История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953-1993. В авторской редакции

Петелин Виктор Васильевич

«Посидел он за столом как бы в раздумье, и не мне, – вспоминал Федор Шахмагонов, – отвечая своим советникам, как бы про себя, произнёс: «Индульгенции на прощение грехов я не покупаю».

А мне пора было понять, какой пролёг водораздел между советскими писателями и «советским» писателем Шолоховым. Ушли на это понимание годы. Горная вершина между холмиками, да и холмики ныне с землёй сравнялись…» (Шахмагонов Ф. Бремя «Тихого Дона» // Плата за страх: Сборник. М., 1998. С. 159). Этот рассказ Шолохова о Сталине заинтересовал службы безопасности, вызвали на допрос Ф. Шахмагонова, который пересказал свою беседу в службе безопасности Шолохову, а Шолохов, выслушав, сказал, что и его в ЦК КПСС спрашивали: «– От Сталина вопрос?» Шолохов покачал головой. «– Нет, не от Сталина. Кто-то боится нарушения равновесия. А ну как и в самом деле напишу этот рассказ? Литературной славы это мне не прибавит, а вот политический вес как бы не перевесил Сашу Фадеева и все иные писательские авторитеты. Большая драка затеется в писательском мире. Мне она не нужна» (курсив мой. – В. П. Там же.

С. 165). Осенью 1952 года Шолохов позвонил Сталину и попросил о встрече. Сталин назначил время этой встречи. По свидетельству Ф. Шахмагонова, в день встречи Шолохов на кремлёвской машине заехал в Гранд-отель, взял у метрдотеля две бутылки коньяка «КС» и разлил по стаканам. Когда стрелки часов подвинулись к роковому часу, в кабинет метрдотеля вошел Поскрёбышев:

«Едем, Михаил. Я на час передвинул твою встречу! Хозяин не будет тебя ждать!

– Я год ждал…

Не так-то громко были произнесены эти слова, а прозвучали как гром. Невозможные, вне логики того времени…

Лицо Поскрёбышева ничего не выразило, однако почувствовалось, что в душе он содрогнулся.

Шолохов, странно посмеиваясь, извлек из кармана галифе вторую бутылку и поставил её на стол. Не простившись, ни слова не молвив, Поскрёбышев задернул занавески и ушёл» (Там же. С. 168). Так трагически закончилась «ошибка» Шолохова в «Тихом Доне».

Эта «ошибка» Шолохова и вся история вокруг неё насторожили Хрущёва, когда ему доложили о главах нового романа, и Маленков познакомил его с Шолоховым, рассказавшим ему о запрете Суслова печатать эти главы. Хрущёв решил ознакомиться с главами «Поднятой целины». Во время отпуска читал эти главы Хрущёву помощник по идеологическим вопросам В.С. Лебедев. Хрущёву главы романа понравились, «Тихий Дон» он читал до войны, а «Поднятую целину» так и не прочитал. Прочитали и первую книгу «Поднятой целины». А потом, по воспоминаниям Ф. Шахмагонова, Хрущёв спросил Лебедева, надо ли печатать эти главы второй книги романа в «Правде». Надо, ответил Лебедев, ничто из текущей литературы и рядом не стоит с шолоховским талантом. Хрущёв согласился, действительно, в «Правде» «не зазорно печатать Шолохова». «В марте 1955 года, – вспоминал Ф. Шахмагонов, – «Правда» возобновила публикацию глав из романа «Поднятая целина». Сделано это было по прямому указанию Хрущёва.

Шолохов счёл возможным упрекнуть Суслова. Он позвонил ему и спросил:

– Как вы полагаете, Михаил Андреевич, «Правда» как общеполитическая газета уронила себя, публикуя «Поднятую целину»?

Суслов не ответил и положил трубку» (Там же. С. 197).

1954 год был периодом острой партийной борьбы против Г.М. Маленкова за абсолютную власть Н.С. Хрущёва в партии и государстве, столько было интриг, тайных и явных, что забота о романе М.А. Шолохова казалась мелочью, отвлекающей от главной линии. В самое ближайшее время нашлось столько явных «ошибок» Г.М. Маленкова, что он сам попросил отставки с поста председателя Совета Министров СССР.

Работа над романом двигалась медленно, то, что Шолохов написал до войны, пропало. Но память у него была поразительная, он помнил дух того времени. Шолохова разочаровало отношение Шепилова и Хрущёва к роману, именно в «Правде» нужно было опубликовать эти главы про любовь и неотвязные раздумья о судьбах женщин. Но не получилось, Алексей Аджубей вспоминал, что Хрущёв предлагал внести в романе поправки. Так что Шепилов и Хрущёв оказались такими же проводниками социалистического реализма, как и люди помельче, сидевшие в идеологических отделах ЦК КПСС.

То, что было напечатано в «Литературной газете» и «Огоньке», привлекло внимание критики и читателей, полностью роман был напечатан в журналах «Октябрь» и «Нева» в 1960 году. И это заставило многих читателей и критиков вновь взглянуть на роман как на единое целое.

А сейчас вновь возникают дискуссии вокруг М. Шолохова и «Поднятой целины», зачастую извращая суть романа и обвиняя его чуть ли не в лакировке процессов.

В последние годы участились высказывания об исторической правде в освещении сложных и противоречивых проблем прошлого. Об этом говорят в руководстве страны, бойкие журналисты подхватывают этот призыв, создаются комиссии, один состав комиссии даёт руководство страны, другой состав даёт разнородное общество. Возникают противоречия, споры, разные точки зрения. А разные точки зрения чаще всего возникают от неподготовленности сошедшихся в споре. Нужны документы, тщательный анализ этих документов, дискуссия, в ходе которой можно наметить какие-то предварительные решения. Последние темы, вокруг которых поднялась в обществе острая дискуссия, были – «Катынское дело» и «Сталин-преступник». Не раз об этих проблемах писали в газетах, журналах, книгах. Упоминали о достоверных фактах, приводили цитаты из дневника Геббельса, говорили о ненависти немцев к полякам и о формировании польской армии, ставшей частью Красной армии и сражавшейся против Германии. Но поляки настаивали на своём, а мы покорно с ними согласились. И о Сталине было много дискуссий и в газетах, и на телевидении, и в правительственных выступлениях.

Но не менее запутанна история с коллективизацией, здесь нас интересуют русское крестьянство, донское казачество, «Тихий Дон» и «Поднятая целина» Михаила Александровича Шолохова (по авторскому замыслу роман назывался «С кровью и потом», а то, что вёшенские коммунисты предложили, вызывало у него иронию, раздражение и недовольство). И конечно, самая острая, самая трагическая история коллективизации развёртывалась на Дону.

Абсолютной властью в государстве владели чекисты во главе с Генрихом Ягодой; в 20-х годах и до середины 30-х он был генеральным комиссаром государственной безопасности, наркомом внутренних дел СССР (1934—1936). Он был организатором и главным исполнителем массовых репрессий в Советском Союзе. Наркомом по земледелию с 1929 года был назначен главный редактор «Крестьянской газеты» и «Бедноты» Яков Аркадьевич Яковлев (Эпштейн), автор нескольких книг, в том числе «Деревня, как она есть» и «Наша деревня». Казалось бы, специалист по деревенским вопросам. Деревня мучилась над вопросами коллективизации, идти или воздержаться, а вокруг деревни уже выстроились такие опекающие организации, о которых блестяще пишет Александр Солженицын: «С конца 1929 года по начало 1931 произошёл тот самый «Великий Перелом». Предстояла палаческая коллективизация – и в этот решающий момент Сталин наметил для неё зловещего исполнителя Яковлева-Эпштейна, портреты его – и фото, и рисованные И. Бродским – тогда, и затем из года в год воспроизводились в газетах. Вместе с уже известным нам М. Калмановичем он даже входил в высший правительственный Совет Труда и Обороны (где – Сталин, Молотов, Микоян, Орджоникидзе, Ворошилов и мало кто другой). В марте 1931 года на VI съезде Советов Яковлев делает и доклад о совхозном строительстве, и доклад о колхозном строительстве (губительстве всей народной жизни). На этом славном пути разорения России среди сотрудников Яковлева мелькают и фамилии замнаркома В.Г. Фейгина, и членов коллегии Наркомзема М.М. Вольфа, Г.Г. Рошаля, как и других знатоков по крестьянскому делу. – В важную помощь Наркомзему – придан Зернотрест (выкачивать зерно для государства), председатель правления – М.Г. Герчиков, его портреты публикуются в «Известиях», ему поощрительно телеграфирует сам Сталин. – С 1932 отделили от Наркомзема Наркомсовхоз – на него двинут М. Калманович. – А председатель всесоюзного Совета колхозов с 1934 – Яковлев же. А председатель Комитета заготовок – И. Клейнер (награждён орденом Ленина). – М. Калманович тоже побыл в грозные месяцы коллективизации замом наркомзема – но в конце 1930 его переводят в замы наркомфина и председателем правления Госбанка, ибо в денежном деле тоже нужна была твёрдая воля. Председателем правления Госбанка поставят в 1934 Льва Марьясина, в 1936 году Соломона Кругликова» (Солженицын А. Двести лет вместе. Ч. 2. М., 2002. С. 284—285). Автор книги тут же упоминает Наркомвнешторг, Главконцесском, Центрсоюз, Наркомпрод, во главе которых лица с еврейскими фамилиями. Все эти руководители не знали крестьянской жизни, всех её сложностей и противоречий, они применили командный способ управления, насилие, совершили грубые ошибки, приводившие к голодомору (см. письма М.А. Шолохова И.В. Сталину), за что и поплатились, представ перед судом.

В этом была и крупная стратегическая ошибка И.В. Сталина, которую ему приходилось исправлять все последующие годы, 1936—1938. Но он знал о приближающейся войне, ему нужен был хлеб в закромах государства, продовольствие, чтобы кормить армию. Еврейская писательница Соня Марголина, объективная и во многом справедливая, на которую А. Солженицын не раз сошлётся, писала: «В конце 20-х годов впервые немалое число еврейских коммунистов выступило в сельской местности командирами и господами над жизнью и смертью. Только в ходе коллективизации окончательно отчеканился образ еврея как ненавистного врага крестьян – даже там, где до тех пор ни одного еврея и в лицо не видели» (Там же. С. 272).

М. Шолохов, работая над «Поднятой целиной» (авторское название – «С кровью и потом»), видел эти процессы, видел и в очерке «По правобережью Дона» под хохот казаков на колхозном поле выразил, в каком смешном положении оказываются те, кто приезжает из района командовать казаками. Белоусый немолодой казак рассказывает М. Шолохову в мае 1931 года (работа над романом была в самом разгаре): «Надысь был я в Боковской, там уполномоченный райкома из городских. Приезжает он на поля, колхозники волочат. Он увидал, что бык на ходу мочится, и бежит по пахоте, шумит погонычу: «Стой, такой-сякой вредитель! Арестую! Ты зачем быка гонишь, ежели он мочится?» А бычиной техники он не одолел, не знает, что бык – это не лошадь и что он, чертяка, по часу опорожняется. А погоныч и говорит: «Один начнёт – останавливай, потом другой; а ежели у меня их в плуге будет четыре пары? Когда я буду пахать? Так круглые сутки и сиди возле них?» Животы порвали, а Кальман-уполномоченный не верит, пошёл к агроному спрашивать…» (Шолохов М.А. Собр. соч.: В 8 т. М., 1960. Т. 8. С. 87). Вроде бы крошечный эпизод, но точно бьёт в цель.

Критики, литературоведы, политические деятели постепенно восприняли роман «Поднятая целина» как образец социалистического реализма В 1933 году один из идеологических лидеров ВКП(б) Карл Радек так и назвал свою статью – «Поднятая целина» – образец социалистического реализма», а через два года появилась статья в «Правде», которая утвердила это признание и для «Тихого Дона», и для «Поднятой целины». Столь же упрощённо поступила и киностудия со сценарием М. Шолохова и режиссёра Николая Шенгелая. Сценарий прочитал В. Кирпотин, один из идеологов социалистического реализма, и подверг острой критике: многое надо переделать. Сначала М. Шолохов следил за сценариями, а потом отказался, чаще всего от Шолохова оставались только имена персонажей, а сложность конфликта исчезала. Так возникло это упрощённое представление о романе и о творческом замысле писателя. Можете вспомнить первые сцены романа – раскулачивание кулаков. Приходит Размётнов к Фролу Дамаскову и вытаскивает из папки маленький листок о решении бедняков раскулачить, описать имущество и выселить из дома. «Таких законов нету! Вы грабиловку устраиваете!» – крикнул Тимофей. И он абсолютно прав. Он хотел в рик поехать, но давление местных коммунистов было беспощадным и несправедливым. Ещё описи имущества не завершили, а коня уже обобществили. Ведь и на самом деле – это грабиловка! Действительно, никаких законов не было – ни политических, тем более нравственных, гуманных. И Шолохов пишет Евгении Григорьевне Левицкой 18 июня 1929 года, что «жмут на кулака, а середняк раздавлен. Беднота голодает, имущество, вплоть до самоваров и полостей, продают у самого истового середняка, зачастую даже маломощного. Народ звереет, настроение подавленное, на будущий год посевной клин катастрофически уменьшится. И как следствие умело проведённого нажима на кулака является факт (чудовищный факт!) появления на территории соседнего округа оформившихся политических банд» (Шолохов М.А. Письма. М., 2003. С. 126). У писателей довольно часто бывает так, что вроде бы отрицательный персонаж высказывает справедливые мысли автора.