История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953-1993. В авторской редакции
Шрифт:
Правда, свободная речь, дивный русский язык. Это лучше, чем Паустовский, Казаков и др., которые идут от Бунина. А в Бунине уже слишком много от «литературы». Больше, чем надо. Это скорее от Чехова, но непохоже, да и по духу – другое. Как и у Чехова – гармонично, т. е. и жизнь, и искусство слиты, соединены, не выпирает ни одно, ни другое. Дай Бог, чтобы я не ошибался, так сердцу дорого, что есть подлинная, истинно русская, народная литература в настоящем смысле этого слова» (Свиридов Г. Музыка как судьба. М., 2002. С. 96). Автор записки упоминает Василевского, Астафьева, Белова, Носова, Абрамова, «чудесного, лиричного Лихоносова», Солоухина. «Господи! Я счастлив!» – завершает свою запись великий композитор, упрекая попутно Паустовского, Нагибина и Казакова, что они «сбиваются на беллетристику», когда нет ощущения самой жизни, хотя это и придумано умело, с фантазией.
Виктор Астафьев близок Василию Белову, Евгению Носову, Валентину Распутину ясностью национального стиля, литературной школой и верностью традициям русского и мирового реалистического искусства. Начинал он свою творческую деятельность в провинции, первые его рассказы были опубликованы в газете «Чусовский рабочий» в 1951 году, в 1953 году вышла его первая книга. Осенью 1959 года Виктор Астафьев поступил на Высшие литературные курсы при Литературном институте, почти одновременно с Евгением Носовым, в это же время, с 1959 по 1964 год, учился в Литературном институте Василий Белов, жили в общежитии института, здесь они познакомились и подружились, читали сочинения друг друга, о чём свидетельствует их опубликованная большая переписка.
Выходят книги В. Астафьева «Стародуб» (1959), «Кража» (1966), сборник рассказов «Синие сумерки» в издательстве «Советский писатель» в 1968 году, в который вошли лучшие рассказы, в том числе и «Ясным ли днём», опубликованный в седьмом номере «Нового мира» в 1967 году.
В 1969 году В.П. Астафьев переехал в Вологду, иной раз заглядывал сюда и Евгений Носов для встречи с Беловым и Астафьевым.
В повести «Пастух и пастушка» (1971) остро и бескомпромиссно показана война, в которой В. Астафьев принимал участие.
Повесть В. Астафьева «Царь-рыба» (1976), опубликованная в журнале «Наш современник», была в 1978 году отмечена Государственной премией СССР.
Много лет писатель работал над многоликой повестью «Последний поклон» (1968—1975), отдавая дань тем, кто воспитал и сформировал его как личность, кто передал ему нравственные ценности деревенской жизни, и вырастает под его пером символический образ русской женщины, бабушки Катерины, мудрой, тонкой носительницы лучших черт русского национального характера.
Затем последовали драмы «Черёмуха» (1978), «Прости меня» (1980), всю жизнь писал «Затеси», «Посох памяти» (1980), повесть «Печальный детектив»…
Все сочинения Виктора Астафьева написаны превосходно, с подлинным знанием жизни, с глубоким проникновением в душу своего русского современника, писатель без утайки говорит о его сильных и слабых сторонах.
В 1981 году вышло Собрание сочинений в четырёх томах.
В последние годы жизни долго и трудно писал роман о войне, о том бескомпромиссном горе человека, оказавшегося на фронте.
Темы Виктора Астафьева – все те же: война, деревня, город. И герой всё тот же – русский человек, оказавшийся в тяжелейших жизненных обстоятельствах, но не утративший своих человеческих достоинств и благородных устремлений, выпутываясь из сложных жизненных перипетий.
На вручении Государственной премии РСФСР в 1976 году Евгений Носов прямо заявил, что он по-прежнему будет писать о деревне – «тема «человек – земля» самая любимая, самая волнующая для меня, являющаяся чутким исследовательским инструментом социальных и нравственных проблем». А выступая на V съезде писателей России, Евгений Носов подвёл некоторые итоги литературных дискуссий о так называемой деревенской литературе:
«Как вам известно, меня и ещё некоторых писателей причисляют к так называемой «деревенской прозе». Получается так, что существуют просто и просто поэты, свободные граждане нашей литературы, которые вольны избирать любую тему или же вовсе не избирать никакой. И никто с них ничего не спросит. И существуем мы, «деревенщики», с которых спрашивается многое. Правда, говорят, что назвали нас так вроде бы не совсем удачно, обещали чем-то заменить это название, но оно так и присохло. Ходить в «деревенщиках» уже тем неудобно, что за провинность одного из нас критики секут всю деревенскую прозу оптом. Окончилась Великая Отечественная, страна поднималась из руин, восстанавливали фабрики и заводы. Но именно это время стало страшным, губительным для русской деревни. Нищало, вымирало, уничтожалось российское село, брошенное за неперспективностью, в угоду «грандиозным» планам «сращивания города и деревни». Всё более зыбкими становились связи человека с родной землей, с корнями как основой всего сущего. Тогда, на изломе 50—60-х годов минувшего столетия, в русскую литературу пришли писатели, громко и открыто сказавшие о бедах родины – большой и малой.
«Деревянные кони» и «Две зимы и три лета» Фёдора Абрамова, «Последний поклон» Виктора Астафьева, «Привычное дело» Василия Белова, «Из жизни Фёдора Кузькина» Бориса Можаева, «Живи и помни» Валентина Распутина… Все эти произведения стали классикой, и нелепым кажется ныне стремление иных ревнителей отторгнуть их от великой русской национальной литературы. Просто и точно выразил суть устремлений всех писателей – радетелей об отчей земле – В.П. Астафьев в своей повести «Пастух и пастушка»: «Одна истина свята на земле: материнство, рождающий жизнь труд хлебопашца, вскармливающий его. И вот стали деревенщиками… Так сказать, для профилактики. Так что писателя названного профиля украшают не только книжицы и книжки, но и не проходящие синяки и шишки. Однако надо полагать, что это придаёт им определённый запас прочности…»
Евгений Носов в своей речи напомнил о Валентине Овечкине, о его повестях «С фронтовым приветом» и «Районные будни», которые вызвали огромный общественный подъём, сотни современников писали Овечкину письма: «Ежедневно на крыльцо его льговского дома поднималась замотанная почтальонша, грохая на стол тяжеленную сумку, – так рукоплескала страна мужеству и несгибаемой отваге писателя». Воздал Носов мужеству Гавриила Троепольского, Василия Пескова, которые боролись за сохранение равновесия между человеком и природой, призывая не губить чрезмерными усилиями и постановлениями святость земли. «Подобные попытки, – продолжал Евгений Носов свою речь, – выправить творческое русло писателя не единожды предпринимались по отношению к таким зрелым и глубоко мыслящим художникам, как Александр Яшин, Фёдор Абрамов, Василий Белов и Виктор Астафьев, Василий Шукшин и Сергей Залыгин. В чём только их не обвиняли: и в упоении патриархальщиной, и в искажении правды, и в незнании психологии современного крестьянина, и вообще в отрыве от современности. Как тут не вспомнить былые рапповские замашки, когда вот так же обвиняли во всех смертных грехах первого нашего «деревенщика» Михаила Шолохова!»
Только что прошла литературная дискуссия о «деревенской» прозе, снова критики высказали ряд советов прозаикам. Сначала выпускают «юнца», который отпускает оплеухи самым талантливым писателям, иронизирует по поводу того, что «наша «деревенская проза», почитающая себя народной, демократической и стихийной, проявляет некий снобизм, аристократизм, пренебрежение к «чёрной» стороне жизни, не связанной с хрестоматией», а во-вторых, задаёт, с его точки зрения, сокрушительный вопрос: «Почему не помнят ревнители «элитарно-деревенской» школы, что путь искусства, скажем толстовского, проходил через политику и экономику тоже?»