История России. XX век. Как Россия шла к ХХ веку. От начала царствования Николая II до конца Гражданской войны (1894–1922). Том I
Шрифт:
Национальное движение латышей и эстов не может примириться с ролью людей второго сорта на своей родине. Часть балтийцев, особенно жителей крупных городов – Риги, Митавы, Ревеля, начинает блокироваться с немцами против русских. Это приводит к избранию в III Думу не только эстонцев и латышей, но и немецких дворян, например Александра фон Мейендорфа, октябриста, занявшего место товарища председателя Думы. Другая часть балтийцев продолжает больше полагаться на русских, надеясь с их помощью обуздать немцев. Но большинство подходят к роковому 1917 г. равно разочарованными и в тех и в других. Среди интеллигенции начинают вызревать планы достижения независимости, создания национальной государственности. Грубые ошибки русской администрации в Балтийском крае: безнравственная игра на балто-немецких противоречиях и неправильно понятые стратегические интересы (русификация Прибалтийского края) – оттолкнули от России значительную часть латышей и эстонцев, породили растерянность или равнодушие к общеимперским задачам у большинства других.
Литература:
A. Schwabe. Agrarian History of Latvia. Riga, 1930.
C. Lundin. The Road from Tsar to Kaiser: Changing Loyalties of the Baltic Germans, 1905–1914 // Journal of Central European Studies, October, 1950.
Еврейский вопрос
Многочисленные правовые ограничения, существовавшие в Российской Империи в отношении евреев, не были отменены в 1905 г. П. А. Столыпин, став Председателем Совета министров, в начале октября 1906 г. предложил министрам обсудить меры по хотя бы частичному смягчению ограничений, наложенных на евреев Империи. Столыпин был русским патриотом, но вовсе не был антисемитом. Он прекрасно понимал весь вред, наносимый Империи бессмысленными и унизительными ограничениям для ее граждан иудейского вероисповеданья. В отличие от поляков или финнов, в евреях он не видел врагов целостности Российского государства. Напротив, опасаясь антиеврейских настроений, распространенных среди жителей западных губерний Империи, евреи, по мнению Столыпина, надеются на защиту от погромщиков со стороны Императорской власти и поэтому, если их не унижать, станут важным компонентом, цементирующим единство русского государства. Совет министров поддержал мнение Столыпина, и вскоре был подготовлен законопроект «О пересмотре постановлений, ограничивающих права евреев», который был подан на подпись Государю.
10 декабря законопроект вернулся неподписанным. В письме Столыпину Император так объяснял свое решение: «Несмотря на самые убедительные доводы в пользу принятия положительного решения по этому делу, – внутренний голос всё настойчивее твердит мне, чтобы я не брал этого решения на себя. До сих пор совесть моя никогда меня не обманывала. Поэтому и в данном случае я намерен следовать ее велениям. Я знаю, Вы тоже верите, что „сердце царево в руцех Божиих“. Да будет так».
Этот законопроект с согласия Государя был подан Советом министров в III Думу. Но ни III, ни IV Дума так и не нашли времени даже обсудить его, тем более не приняли они никакого решения. По вине депутатов законопроект провалялся в отложенных законопроектах до революции 1917 г., а права евреев так и не были уравнены с правами иных российских подданных.
Каким все же было действительное положение российских евреев в последнее предреволюционное десятилетие? Впоследствии, уже в эмиграции, многие авторитетные представители еврейства оценивали свое существование в этот период отнюдь не трагично. Так, публицист и общественный деятель, член ЦК Сионистской партии в 1906–1917 гг. Даниил Самойлович Пасманик писал: «При царском режиме евреям жилось куда лучше и, что бы там ни говорили, перед Великой войной материальное и духовное состояние русского еврейства было блестящее. Мы тогда были политически бесправными, но мы могли тогда развивать самую интенсивную деятельность в области национально-духовного строительства, а еврейская традиционная нищета прогрессивно исчезала». А другой известный еврей-эмигрант замечал, что, вопреки черте оседлости, процентной норме и имевшим место погромам, он «был и чувствовал себя свободным человеком, для которого открыта широкая возможность работать в самых разнообразных областях человеческой деятельности, который мог материально обогащаться и духовно расти, мог бороться за недостающее ему и копить силы для продолжения борьбы».
Историческая справка
Печальным примером распространения антисемитизма стал проходивший в Киеве судебный процесс по так называемому «делу Бейлиса». В марте 1911 г. был убит с особой жестокостью Андрей Ющинский – голову и грудь мальчика убийца истыкал острым орудием вроде шила, из тела была выпущена вся кровь, руки связаны за спиной. Множество специалистов дали свои заключения, что никакие священнодействия иудейской религии никогда не предусматривали и не предусматривают возможности подобных «ритуальных убийств». Высказывалось предположение, что мальчик попал в руки какой-то тайной изуверской секты, не имевшей ничего общего ни с одной из разрешенных религий Империи, в том числе и с иудейской. Но ультраправые националисты начали широкую антисемитскую кампанию, которую поддержали депутат Думы Н. Е. Марков, видный богослов профессор Т. И. Буткевич и знаменитый писатель В. В. Розанов. В совершении «ритуального убийства» заподозрили приказчика кирпичного завода Менделя Тевье Бейлиса. Предвзятость следствия была настолько очевидной, что против процесса выступил даже известный националист В. В. Шульгин, который сразу стал объектом преследования крайне правых кругов, обвинивших его в предательстве. Состав присяжных был подобран так, что среди них не было ни одного человека с высшим образованием: семь крестьян, три мещанина и два мелких чиновника. Однако вопреки ожиданиям обвинения, именно эти малообразованные люди, которых можно было заподозрить в погромных симпатиях, 30 октября 1913 г. вынесли Бейлису оправдательный приговор. Убийцы Андрея Ющинского так и не были найдены.
На Кавказе успешно действовал назначенный в 1905 г. наместником просвещенный либерал граф Илларион Иванович Воронцов-Дашков, который проводил политику взаимодействия с местными национальными элитами, что привело к постепенному успокоению края, пережившему страшную армяно-азербайджанскую резню и разгул терроризма в время революции 1905–1906 гг. Объясняя принципы своей политики, граф писал: «Я не допускаю возможности управления Кавказом из центра на основании общих формул, без напряженного внимания к нуждам и потребностям местного населения. Централизация допустима только тогда, когда она в силах внимательно следить за всеми проявлениями жизни населения на определенной территории и регулировать их в известном направлении, иначе она опасна, т. к. ведет к разобщению частей государства».
Общее успокоение в Империи, наступившее в 1907 г., перевело в холодную форму и армяно-азербайджанский конфликт. И армяне, и азербайджанцы стремились законными путями вытеснить своих противников из зоны совместного чересполосного проживания в Елизаветпольской и Эриваньской губерниях. Так, весной 1907 г. съезд мусульман Елизаветпольской губернии постановил «при помощи бакинских капиталистов Тагиевых и др. скупить у армян все земли от Агдама до Ходжалы и вообще сделать Карабах мусульманской провинцией». С другой стороны, в записке из Департамента полиции подчеркивалось, что «в столкновениях с татарами армяне преследуют осуществление своих политических идеалов и, между прочим, вопрос о единой сплошной территории с исключительно армянским населением взамен полной перемешанности армян и татар, и во время последних погромов успели очистить от татар значительную часть нагорного района Елизаветпольской губернии».
Терские казаки посылали запросы в Государственную Думу 1-го, 2-го и 3-го созывов с просьбами защитить их имущество от набегов горцев или позволить защищать его самим. Однако все просьбы так и остались нерассмотренными. В итоге казаки брали в руки оружие и громили чеченские аулы. Чеченцы отвечали ударом на удар. В Чечне действовал отряд Зелим-хана, который безуспешно пыталась изловить полиция, а эксцессы продолжались вплоть до 1911 г., причем разобраться, кто прав, а кто виноват, в конечном итоге не представлялось возможным. Все меры, предпринимаемые правительством, были запоздалыми. В результате – вражда казаков и горцев осталась такой же, как и в середине XIX в., и достигла своего апогея в годы Гражданской войны.
В Средней Азии и Казахстане население было недовольно изъятием земель для русских переселенцев, активно действовали различного рода мусульманские организации, велась пантюркистская пропаганда. В 1898 г. в Фергане уже полыхало восстание под предводительством имама Мухаммад али Хальфа (Мадали), объявившего русской власти священную войну – газават. Восстание было подавлено, и прежняя политика колонизации края продолжалась.
Некоторые администраторы региона, например Ферганский губернатор генерал-лейтенант А. И. Гиппиус, предупреждали об опасности проведения политики обрусения края, однако к ним мало прислушивались в Петербурге. Сам Гиппиус был отстранен от должности. В 1916 г. в Средней Азии вспыхнуло восстание, связанное с царским указом о призыве «инородческого мужского населения на тыловые работы» и продолжавшееся вплоть до Февральской революции, а в некоторых районах и после нее. Жертвами восстания стали как тысячи русских переселенцев, растерзанных или проданных в рабство в Афганистан и Синьцзян восставшими, так и множество «туземцев», казненных карательными отрядами. Потеряли всё имущество и были дотла разорены десятки тысяч русских и инородческих семей. В октябре 1916 г. Император отменил указ об обязательном призыве инородцев. Но было поздно – значительная часть Средней Азии уже находилась в состоянии межнациональной войны.
Литература:
А. Е. Алекторов. Инородцы в России. Современные вопросы. СПб., 1906.
А. Ю. Бахтурина. Окраины Российской Империи: Государственное управление и национальная политика в годы Первой Мировой войны. М., 2004.
К. Залевский. Национальные движения // Общественное движение в России в нач. XX века. Т. 4. Ч. 2. СПб., 1911.
Марко Буттино. Революция наоборот: Средняя Азия между падением царской империи и образованием СССР / Пер. с итал. Н. Охотина; послесл. Альберто Мазоэро. М.: Звенья, 2007.