем ее в Новое время, и если не всегда можно соглашаться с его доводами, если, читая его, иногда возмущаешься отсутствием нравственного чувства, то всегда удивляешься силе его ума и ширине его взгляда.
«Речи о первых десяти главах Тита Ливия» имели целью показать средства для сохранения республик. Совершенно иную задачу полагает себе Макиавелли в другой книге, которая получила гораздо большую знаменитость, в «Князе» (Il Principe). Здесь излагаются способы, которыми князь может приобрести новое государство и упрочить в нем свое владычество. Многие видели в этом противоречие с содержанием первого сочинения. Там Макиавелли является республиканцем, пламенно любящим свободу; здесь он пишет в пользу самого беззастенчивого деспотизма. Это отступничество от своих убеждений приписывали желанию снискать милость Лоренцо Медичи, которому посвящена книга: изгнанный из отечества, Макиавелли хотел возвратиться и вновь принять участие в делах, а для этого нужно было заслужить расположение тогдашнего главы флорентийского правительства. Другие, напротив, видели в этом сочинении иронию: республиканец по образу мыслей, Макиавелли хотел будто бы предостеречь народ от тех козней, к которым прибегают князья для утверждения своего владычества. Таково было мнение Руссо [181] . Внимательное изучение обоих произведений великого политика должно, однако, убедить каждого, что между ними нет противоречия. В «Речах о Тите Ливии», Макиавелли прямо говорит, что для создания и устройства новых государств монархия лучше республики; для развращенных же народов он считает монархию единственным возможным образом правления. Но и то и другое вполне прилагалось к современной ему Италии, где народ, по мнению Макиавелли, наиболее развращенный из всех, а между тем требовалось создание единого, крепкого государства. Нет страны, которая наслаждалась бы внутренним согласием и счастьем, говорит он в «Речах», если она не подчиняется вся единой республике или одному князю, как Франция и Испания. В Италии этому мешает Римская церковь, которая недостаточно сильна, чтобы соединить всю Италию под своим владычеством, а между тем разъединяет страну, постоянно призывая к себе на помощь одного князя против другого. Макиавелли вполне сознавал, что объединить Италию, освободить ее от внешних врагов и положить конец междоусобиям мог только князь; поэтому он и обратился к Лоренцо Медичи, предлагая ему средства для достижения этой цели. И в отношении к употреблению средств, «Князь» немногим отличается от Речей. И там Макиавелли оправдывал убийство Рема Ромулом необходимостью единовластия и порицал Бальони, который не решился убить папу Юлия II со всею его свитою, когда тот неосторожно отдался ему в руки. В «Князе» эта политика выступает в еще более грубой форме, ибо здесь дело идет об утверждении власти подавлением всех ее противников, а для этого нужны более сильные и менее разборчивые средства, нежели для охранения свободы. Но сущность воззрений и здесь и там одна и та же.
181
См. разнообразные мнения об этом вопросе у Моля: «Geschichte und Lite-ratur der Staatswissenschaften». T. III: Die Macchiavelli Literatur.
Макиавелли начинает с общего разделения княжеств по происхождению: есть княжества наследованные и новые; последние могут быть или присоединенные к старым владениям, или получившие самостоятельное устройство. С другой стороны, народ, среди которого устанавливается власть, может быть либо привыкший управляться князем, либо привязанный к свободе. Наконец, и средства, которыми власть приобретается, могут быть оружие, счастье или доблесть. Все эти разнородные случаи требуют различных путей для утверждения власти.
Всего легче сохраняется власть наследственная. Князю нужно только не нарушать существующего порядка. Если у него нет необыкновенных пороков, которые делают его предметом ненависти, он всегда будет любим. Затруднения оказываются только при вновь приобретенной власти. Когда князь к своим старым владениям присоединяет новую область, то существенный вопрос состоит в том: принадлежит ли в ней население к одной народности с другими подданными или нет? Если народность одна, то слияние совершается легко; в противном случае нужно значительное искусство. Хорошо, если князь сам поселится в новой области; полезно также заводить в ней военные колонии. Но прежде всего надобно держаться правила: ослаблять сильных и поддерживать слабых. Это необходимо соблюдать как относительно соседей, чтобы не нажить себе опасных соперников, так и относительно вельможей покоренной области. На последних никогда нельзя полагаться: они всегда готовы примкнуть к иностранному князю, чтоб избавиться от своего, но столь же легко отпадают от победителя. Из этого можно видеть, какое важное значение имеет для завоевателя политическое устройство покоренной страны. Там, где нет могущественной аристократии, где вся власть сосредоточена в руках монарха, покорение трудно, потому что иностранец не находит союзников, но зато легче удержать край в повиновении, ибо с падением монарха прекращается дальнейшее сопротивление. Напротив, там, где есть сильные вельможи, легко с их помощью покорить страну, зато держаться в ней труднее. Что же касается до народов, привыкших к свободным учреждениям, то с ними нельзя иначе сладить, как истребив их совершенно; ибо они всегда готовы восстать во имя свободы и прежних своих прав, о которых память не изглаживается ни течением времени, ни полученными благодеяниями.
Новая власть приобретается иногда добродетелью, когда доблестный муж водворяет новые порядки и через это становится главою государства. Достигнуть подобной власти трудно, но удержать ее легко, ибо здесь мало внутренних врагов. Трудность же приобретения состоит главным образом в том, что люди неохотно подчиняются новым порядкам. Народ вообще бывает непостоянен: можно убедить его в известной мысли, но нелегко удержать его в этом убеждении. Поэтому нововводитель всегда должен запасаться собственными средствами и оружием; когда перестают ему верить, он должен заставить себе верить силою.
Совершенно иное положение тех, которые становятся князьями случайно или посредством чужой помощи. Им власть достается легко, но как скоро они достигли вершины могущества, начинаются бесчисленные затруднения. Обыкновенно эти люди не умеют держаться на своем месте, потому что они к этому не приготовлены, да к тому же не имеют ни друзей, ни опоры. Однако и в этом случае разумный человек может достигнуть великих результатов. Образцом такого мудрого и доблестного мужа Макиавелли выставляет знаменитого Цезаря Борджиа и утверждает, что нельзя дать новому князю лучшего совета, как следовать примеру герцога. Затем он рассказывает, как Борджиа притворялся другом своих врагов, чтобы вернее их погубить, как он заманивал соперников под предлогом совещаний и потом убивал их, как он из предосторожности истреблял даже потомство тех людей, у которых отнимал владения. «Разбирая все эти действия герцога, — говорит Макиавелли, — я не могу его осуждать, ибо, имея высокую душу и великие цели, он не мог править иначе».
По-видимому, Макиавелли даже не считает этих дел безнравственными, ибо он под особою рубрикою ставит тех, которые приобрели власть злодеяниями. «Нельзя назвать это доблестью, — говорит он, — когда человек убивает своих сограждан, предает друзей, не имеет ни правды, ни благочестия, ни религии; этими способами можно приобрести власть, но не славу». Однако, прибавляет он, и подобное правление может утвердиться; все зависит от хорошего или дурного употребления жестокости. Кому нужно совершить злодейства, тот должен сделать это разом, чтобы не оставлять народ в постоянном опасении. Если жестокости продолжаются или даже усиливаются, то князю нет возможности удержаться: каждый боится за себя, и наконец все соединяются против тирана.
Что касается для приобретения власти волею сограждан, то это делается также двояким путем: или с помощью вельможей, или с помощью народа, ибо на эти две части разделяется каждое государство. В первом случае труднее удержать правление, ибо князь имеет много соперников. Вельможи всегда хотят властвовать, а народ желает только, чтобы его не притесняли. Поэтому всякий правитель должен опираться на массу, не только тот, который достиг власти помощью народа, но и тот, который приобрел ее поддержкою вельможей. Князь, которого не любит народ, не имеет прибежища в несчастии.