История России XX век. Эпоха сталинизма (1923–1953). Том II
Шрифт:
Историческая справка
Георгий Петрович Федотов (1886–1951). Публицист, церковный историк. Родился в Саратове, среднее образование получил в Воронеже. В 1905 г. как активный член социал-демократической партии высылался за границу. В 1908 г. поступил на историко-филологический факультет Петербургского университета. Посвятил себя изучению Средневековья. Занимался под руководством И.М. Гревса. С 1920 по 1922 г. руководил кафедрой истории средних веков в Саратовском университете, откуда был уволен. В Петрограде участвовал в религиозных полуподпольных философских кружках. В 1925 г. эмигрировал в Париж, где стал профессором Богословского института. В 1931 г. вышел его труд «Святые Древней Руси», радикально обновивший подход к
Запад был непосредственно восприимчив лишь к тем областям культуры, которые не нуждались в словесном понимании, не страдали от языкового барьера: к балету, музыке, живописи, немому кинематографу. Все эти отрасли находились в бурном расцвете уже в предвоенные годы. Успех Дягилевских балетов на Западе с их новаторскими музыкой и декорациями, как известно, был ошеломляющим – дореволюционная Россия, впервые за свою историю в художественном творчестве, учила и удивляла Европу. Эмиграция продолжила и усилила это присутствие России на Западе. Сергей Лифарь писал: «Мировой балет первой половины ХХ столетия был целиком создан художественными силами эмиграции». Имена композиторов Рахманинова, Стравинского, Гречанинова, Черепнина, Метнера, художников Шагала, Сутина, Зинаиды Гончаровой, Ларионова, Бенуа, Кандинского, Бориса Григорьева, Николая Рериха среди многих других свидетельствуют об огромном художественном вкладе эмиграции в жизнь и культурную сокровищницу Запада, а с полстолетним отстоянием во времени – и в сокровищницу России.
Литературная жизнь эмиграции была чрезвычайно богатой и разветвленной во всех местах рассеяния, но особенно во Франции. Издавалось свыше 600 журналов и альманахов, правда, большей частью не долговечных, с 1918 по 1972 г. было опубликовано 1080 романов и почти столько же стихотворных сборников, не говоря о литературных биографиях и сборников критики. В 1934 г. Дм. Философов, мечтавший создать «Литературную Академию Зарубежной России», насчитал около 150 живущих писателей-эмигрантов. Но литература на широкую арену не выходила: читателей было недостаточно, старшему поколению писателей не хватало живого воздуха родины, они все больше обращались к прошлому, у младших чувствовалось роковое отсутствие почвы. Переводы на иностранные языки были немногочисленны. Эсеры М. Вишняк, В. Руднев, И. Бунаков-Фондаминский, бросившие политику ради литературы, продолжали издавать толстый журнал «Современные записки» (1921–1940), по качеству и богатству материалов не уступающий прославившимся отечественным журналам ХIХ в. (на которые ссылалось название журнала). Главная заслуга журнала состояла в том, что он, в отличие от политиков, сумел объединить вокруг себя самые разные течения эмиграции.
Объединяло эмиграцию и имя Ивана Алексеевича Бунина, писателя-классика и непримиримого врага большевизма. Присуждение ему в 1933 г. Нобелевской премии восприняли не только как личное прославление, но и как признание в мировом масштабе всей эмиграции как литературного и общественно-политического явления. Характерно, что присуждение премии задержалось на целых десять лет. Имя Бунина впервые выдвинули на Нобелевскую премию еще в 1922 г. по рекомендации президента Чехословакии Томаша Масарика, но безуспешно, так как западная общественность боялась, что премия, пусть и большому писателю, но свежему и непримиримому политическому эмигранту, будет понята советским правительством как недружественный акт. Но присуждение пришло, хоть и поздно, но более чем вовремя для эмиграция, в годы, когда она, утомленная от своего вынужденного бездействия и чуждости западному миру, переживала тяжелый кризис (выразившийся, в частности, в ряде самоубийств молодых литераторов).
Наряду с Буниным, пожалуй, даже более широким признанием на Западе пользовался писатель-мыслитель Дмитрий Мережковский, благодаря широте своего историософского видения. Причудливый Ремизов со своими поисками бессюжетной прозы и вычурного языка, имел успех всего лишь у небольшой группы французских сюрреалистов. Было замечено и переведено «Солнце мертвых» Ивана Шмелева, самое сильное свидетельство того времени о большевицких злодеяниях в Крыму в 1920–1921 гг.
От безвоздушного пространства особенно страдали поэты, прежде всего сверходаренные: в середине 1920-х гг. замолкла (перешла к прозе) Марина Цветаева, а за ней и Владислав Ходасевич. У более молодых поэтов возобладала так называемая «парижская нота» ностальгии, отчаяния, переходящих в беспросветный нигилизм (Г. Иванов, Д. Кнут и другие).
«Россия – счастье, Россия – свет. А, может быть, России вовсе нет? И над Невой закат не догорал, ИЕще ярче слышимость и неуслышанность писателей в эмиграции сказались на судьбе Владимира Набокова-Сирина: исключительно одаренного прозаика молодого поколения, пользовавшегося неизменным успехом и у критиков и у читателей, автора семи выдающихся русских романов. И, тем не менее, даже Набоков продолжал тяготиться скромными размерами эмигрантской среды. В своем последнем, совершенном по импрессионизму слова, русскоязычном романе «Дар» (1938 г.) Владимир Набоков в горьких строфах главного героя – поэта Федора Годунова-Чердынцева прощается с Россией:
«Благодарю тебя, отчизна, За злую даль благодарю! Тобою полн, тобой не признан, я сам с собою говорю. И в разговоре каждой ночи сама душа не разберет, моё ль безумие бормочет, твоя ли музыка растет…»«Отчего это в России все сделалось таким плохоньким, корявым, серым, как она могла так оболваниться и притупиться? <…> Не следует ли раз навсегда отказаться от всякой тоски по родине, от всякой родины, кроме той, которая со мной, во мне, пристала как серебро морского песка к коже подошв, живёт в глазах, в крови, придаёт глубину и даль заднему плану каждой жизненной надежды?» – размышляет молодой Годунов-Чердынцев.
В начале Второй мировой войны переехав в США, Набоков ушел из русской речи и стал всемирно признанным англоязычным писателем – «американцем русского происхождения».
Но была область более сокровенная, в которой часть верующей эмиграции почувствовала свое «посланничество», обращенное в будущем к России, а тогда непосредственно к западному миру: это «провиденциальное» присутствие в западных странах Православной Церкви, свободной от национальных и государственных ограничений.
В 1923 г. в Чехословакии состоялся съезд кружков православной русской молодежи, в котором приняли участие почти все корифеи религиозно-философского возрождения начала века – «веховцы»: о. Сергий Булгаков, Николай Бердяев, Петр Новгородцев, Петр Струве (к которым годом позже присоединился и Семен Франк) и более молодые богословы или еще только ими становящиеся – Василий Зеньковский, Лев Зандер, Георгий Флоровский, Киприан Керн, Николай Афанасьев, Николай Зёрнов и др. Съезд был воспринят как некое откровение, как своеобразная «пятидесятница эмиграции». На нем было решено создать «Русское студенческое христианское движение» (РСХД). Его возглавил В. Зеньковский, и под его динамичным председательством, длившемся почти 40 лет, РСХД было суждено сыграть существенную миссионерскую и просветительную роль во Франции и в Прибалтике.
На том же съезде было принято решение основать в Париже высшую богословскую школу – «Православный институт имени преп. Сергия». В Свято-Сергиевском институте, впервые в высшем духовном образовании, преподавали профессора, пришедшие не из духовных семинарий и академий, а из гражданских университетов. Под возглавлением о. Сергия Булгакова, ставшего крупнейшим богословом ХХ столетия, Институт стяжал себе, как на православном Востоке, так и на инославном Западе, мировую славу. Английские и американские протестанты с большой готовностью пошли навстречу и поддержали эти начинания, позволявшие им ближе познакомиться с духовной и богословской традицией Православной Церкви.