История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 2
Шрифт:
иному, чем искусство Толстого, Достоевского или Марселя Пруста. Нет
писателя, который превзошел бы Чехова в изображении непреодолимой
обособленности людей друг от друга, невозможности взаимопонимания. Эта
тема лежит в основе большинства произведений Чехова, однако, несмотря
на это, персонажи Чехова на удивление лишены индивидуальности.
Личность в его рассказах отсутствует.
Его
некоторых «словечек», которые он им время от времени одалживает) одним и
тем же языком, языком самого Чехова. Их нельзя узнать по голосу– как можно
узнать героев Толстого или Достоевского. Все они похожи друг на друга,
сделаны из одного материала – общечеловеческого, – и в этом смысле Чехов
самый «демократичный», самый «всеобщий» из всех писателей.
Потому что похожесть всех мужчин и женщин у него, конечно, не
признак слабости, а выражение его глубокого убеждения в том, что жизнь
однородна, а явление индивидуальности только разрезало ее на
водонепроницаемые отсеки.
Чехов – как Стендаль, как французские классицисты, в отличие от
Толстого, Достоевского и Пруста, – изучает «человека вообще», род
человеческий. Но в отличие от классицистов он, как Пруст, останавливает
внимание на мельчайших подробностях, на «булавочных уколах» и «соломинках
души». Стендаль имеет дело с психологией «целых чисел». Он прослеживает
главные, сознательные, творческие линии психической жизни. Чехов
сосредоточен на «дифференциалах» сознания, его меньших, подсознательных,
невольных, разрушительных и растворяющих силах.
Как искусство чеховский метод активен, – более активен, чем, например,
прустовский, потому что основан на более четком и сознательном отборе
материала и на более сложном и тщательном его расположении.
Но как «мировоззрение», как «философия», этот метод глубоко пассивен и
«лишен сопротивляемости», поскольку представляет собой полную сдачу на
милость «микроорганизмов» души, ее разрушительных микробов.
58
Отсюда общее впечатление, производимое творчеством Чехова, –
впечатление, будто бы у него был культ слабости и бездействия. На самом деле
у Чехова не было другого способа проявить сочувствие своим персонажам,
кроме как показать подробно процесс их подчинения своим микробам.
Сильный человек, который не терпит поражения в этой борьбе или вообще ее
не пережил, всегда вызывает у Чехова меньше сочувствия и играет у него в
произведениях
чеховскому миру.
Сильный человек в этом мире просто бесчувственное животное, с
толстой кожей, не чувствующей «уколов», которые являются единственно
важным в жизни.
РассказыЧехова построены так, что конструкция у них не
повествовательная– ее скорее можно назвать музыкальной, только не в том
смысле, что его проза мелодична – она не мелодична, Чеховский метод
построения рассказа сходен с методами музыкального построения. Рассказы его
одновременно текучи и точны. Чехов строит свои рассказы по чрезвычайно
сложным кривым, но эти кривые точно рассчитаны.
Рассказ Чехова– серия точек, через которые можно точно провести
кривые, которые он разглядел в запутанной паутине сознания. Чехов
замечательно прослеживает первые стадии эмоционального процесса,
указывает первые симптомы отклонения – еще не различимые для постороннего
взгляда и даже для того, в ком идет процесс, – первые симптомы, когда
нарождающаяся кривая, кажется, еще совпадает с прямой. Легчайшее
прикосновение – сначала почти не привлекающее внимания читателя – дает
намек на направление, в котором пойдет рассказ. Потом оно повторяется как
лейтмотив, и при каждом повторении становится яснее отклонение кривой,
которая заканчивается совсем в другом направлении, чем начальная прямая.
Такие рассказы как Учитель словесности, Ионыч, Дама с собачкой–
превосходные примеры этих эмоциональных кривых. В Ионычепрямая линия –
это любовь доктора к мадмуазель Туркиной, а кривая – его погружение в
эгоистическое самодовольство успешной провинциальной карьеры.
В Учителе словесностипрямая – опять любовь героя; кривая – дремлющее
в нем недовольство эгоистическим счастьем и умственные запросы.
В Даме с собачкойпрямая линия – отношение героя к своему роману с
«дамой» как к банальной и преходящей интрижке, кривая – его непреодолимая
и всепоглощающая любовь к ней.
В большинстве рассказов Чехова эти конструкции осложнены богатой и
мягкой атмосферой, созданной изобилием эмоционально-значительных деталей.
Таким образом достигается поэтический, даже лирический эффект: как и в