История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции
Шрифт:
Сталин почти десять лет, с 1936 года, не занимался вплотную вопросами литературного движения, борьба с заговорщиками, потом война, которую выиграли у такого мощного противника, отнимали все силы. Принимал лишь участие в утверждении первых лауреатов Сталинской премии. И сейчас литература, кинофильмы, музыка в обществе очень нужны, люди устали от бед, нищеты, от боли за погибших, нужно укрепить их дух, поддержать в борьбе за существование. Власти нужны оптимистические произведения, помогающие восстанавливать всё разрушенное войной, фашистами, восстанавливать характеры людей, которых надо вновь направлять на борьбу за лучшее будущее. Маленков, Жданов, Александров обратили его внимание на творчество М. Зощенко, он прочитал рассказ «Приключение обезьяны». И внимательно слушал доклад Г. Александрова. Бросал реплики в ходе дискуссии.
В ходе дискуссии, начатой Саяновым, главным редактором журнала «Звезда», не ожидавший такого внимания со стороны партии и правительства, он тут же повинился в своих ошибках в отборе художественных произведений, как только Сталин сказал о том, что рассказ «Приключение обезьяны» – «пустяковый рассказ»: «Это же пустейшая штука, ни уму, ни сердцу не дающая. Какой-то базарный балаганный анекдот. Непонятно, почему, безусловно, хороший журнал предоставил свои страницы для печатания пустяковой балаганной штуки. У вас нет требовательности к своим писателям, а читатели будут требовать».
Саянов, как было принято в последнее время, не каялся, оправдывая свою редакторскую позицию и рассказывая о журнале, он обратил внимание собравшихся на то, что некоторые писатели увлеклись современными западными писателями, что роль идеологического контроля снижена, война кончилась, писатели и читатели могут отдохнуть от напряжения военных дней, теперь нужно развлекать читателя, а редакция не сумела переубедить писателей.
В ходе дискуссии затронули вопрос о пародии на книгу, А. Флит написал пародию на книгу Е. Катерли «Некрасов». Артист А. Райкин два месяца читал эту пародию в театре, потом читал в Радиокомитете, пародия была утверждена Главреперткомом в Москве, вот и журнал предоставил свои страницы этой пародии. Сталин не поверил в искренность А. Флита: «Это уловка, автор прикрывается». На слова Лихарева, что в Ленинграде печатается много переводных произведений, Сталин сказал, что нельзя ходить на цыпочках перед заграничными писателями, это большой грех – поощрять низкопоклонные чувства… «Все требуют, чтобы мы улучшили качество продукции: ширпотреба, металла и прочее. Однако следует, чтобы и качество продукции литературной было улучшено, мы хотим, чтобы лучшие произведения печатались, на качество хотим нажать».
Сталин в разговоре с Прокофьевым, который держался вполне независимо, отметил, что в журнале «Звезда» есть «безусловно» хорошие произведения, но хороших произведений не хватает, «вот вы и вывалили в одну кучу». Прокофьев гордо ответил, что «журнал у нас не мусорная куча», «мы давали и хорошие вещи». Прокофьев тут же высказал обиду на писателей, которые не любят критики, «даже иногда небольшая критика оставляет глубокую царапину». Сталин возразил: «Этого бояться не следует. Как же иначе людей воспитать без критики». Мирный характер разговора Сталина и Прокофьева выпадал из задуманного плана. И Маленков тут же напомнил собравшимся, что в ЦК «Зощенко критиковали, а вы его приютили». Прокофьев напомнил, что «сейчас у Зощенко третья комедия идёт». Сталин насторожился: «Вся война прошла, все народы обливались кровью, а он ни одной строки не дал. Пишет он чепуху какую-то, прямо издевательство. Война в разгаре, а у него ни одного слова ни за, ни против, а пишет всякие небылицы, чепуху, ничего не дающую ни уму, ни сердцу. Он бродит по разным местам, суётся в одно место, в другое, а вы податливы очень. Хотели сделать журнал интересным, и даёте ему место, а из-за этого вам попадает, и не могут быть напечатаны произведения наших людей. Мы не для того советский строй строили, чтобы людей обучали пустяковине».
Вишневский, чистый рапповец, вновь заговорил о М. Зощенко, вспомнил, что везде персонажами у него «являются пьяные, калеки, инвалиды, везде драки, шум», и в рассказе «Приключения обезьяны» – «опять инвалиды, опять пивные, опять скандалы».
Сталин бросил две реплики: «Он проповедник безыдейности» и «Злопыхательские штуки», Вишневский по-своему понял эти реплики и горячо заговорил о М. Зощенко.
«Мы не для того советский строй строили, чтобы людей обучали пустяковине» – вот главная линия Сталина и всего ЦК ВКП(б) в рассматриваемый период, здесь нет ни слова о свободе слова, о свободе выбора тем, о свободе сатирического жанра, когда писатель сам выбирает своих персонажей и по-своему их представляет читателям. А М. Зощенко – писатель сатирический, у него большинство произведений построено на конфликте личности и общества, на недостатках и противоречиях общества, не дающего свободу действий человеческой личности.
В обсуждении прозвучали и слова в поддержку Анны Ахматовой, об этом говорили А. Прокофьев и Н. Тихонов, она пишет о грусти, но мотивы грусти «присущи и советскому человеку» (Литературный фронт. С. 197–215).
Выступление Сталина 9 августа 1946 года на заседании Оргбюро ЦК по вопросу о ленинградских журналах можно прочитать в сборнике документов «Большая цензура. Писатели и журналисты в Стране Советов. 1917–1956 (М., 2005. С. 573–576): «Ведь в армии было 12,5 миллиона человек. Разве можно предположить, что все они были ангелами, настоящими людьми. Разве это возможно? Всякое бывало. Этих людей надо встречать как всех – хорошо пишешь, почет и уважение, плохо пишешь – учись».
На совещании не прозвучало каких-либо организационных выводов. И Сталин был настроен вполне примирительно: «Ленинград» закрыть, а в «Звезде» надо кое-что поправить, сменить редактора, изменить редколлегию. Обычное дело. В связи с этим любопытна записка начальника отдела 2-го Главного управления МГБ СССР Шубнякова об оценке М. Зощенко о состоянии советской литературы: «Я считаю, что советская литература сейчас представляет жалкое зрелище. В литературе господствует шаблон. Поэтому плохо и скучно пишут даже способные писатели. Нет зачастую у руководителей глубокого понимания задач искусства». «Творчество должно быть свободным, у нас же – всё по указке, по заданию, под давлением» (Власть и художественная интеллигенция: Документы. 1917–1953. М., 2002. С. 586).
Но это был только один вопрос. С развёрнутым сообщением Сталин выступил о фильмах «Нахимов», «Иван Грозный» и «Большая жизнь», в которых совершены грубые ошибки создателей фильмов: «В фильме «Нахимов» тоже имеются элементы недобросовестного подхода постановщиков к изучению того предмета, который они хотели показать»; «Иван Грозный» Эйзенштейна, вторая серия… омерзительнейшая штука! Человек совершенно отвлёкся от истории. Изобразил опричников, как последних паршивцев, дегенератов… Ведь мы хотим воспитывать молодёжь на правде, а не на том, чтобы искажать правду. Наконец, третий фильм – «Большая жизнь». То, что там изображено, это, конечно, не большая жизнь. Всё взято для того, чтобы заинтересовать нетребовательного зрителя… Просто больно, когда смотришь, неужели наши постановщики, живущие среди золотых людей, среди героев, не могут изобразить их как следует, а обязательно должны испачкать? У нас есть хорошие рабочие, чёрт побери! Они показали себя на войне, вернулись с войны и тем более должны показать себя при восстановлении… Если назвать фильм – «Большая жизнь», то его придётся кардинально переделать…» (Власть и художественная интеллигенция. С. 582–584).
И другое тревожило Сталина. Всего лишь год тому назад, 27 июня 1945 года, Сталин узнал о том, что в этот день у маршала Г. Жукова на даче под Москвой состоялся торжественный обед в честь Победы, на котором превозносили роль маршала Жукова в этой войне, о чём тут же известили Сталина. А в начале 1946 года возникло «дело авиаторов», арестованы генерал Новиков, нарком Шахурин, маршал авиации Худяков и преданы суду. В мае 1946 года на заседании Политбюро Маленков был выведен из состава Секретариата ЦК ВКП(б). А совсем недавно арестованы десятки генералов и офицеров советских войск в Германии, – они в июне 1946 года обсуждали дело маршала Г. Жукова, который, дескать, умалял значение руководящей роли в войне Верховного главнокомандующего. На заседании Высшего военного совета Сталин выступил с резкой критикой Жукова: «Что же выходит, – продолжал Сталин, – Ставка Верховного Главнокомандования, Государственный Комитет Обороны, – и он указал на присутствующих на заседании членов Ставки и членов ГКО, – все мы были дураки? Только один товарищ Жуков был умным, гениальным в планировании и проведении всех стратегических операций во время Великой Отечественной войны? Поведение Жукова является нетерпимым, и следует вопрос о нём очень обстоятельно разобрать на данном Совете и решить, как с ним поступить» (Конев И.С. Записки командующего фронтом. М., 2003. С. 588). Пришлось маршала Г. Жукова сослать командующим Одесском военным округом. Послевоенная действительность так и пестрела драматическими конфликтами.
И вот на этом идеологическом совещании столкнулись два близких Сталину человека – Жданов и Маленков. Жданов должен ответить за эти журналы, ему всё ведь сказано. Сталину доложили и о том, что Анна Ахматова недавно встречалась с секретарём британского посольства, а в апреле 1946 года она триумфально была встречена в Колонном зале Дома союзов, где проходил вечер ленинградских поэтов, – когда она вошла, все встали, аплодируя. Это было уже чересчур. Всё это настораживало Сталина, почувствовавшего приближение старости.