История России. XX век. Как Россия шла к ХХ веку. От начала царствования Николая II до конца Гражданской войны (1894–1922). Том I
Шрифт:
Только 23 вечером, видя, что дело идет к захвату власти, он обратился к военным начальникам Петрограда, но под разными предлогами почти никто не откликнулся на его призыв. К вечеру 24 октября к Зимнему дворцу по своей инициативе подошли несколько сот юнкеров, 130 ударниц женского батальона и 40 георгиевских кавалеров-инвалидов. Они встали на защиту дворца не потому, что уважали Керенского и его правительство, но потому что ценили свободу и достоинство России, ненавидели предателей-большевиков и с отвращением и презрением смотрели на то обезумевшее народное стадо, которое, разнуздав, большевики вели за собой, чтобы его силой захватить себе власть. Они надеялись, что появится
Свидетельство очевидца
Американский социалист журналист Джон Рид, бывший в Петрограде в дни Октябрьского переворота и весьма сочувствовавший большевикам, оставил следующее описание города перед захватом власти большевиками: «В эти дни Петроград представлял собой замечательное зрелище. На заводах помещения комитетов были завалены винтовками. Приходили и уходили связные, обучалась Красная гвардия… Во всех казармах днём и ночью шли митинги, бесконечные и горячие споры. По улицам в густевшей вечерней тьме плыли густые толпы народа. Словно волны прилива, двигались они вверх и вниз по Невскому. Газеты брались с боя… Грабежи дошли до того, что в боковых улочках было опасно показываться… Однажды днём на Садовой я видел, как толпа в несколько сот человек избила до смерти солдата, пойманного на воровстве… Какие-то таинственные личности шныряли вокруг хлебных и молочных хвостов и нашёптывали несчастным женщинам, дрожавшим под холодным дождём, что евреи припрятывают продовольствие и что, в то время как народ голодает, члены Совета живут в роскоши». – Джон Рид. Десять дней, которые потрясли мир. 1919.
Развивался переворот довольно медленно. Только поздно вечером 24 октября небольшие отряды Красной гвардии заняли ряд мостов, а также вокзалы, телеграф, телефон и электростанцию, выбив охранявших эти объекты юнкеров. Ленин рассчитывал, что он сможет вывести на улицы 50 тысяч красногвардейцев, но рабочие отряды дали только Балтийский (255 чел.) и Путиловский (80 чел.) заводы, да Павловский и Кексгольмский полки выслали заставы. Остальные войска гарнизона объявили «нейтралитет».
К ночи в Петроградский совет, расположенный в здании бывшего Смольного института благородных девиц, из своей конспиративной квартиры на Выборгской стороне на трамвае приехал Ленин. Он тут же стал требовать взять Зимний дворец – резиденцию Временного правительства. О том, что делать потом, Ленин в то время не думал. «Политическая цель выяснится после взятия», – считал он. К утру 25 октября Зимний был отрезан от остального города красными отрядами, но штурм все не начинался.
По призыву Подвойского к столице двинулись боевые корабли и одновременно поездом отправились кронштадтские матросы-анархисты. Более 10 тысяч моряков и 11 кораблей приняли участие в Октябрьском перевороте.
Увидев, что дело плохо, Керенский утром 25 октября уехал в автомобиле в штаб Северного фронта искать там поддержки, передав должность главнокомандующего одному из министров – Кишкину.
Смена караулов прошла незаметно. Город жил нормальной жизнью, работали предприятия, ходили трамваи, досужая публика развлекалась, и даже курс акций не упал. Подвойский и другие руководители осады Зимнего долго не решались на штурм, так как не желали излишнего
Свидетельство очевидца
Вечером накануне переворота Джон Рид записал:
«Придя в Смольный, я увидел впереди себя у внешних ворот Троцкого с женой. Их задержал часовой. Троцкий рылся по всем карманам, но никак не мог найти пропуска.
«Неважно, – сказал он, наконец, – вы меня знаете. Моя фамилия Троцкий».
«Где пропуск? – упрямо отвечал солдат. – Прохода нет, никаких я фамилий не знаю».
«Да я председатель Петроградского Совета».
«Ну, – отвечал солдат, – уж если вы такое важное лицо, так должна же у вас быть хотя бы маленькая бумажка».
Троцкий был очень терпелив. «Пропустите меня к коменданту», – говорил он. Солдат колебался и ворчал о том, что нечего беспокоить коменданта ради всякого приходящего. Но, наконец, он кивком головы подозвал разводящего. Троцкий изложил ему своё дело. «Моя фамилия Троцкий», – повторял он.
«Троцкий… – разводящий почесал в затылке. – Слышал я где-то это имя… – медленно проговорил он. – Ну, ладно, проходите, товарищ».
«Как раз на углу Екатерининского канала под уличным фонарём цепь вооружённых матросов перегораживала Невский, преграждая дорогу толпе людей, построенных по четыре в ряд. Здесь было триста-четыреста человек: мужчины в хороших пальто, изящно одетые женщины, офицеры – самая разнообразная публика. Среди них мы узнали многих делегатов съезда, меньшевистских и эсеровских вождей. Здесь был и худощавый рыжебородый председатель исполнительного комитета крестьянских Советов Авксентьев, и сподвижник Керенского Сорокин, и Хинчук, и Абрамович, а впереди всех – седобородый петроградский городской голова старый Шрейдер и министр продовольствия Временного правительства Прокопович, арестованный в это утро и уже выпущенный на свободу. Я увидел и репортёра газеты «Russian Daily News» Малкина. «Идём умирать в Зимний дворец!» – восторженно кричал он. Процессия стояла неподвижно, но из её передних рядов неслись громкие крики. Шрейдер и Прокопович спорили с огромным матросом, который, казалось, командовал цепью.
«Мы требуем, чтобы нас пропустили! – кричали они. – Вот эти товарищи пришли со Съезда Советов! Смотрите, вот их мандаты! Мы идём в Зимний дворец!..»
Матрос был явно озадачен. Он хмуро чесал своей огромной рукой в затылке. «У меня приказ от комитета – никого не пускать во дворец, – бормотал он. – Но я сейчас пошлю товарища позвонить в Смольный…»
«Мы настаиваем, пропустите! У нас нет оружия! Пустите вы нас или нет, мы всё равно пойдём!» – в сильном волнении кричал старик Шрейдер.
«У меня приказ…» – угрюмо твердил матрос.
«Стреляйте, если хотите! Мы пойдём! Вперёд! – неслось со всех сторон. – Если вы настолько бессердечны, чтобы стрелять в русских и товарищей, то мы готовы умереть! Мы открываем грудь перед вашими пулемётами!»
«Нет, – заявил матрос с упрямым взглядом. – Не могу вас пропустить».
«А что вы сделаете, если мы пойдём? Стрелять будете?»
«Нет, стрелять в безоружных я не стану. Мы не можем стрелять в безоружных русских людей…»
«Мы идём! Что вы можете сделать?»