История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953-1993. В авторской редакции

Петелин Виктор Васильевич

Таким образом закончилось моё обращение в многократно печатавшие мои сочинения редакции с предложением рассмотреть десятилетний труд моей писательской жизни.

После изъятия рукописи я обратился в ЦК КПСС к тов. Поликарпову. Д.А. Поликарпов сурово осудил мой труд и рекомендовал мне продумать, осознать ошибочность, вредность моей книги и обратиться с письмом в ЦК (беседа состоялась 1 марта 1961 года. – В. П.).

Прошёл год. Я много, неотступно думал о катастрофе, произошедшей в моей писательской жизни, о трагической судьбе моей книги…»

В. Гроссман написал пронзительное и тоскливое письмо, в котором изложил всю трагедию художника, писавшего правду, а ему говорят, что это ложь.

«Я прошу Вас

вернуть свободу моей книге, я прошу, чтобы о моей рукописи говорили и спорили со мной редакторы, а не сотрудники Комитета государственной безопасности.

Нет смысла, нет правды в нынешнем положении, – в моей физической свободе, когда книга, которой я отдал свою жизнь, находится в тюрьме, – ведь я её написал, ведь я не отрекался и не отрекаюсь от неё. Прошло двенадцать лет с тех пор, как я начал работу над этой книгой. Я по-прежнему считаю, что написал правду, что писал я её, любя и жалея людей, веря в людей. Я прошу свободы моей книге…»

22 марта 1962 года Президиум ЦК КПСС принял решение: «Поручить т. Суслову принять писателя Гроссмана и провести с ним беседу в духе состоявшегося обмена мнениями на заседании Президиума ЦК». Примечание привожу полностью: «Краткую запись обсуждения вопроса см.: Президиум ЦК КПСС… Т. 1. С. 551. Секретарь ЦК КПСС М.А. Суслов принял В.С. Гроссмана 23 июля 1962 г. и, сославшись на мнение своих референтов, заявил, что публикация романа «Жизнь и судьба» нанесёт вред коммунизму и советской власти и что о возвращении изъятой сотрудниками КГБ СССР рукописи автору не может быть речи. Беседа продолжалась около трёх часов. Гроссман записал её по памяти. Впоследствии вдова писателя передала эту существующую в единственном экземпляре запись в Центральный государственный архив литературы и искусства СССР (ныне РГАЛИ)» (см.: Липкин С.И. Жизнь и судьба Василия Гроссмана. М.: Книга, 1990. С. 68).

В октябре 2012 года показали фильм «Жизнь и судьба». В русской критике снова вернулись к судьбе Василия Гроссмана и его роману «Жизнь и судьба». В рекламе об этом фильме говорилось, что экранизирован лучший роман ХХ века, автора сравнивали со Львом Толстым. Но ничего подобного не произошло. В статье «Советский писатель. О жизни, судьбе и книгах Василия Гроссмана» Владимир Бондаренко дал подробнейшую характеристику Василия Гроссмана как писателя и проанализировал роман и фильм «Жизнь и судьба»:

«Оказывается, как уверяют ежедневные анонсы, сериал снят по самому великому произведению русской литературы ХХ века! Оказывается, сравнить «Жизнь и судьбу» можно лишь с «Войной и миром» Толстого. Больше не с чем. Расчищается всё литературное пространство для великой эпопеи ХХ века. Ради этого забыты, естественно, такие мелочи, как «Тихий Дон» Михаила Шолохова, «Доктор Живаго» Бориса Пастернака, «Чевенгур» Андрея Платонова, «Пётр Первый» Алексея Толстого, «Вор» Леонида Леонова и даже «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова. Оказывается, всё это – ничто в сравнении с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана… И вдруг, после нынешнего сериала «Жизнь и судьба», все либеральные критики как с цепи сорвались, спустя 30 лет заметили «великую книгу».

Попутно поминают трагическую жизнь и судьбу самого Василия Гроссмана в ненавистное советское время…» (Литературная газета. 2012. 24—30 октября). А Олег Пухнавцев в статье «Задние мысли. Состоялась премьера фильма Сергея Урсуляка по книге Василия Гроссмана «Жизнь и судьба». Стоило ли экранизировать это произведение?» камня на камне не оставляет от этого фильма, лишь актёры хорошо сыграли некоторые роли (Там же).

Здесь говорилось о судьбе четырёх русских писателей – А.Т. Твардовского, М.А. Шолохова, Б.Л. Пастернака и В.С. Гроссмана. Как удивительно похожа их литературная судьба, горькая судьба запрещённых и нереализованных произведений…

И ещё об одной драматической судьбе, о произведении, которое сыграло известную роль в становлении подлинной Истории русской литературы ХХ века. В начале 60-х годов «Новый мир» начал публикацию воспоминаний И. Эренбурга «Люди, годы, жизнь». Первые две части вышли отдельным изданием, в кулуарах заговорили об уникальности произведения, о новых больших именах, которые совершенно напрасно выбросили из контекста истории литературы. Начальник Главного управления по охране военных и государственных тайн в печати при Совете Министров СССР тов. Романов обращает внимание ЦК КПСС на то, что в публикации мемуаров И. Эренбурга много субъективного, личного, а наша критика вроде бы вообще не обращает внимания на этот субъективизм и не даёт объективной критики мемуаров. В связи с тем, что в дальнейшем И. Эренбург коснётся в своих воспоминаниях важнейшего периода литературной деятельности нашей страны, не лучше ли признать нецелесообразность дальнейшей публикации?

14 июня 1962 года Отдел культуры ЦК КПСС – заведующий Отделом культуры ЦК КПСС Д. Поликарпов, заведующий сектором Отдела И. Черноуцан и инструктор Отдела А. Михайлов – подготовили «Записку» об «ошибочных положениях» в мемуарах И.Г. Эренбурга «Люди, годы, жизнь» и направили в Президиум ЦК.

«В мемуарах «Люди, годы, жизнь», публикуемых частями с 1960 года в журнале «Новый мир», – говорится в «Записке», – И. Эренбург не только рассказывает о своей жизни на протяжении полувека, но и стремится охарактеризовать и оценить многие явления и события общественной, политической и литературной жизни, современником которых он был. Эти оценки, как правило, весьма тенденциозны и субъективны, явления общественной жизни характеризуются в мемуарах И. Эренбурга односторонне, а подчас и явно неверно. Тенденциозность воспоминаний особенно наглядно сказывается в освещении фактов истории советской литературы и искусства, в оценках, которые даются различным деятелям советской культуры. И. Эренбург последовательно выдвигает на первый план в истории советского искусства тех писателей и художников, которые были далеки от главной линии развития, допускали в своём творчестве заблуждения и ошибки. Апологически оценивая таких писателей, как Мандельштам, Цветаева, Пастернак, автор воспоминаний столь же последовательно стремится приуменьшить значение тех писателей и деятелей искусства, в творчестве которых утверждались важнейшие принципы социалистической культуры.

Субъективизм и тенденциозность И. Эренбурга сказываются, однако, не только в оценке творческой деятельности литераторов и работников искусства, но и в подходе к событиям общественной и политической жизни. Он допускает явную односторонность при освещении жизни Советской страны 30-х годов, сосредоточив всё внимание на репрессиях и других злоупотреблениях эпохи культа личности и совершенно не упоминая об успехах в области социалистического строительства и культурной революции, достигнутых советским народом в эти годы. В разных частях воспоминаний И. Эренбург, тенденциозно группируя факты, стремится создать представление о неравноправном положении в нашей стране лиц еврейской национальности. При этом многие оценки фактов и событий И. Эренбург даёт не прямо, а завуалированно, ссылаясь на мнения и оценки людей, которые погибли и не могут поэтому подтвердить или опровергнуть то, что им приписывается в мемуарах.

В связи с напечатанием первых частей мемуаров И. Эренбурга, в которых содержались неверные оценки и субъективные характеристики, внимание редколлегии «Нового мира» было обращено на необходимость более ответственного отношения к публикации подобных материалов. Главный редактор журнала «Новый мир» т. Твардовский А.Т. поставил перед автором вопрос об исключении из текста явно тенденциозных оценок и характеристик. В текст было внесено много поправок…»

Отдел культуры предложил дать развёрнутую характеристику мемуаров И. Эренбурга. По указанию ЦК КПСС 11 января 1963 года в «Литературной газете» была опубликована статья о мемуарах И. Эренбурга, 23 января, 5 и 15 февраля ряд откликов был напечатан в «Известиях», в журналах «Октябрь», «Знамя».