История Полоцка и Северо-Западной Руси
Шрифт:
Относительно внутреннего устройства земгалы мы можем сказать, что земгалы имели уже города, следовательно, были уже в близких отношениях к полоцким колониям. Потом это племя делилось на несколько мелких племен, которые более или менее были независимы друг от друга и имели своих старейшин; но, кажется, по крайней мере в первой половине XIII столетия главою и начальником всех племен земгалы или по крайней мере многих был богатый и сильный старейшина племени тернетена Вешгард. Впрочем, по всему вероятно, главенство Вешгарда было только личное, т. е. прочие старшины слушали его только по уважению к уму и могуществу, общего же между племенами, кроме языка и религии, ничего не было, не было постоянного союза между племенами. Это ясно свидетельствует о покорении немцами племени зелонов, принадлежавшего к земгальским племенам и занимавшего левый берег Двины. Племя зелонов жило на перепутье из Литвы в Ливонию, и их довольно укрепленный город, лежавший прямо на левом берегу Двины, был убежищем и местом отдохновения для литовцев, делавших набеги на ливов и летголу. В 1207 году епископ Альберт, имея в виду преградить свободную дорогу через Двину, собрал немцев, ливов и летголу, осадил город зелонов и после непродолжительной осады принудил его к сдаче, а зелонов всех обратил в латинство и над замком города водрузил знамя Богоматери в знак того, что все племя зелонов признает над собою власть немцев. И пока все это делалось, из соседних племен земгалы ни одно не пришло на помощь к зелонам, своим соплеменникам. И конечно, этого не могло бы быть, ежели бы между племенами земгалы была какая-нибудь связь, ежели бы они понимали целость земгальской земли; ибо покорение зелонов отворяло немцам ворота в земли земгалы, расчищало путь к последующим завоеваниям.
Курши,
О внутреннем устройстве и образе жизни куронов, или куршей, на основании данных, рассыпанных в летописях и договорах, мы можем сказать, что земли куршей рекою Виндавою разделялись на две неравные половины, на западную и восточную, часть западной половины, именно земли Дурпис и Саггара, имели своего царя или князя, владения этого государя разделялись на области, называвшиеся килигундами. Были ли князья в других краях Куронской земли – мы не знаем, но то известно, что в большей части племен куршей управление было в руках старшин или даже принадлежало народным собраниям; так, например, при заключении договора с рижанами от девяти куронских местностей не упоминается ни о князьях, ни о старшинах; договор прямо писан от девяти местностей, значит, в этих местностях не было ни князей, ни старшин. Приморские или береговые племена куршей занимались рыболовством и морскими разбоями и отличались храбростью и предприимчивостью; жители же внутренних областей были земледельцы и сеяли озимую пшеницу; ибо немцы в договоре 1230 года обложили их ежегодною данью по половине морского таланта озимой пшеницы с сохи и с бороны; следовательно, земледелие для жителей внутренних областей было общей промышленностью. Все это показывает, что курши в отношении к образу жизни находились на высшей степени развития сравнительно с многими из своих соседей и, по всему вероятию, до прибытия немцев были под влиянием Полоцка, которому, как известно, уже платили дань еще в первые времена русской истории.
Племя ливов принадлежало к древнейшим обитателям Прибалтийского края и, вероятно, владело всей тамошней страной, оно было одного происхождения с чудью, или эстами, и наровою, имевшими свои поселения по соседству с новгородскими владениями. Все сии племена принадлежали к финской расе, которая, по свидетельству древних греческих и римских писателей, владела всем Прибалтийским поморьем. Но в то время, как явились сюда полочане со своими колониями, ливам принадлежала уже самая незначительная часть здешней страны, именно устья Двины и правый берег этой реки до Бокенгаузена и по восточному берегу Рижского залива до устьев реки Перновы; на юго-востоке граница владений ливов сходилась с летголою, и на северо-востоке с соплеменниками ливов, чудью, или эстами, весь же левый берег Двины и на запад от Двины до Виндавы и за Виндавою, как мы уже видели, при появления в здешнем краю полочан, принадлежал разным литовским племенам, а именно: куршей, земгал и летголов, которые со всех сторон напирали на ливов и вообще на финнов и теснили их к северу. Появление в здешнем краю полочан, как должно полагать, несколько приостановило или подзадержало напор литовских племен и, таким образом, дало возможность ливам удержаться при устьях Двины. Двина, как большая торговая дорога к морю, естественно, должна была обратить на себя внимание предприимчивых и преданных торговле полочан. Продвинувши свои колонии к устьям Двины, полочане необходимо должны были натолкнуться на племя ливов, занимавшее устье Двины. И как ливы сравнительно с напиравшими на нее литовскими или латышскими племенами были племенем слабейшим, то полочане и должны были принять его под свое покровительство, чтобы тем безопаснее самим владеть устьем дорогой для них Двины. И действительно, полочане приняли все меры, чтобы остановить напор летголов, или латышей, они стали во враждебные отношения к летголе и, с одной стороны, выстроили в земле латышей на самой почти границе с ливами свой город Берзику, где постоянно держали своего посадника и потом князя, чтобы сдерживать латышей, а с другой стороны, в самой Ливонской земле на правом берегу Двины поставили свой пригород Кукейнос, где впоследствии посадили своего князя, вероятно из племени Изяславова. В конце XII века земли ливов, по крайней мере ближайшие к Двине, составляли уже полное владение полоцких князей, как ясно свидетельствует ливонский летописец Генрих Латыш, который, рассказывая о прибытии латинского миссионера Мейнарда в Ливонию, говорит, что Мейнард просил у полоцкого князя Владимира дозволения проповедовать христианство языческим ливам, потому что племя это состояло под властью полоцкого князя. Но, очевидно, вследствие междоусобий в самом Полоцке и стеснения полоцких князей другими русскими князьями покровительство Полоцка в конце XII века плохо защищало ливов от набегов соседних литовских племен земгалов и летголов; ибо немецкому миссионеру Мейнарду на другой же год по прибытии сюда пришлось строить замки Икесколу, Гольм для защиты ливов от набегов литвы и земгалов.
Ливы, или ливонцы, обрадованные помощью, которую им сделал Мейнард построением замков, охотно стали принимать
В 13-м году Альбертова епископства ливонцы, потерпевши множество поражений, видя свою землю опустошенною как немцами, так и немецкими союзниками – латышами и не ожидая ниоткуда помощи, решились на последнее средство – окончательно поддаться немцам, платить им определенную дань и взять себе правителей и судей от немцев. Епископ Альберт принял таковое решение, назначил определенный платеж дани и обещал защищать ливонцев от всех обид, но с условием: пока они будут держаться латинских обрядов веры; а на следующий год сумел вынудить у полоцкого князя согласие, чтобы ливонцам не платить дани в Полоцк; и таким образом окончательно утвердил Ливонию за собою и немцами и отстранил все сношения и связи ливонцев с полоцкими князьями.
Ливония, по свидетельству ливонских летописцев, разделялась на Ливонию по Двине, т. е. от Двины до реки Голвы (ныне Аа) на Торейду по реке Голве, и на Идумею и Межиполе по восточному берегу Рижского залива. Каждый из сих отделов составлял самостоятельное независимое племя; в каждом из сих племен были свое народное собрание, или вече, и, сверх того, старшины или лучшие люди, которых иногда подкупали немцы и через них уничтожали вредные для себя приговоры народных собраний. Кроме старейшин у ливов бывали еще старейшины старейшин, как бы князья. Так, во время Альберта старейшиной старейшин в Торейде был некто по имени Кавпон; но, по всему вероятию, таковое первенствующее старейшинство не было постоянным необходимым институтом в общественном устройстве ливов; а приобретал как бы княжескую власть тот или другой старейшина по своему богатству и могуществу; когда же такового налицо не было, то не было и этой как бы княжеской власти; на это указывает и самое выражение летописи – как бы княжеская власть. Тем не менее у ливов старейшины, как богатейшие и сильные люди, пользовались значительною властью. Они нередко вели общественные дела мимо народных собраний; так, мы уже видели, что в 1198 году старейшины, получивши богатые подарки от немецких купцов, успели отменить приговор народного собрания об изгнании немцев; или в 1205 году те же старейшины через своих посланных поднимали на немцев полоцкого князя Владимира; или в 1206 году старейшины города Гольма зазвали немцев в Укесколу; или в том же 1206 году старейшиною старейшин в Гольме был некто Ако, который руководил всем восстанием против немцев.
Четыре главных племени Ливонии делились еще на несколько мелких племен со своими старейшинами или, скорее, лучшими людьми, имевшими свои городки или остроги, где жили старейшины; таковые городки, например в Торейде, были: Куббеселе, Ропа, Сегевольд и другие. Городки сии, как местопребывание старейшин, нередко носили их имя и, кажется, в большей части случаев были их вотчинными владениями, и, по богатству и силе сих вотчин, сами старейшины или владельцы получали силу и некоторую власть или по крайней мере влияние на мелких и небогатых соседей, которые тянули под их покровительство и защиту; и богатейшие из таковых землевладельцев таким образом делались господствующими в своем племени, покровителями его и старейшинами. И немцы обыкновенно всегда старались действовать на старейшин, как лучших людей, их же при взятии какой-либо области или города обыкновенно заковывали в цепи, чтобы лишить народ руководителей. Так, в 1212 году при взятии ливонской области Леневарды все старейшины этого племени, зазванные обманом, были закованы в цепи, а город Леневарда сожжен.
Языческая религия ливонцев была чисто финская, одинаковая с соседними чудью, или эстами, и с финнами, живущими по восточному берегу Финского залива, и совершенно отличная от религии литовских племен. Главное божество, творец мира, у ливонцев и эстов назывался Ванна-изса, за ним было еще несколько богов низших степеней. Божествам своим ливонцы нередко приносили в жертву людей, обыкновенно пленников; так, в 1205 году ливонцы, поймавши нескольких немцев, вышедших из Укесколы, принесли в жертву своим богам. У ливонцев были свои оракулы, или толкователи воли богов, которым боги являлись в разных видах и предрекали будущее; так, в 1206 году, когда латышский священник Даниил, пришедши в селение Сыдегунду, собрал жителей для слушания проповеди слова Божия, то туда же явился один ливонец и сказал: «Я видел нашего бога, который открыл нам будущее. Явился передо мною образ или лик, выходящий из дерева от груди и даже до самого верха, и сказал мне: завтра придет рать литовцев; и мы из страха перед ней не должны вступать в битву». Имелись ли жрецы и храмы у ливонцев во время язычества, мы на это не имеем указаний; но судя по тому, что в приведенном выше рассказе толкователь воли богов, или оракул, видел бога в лесу, именно выходящего из дерева, а не в храме, должно допустить, что у ливонцев во время язычества не было храмов, да едва ли были и особенные жрецы, ибо в том же рассказе оракул назван не жрецом, а просто ливонцем, и о жрецах в летописях нет и помину. Способы пропитания для ливонцев доставляли их леса, поля, реки и море; ливонцы, по свидетельству летописей, занимались и звероловством, и рыболовством, и бортничеством, но главный их промысел составляло земледелие. У Генриха Латыша мы нередко встречаем упоминания о нивах и жатвах ливонцев; да и самую дань немцам они платили хлебом почем с сохи и с бороны. При земледелии ливонцы, естественно, должны были заниматься и скотоводством. Всем этим ливонцы занимались еще до прибытия немцев, по всему вероятию наученные полочанами; кроме того, они были знакомы и с торговлею, о чем можно заключить из того, что и первое знакомство их с немцами состояло в торговых сношениях, как прямо об этом говорит Генрих Латыш в своей летописи.
Представленный здесь очерк истории племен, живших в низовьях Двины и по приморью Рижского залива, ясно показывает, что племена сии хотя платили дань Полоцку и даже некоторые держали у себя полоцких князей, тем не менее плохо были проникнуты полоцкою цивилизациею и еще слабо колонизованы и составляли полоцкие владения в чужой земле, т. е. принадлежали к третьему разряду полоцких владений. Полочане почти не обращали на них внимания и смотрели на них только как на данников, а на их землю как на перепутье по большой Двинской дороге, для чего и держали по Двине свои города, где сидели их удельные князья со своими дружинами. А посему лишь только явились в устьях Двины немцы и построили Ригу, то все переменилось. Хотя туземцы около сорока лет боролись с немцами, но эта борьба послужила только к ослаблению и даже к совершенному почти истреблению некоторых племен; от порабощения же они не отбились. Два удельных полоцких князя, владевшие городами в низовьях Двины, хотя сначала также боролись с немцами, но по слабости своих средств не могли продолжать борьбу и сперва признали над собою власть епископа Альберта, а потом и вовсе лишились своих владений. Полоцкий же князь и полочане мало обращали внимания на борьбу с немцами; они слишком были заняты своими междоусобиями и вмешательством в полоцкие дела соседних русских князей и только сначала сделали несколько вялых походов, по вызову самих же ливонцев как своих данников. А когда ливонцы отказались платить дань в Полоцк, а немцы открыли полочанам свободный торговый путь по Двине вплоть до моря, то полоцкий князь и полочане, довольные такою уступкою, вовсе отступились от здешнего края, как не связанного с Полоцком никакими существенными интересами и не усвоившего себе русской цивилизации; и, таким образом, прежняя связь здешнего края с Полоцком окончательно порвалась, и немцы сделались полновластными владельцами как страны, так и туземного населения.