История России. XX век. Как Россия шла к ХХ веку. От начала царствования Николая II до конца Гражданской войны (1894–1922). Том I

Зубов Андрей Борисович

Силы были слишком неравны, а тыловая база грузинской армии – мала. Несмотря на доблестное сопротивление грузинской армии в Тифлисской (16–25 февраля) и Батумской (12–18 марта) операциях, превосходящие силы Красной армии и грузинских коммунистов-повстанцев одержали верх. 18 марта грузинская армия, с боями отходившая к морю, капитулировала в Батуме. Турки к тому времени уже заняли Батум, и Казим-бек, сбросив маску, объявил себя его губернатором. 18 марта в Батум вошли войска Красной армии. Грузинское правительство Жордании по условиям капитуляции (под нажимом Социнтерна) смогло выехать в Константинополь на нескольких пароходах. Но большинство офицеров и гражданских лиц, желавших эвакуироваться, большевики и турки к отъезду

не допустили. Их судьба была трагична.

25 февраля в занятом коммунистами Тифлисе была провозглашена советская республика. В августе 1924 г. в Грузии началось широкое народное восстание против власти большевиков, но оно было подавлено быстро и жестоко при безмолвии Запада.

Из ставших советскими Азербайджана, Армении и Грузии была создана Закавказская Советская Федеративная Республика (ЗСФСР), подписавшая в 1924 г. договор о создании СССР (вместе с РСФСР, БССР и УССР).

2.2.39. Уход Белой России в подполье и изгнанье

Русская – добровольная или вынужденная – эмиграция, совершившаяся в силу захвата власти большевиками и последующей за ней пятилетней Гражданской войны – явление в мировой истории уникальное: по численности (свыше миллиона душ), по составу – одновременно всесословному и элитарному, по длительности – 70 лет, по политическому значению и богатейшему культурному творчеству.

«Из России ушла не маленькая кучка людей, группировавшаяся вокруг опрокинутого жизнью мертвого принципа, но все те, в руках которых было сосредоточено руководство страны», – писал известный юрист Борис Нольде в первом номере «Последних Новостей», парижской ежедневной газеты, основанной 1 апреля 1920 г.

Еще до поражения Белого движения в Берлине и Париже оказались многочисленные представители политического мира, деловой среды, банкиры, промышленники, журналисты, собственно все те, кому опасно, да и не к чему стало жить в большевицкой России. После прекращения военных действий на фронтах социология эмиграции изменилась: более четверти покинувших страну принадлежали к армиям, сражавшимся под Петроградом, на Крайнем Севере, но главным образом на Юге России – в Крыму, на Дону и Кубани и в Сибири.

Первый поток прибыл в январе 1920 г. из Одессы, поспешно сданной французским командованием: 50 000 человек, число несоразмерное со всеми, кто хотел бежать, смогли эвакуироваться в трехдневной срок; второй – после поражения генерала Деникина, из Новороссийска в марте 1920 г., наконец, третий, наиболее многолюдный, из Крыма, куда генерал Врангель, ставший главнокомандующим, перевел часть армии из Кубани и где продержался чуть более полугода. Врангель провел беспримерную эвакуацию: «Все, что было в состоянии сражаться (70 000 человек), – писал он, – а также флот, все раненые офицеры без исключения и семьи военных и невоенных. Общее число эвакуированных достигло 130 000».

Сходное число, более ста тысяч человек, в октябре 1922 г., когда пало последнее небольшевицкое правительство во Владивостоке, хлынуло в китайскую Маньчжурию и обосновалось преимущественно в Харбине. Наряду с военными потоками многие в частном порядке переходили еще не запертые наглухо новые границы – финскую, эстонскую, польскую, румынскую. Завершением исхода был царственный «подарок» Ленина, осенью 1922 г. снарядившего «философский пароход», на котором были высланы навечно, под угрозой расстрела при попытке возвращения, 170 представителей интеллигенции, в частности весь цвет русской философской мысли: Н. Бердяев, С. Франк, Н. Лосский, И. Ильин и др. Протоиерей С. Булгаков был несколько позже выслан из Крыма, Ф. Степун – через польскую границу. После 1922 г. из России уже выезжали только единицы, пользующиеся командировками, чтобы оставаться на Западе. А к концу 1920-х гг. и этот путь был фактически прегражден.

В Турции оказалось

выехавшее с Врангелем правительство без территории и армия без государства. В 1921 г. воинские части стали в полном составе разъезжаться на рудники в Болгарию, на стройки в Югославию, а в индивидуальном порядке – на работу во Францию и на учебу в Чехословакию, дававшую русским студентам стипендии. Британская комиссия Д. Симпсона в 1922 г. насчитала 863 тысячи «русских» эмигрантов, а согласно Лиге Наций, общее число (включая армян, грузин, украинцев и др.) составило 1 млн. 160 тысяч. Численность «Зарубежной Руси» оценивалась и более высокими цифрами – Ленину виделось 2 млн. – что оправдано только в том случае, если включить в ее число около 700 тысяч русских, никуда не эмигрировавших, а очутившихся за рубежом в результате изменения государственных границ – в Польше, Литве, Эстонии, Латвии, Румынии, Финляндии. Здесь они ощущали себя не эмигрантами, а национальным меньшинством. Российская диаспора состояла из представителей многих классов, не исключая рабочих и крестьян. Это был «сколок» общества, но социальные группы были представлены непропорционально. Поэтому эмиграция ассоциируется прежде всего с элитарными слоями. Около четверти от общего числа эвакуировавшихся составляли военные. Этот факт определил их лидирующее положение в Зарубежье.

Генерал Врангель мыслил эвакуацию как временную необходимость и рассчитывал, что если «Запад поймет мировую опасность большевизма и даст средства сохранить армию, то наш исход может привести и к победе». Первой его задачей было предоставить вывезенной армии минимальные средства для выживания и сохранить в ней единство и боевой дух. По договору с французским правительством, признавшим в 1920 г. правительство Врангеля в Крыму, эвакуированные поступали под покровительство Франции, обеспечивавшей их содержание, взамен чего Франция получала в залог 30 военных и вспомогательных судов русского флота, отправленных в Бизерту (Тунис).

Армия и сопутствующие ей беженцы были распределены в Константинополе, в Галлиполи и на соседних островах – Лемносе, Принцевых, в специальных созданных лагерях. Казаки были интернированы на острове Лемнос и в лагере Чилингир, в 85 км от Константинополя. Жизнь в лагерях была очень трудной, люди страдали от хронического недоедания, от недостаточной медицинской помощи, нехватки средств гигиены и отопления. Выдавали беженцам на человека в день 500 граммов хлеба или муки, 300 граммов картошки, 20 граммов растительного жира, 4 грамма чая, 30 граммов сахара, иногда мясные консервы, сухое молоко. В среднем меньше чем 2000 калорий в день. Жили в переполненных, порой протекающих палатках. Смертность, особенно среди стариков и детей, была очень высокой. Выделенные под кладбища участки заполнялись могилами с ужасающей быстротой.

Французская и британская администрация старались делать все возможное для облегчения жизни русских беженцев, но это было трудное, голодное послевоенное время. Страны-победильницы страдали и от разорения войной, и от многомиллионных потерь убитыми и искалеченными среди молодых мужчин самых работоспособных возрастов. Далеко не вся общественность Великобритании и Франции была настроена положительно к России и беженцам. Многие левые сочувствовали социальному эксперименту большевиков и поддерживали не Белых, а Красных, а правые справедливо считали, что развал Восточного фронта в результате русской революции и предательский Брестский мир стоили союзникам лишнего года войны, новых разрушений и миллионов жертв. Правительствам союзников приходилось убеждать противников помощи русским беженцам. Но значительная часть общественного мнения стран Антанты порой шла даже впереди правительств в желании помочь изгнанникам. Многие при этом руководствовались, особенно в Великобритании и Бельгии, ясно сознаваемыми христианскими принципами отношения к гонимым и обездоленным.