История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953-1993. В авторской редакции
Шрифт:
История издания романа «Доктор Живаго» была неоднозначной. В воспоминаниях В. Каверина есть любопытный эпизод в главе о Б.Л. Пастернаке:
«В «Докторе Живаго» около сорока листов – уже поэтому он не мог появиться в нашем сборнике, для которого мы с трудом выбивали из Гослита в лучшем случае пятьдесят. Но была более серьёзная причина: роман не понравился Казакевичу, который отозвался о нём очень резко.
– Вы можете себе представить Пастернака, который пишет о колхозах? – с раздражением спросил он меня.
– Не без труда.
– Ну вот. А он пишет – и очень плохо. Беспомощно. Есть прекрасные главы, но он не отдаёт их нам.
– Как вы думаете, почему он встретил нас так сурово?
– Потому что «Литературная Москва» для него – компромисс. Ему хочется, чтобы завтра же была объявлена свобода печати.
Впоследствии, когда я прочёл «Доктора Живаго», мне стало ясно, что Казакевич оценил роман поверхностно, что, кстати сказать, было на него совсем не похоже. Действительно, в романе есть много неловких и даже наивных страниц, написанных как бы с принуждением, без характерной для Пастернака свободы. Много странностей и натяжек – герои часто появляются на сцене, когда это нужно автору, независимо от внутренней логики сюжета. Так, в конце романа точно с неба падает Лара – конечно, только потому, что невозможно представить себе её отсутствие на похоронах Живаго. Многое написано о неувиденном, знакомом только по догадкам или рассказам. Но, читая «Доктора Живаго», невольно чувствуешь, что Борис Леонидович всей своей жизнью завоевал право шагать через эти неловкости и недомолвки. Можно понять Грэма Грина, который, по словам Чуковского, не понимал, почему такой шум вокруг этого нескладного, рассыпающегося, как колода карт, романа. Но для нас «Доктор Живаго» – исповедь, повелительно приказывающая задуматься о себе, о своих незаслуженных страданиях, о растоптанном праве на счастье. Книга удалась, потому жизнь Пастернака, растворённая в ней, превратила её в историю поколения. Другой такой книги о гибели русской интеллигенции нет и, думается, никогда не будет» (Каверин В. С. 363—364).
Напоминаю, что и Анна Ахматова была нелестного мнения о романе.
В сущности, мнения Э. Казакевича, В. Каверина, Анны Ахматовой и М. Шолохова почти совпадают в оценке романа Б. Пастернака, чуть ли не буквально, только М. Шолохов оценивал роман как претендента на Нобелевскую премию в 1956 году, а Казакевич и Каверин как исповедь поколения.
К сожалению, эта давняя глупость литературных и партийных чиновников аукнулась и в сегодняшних литературных баталиях: одни превозносят «Доктора Живаго», включают в проект стандарта для старшей школы, внушают во всех «демократических» СМИ у нас и за рубежом, что это произведение чуть ли не единственное правдивое о революции и Гражданской войне; другие упорно утверждают, что «Доктор Живаго» – «слабенький роман», «который критики», «как ни пытались, так и не раскрутили». И действительно, сколько бы исследователи ни пытались прочитать этот роман, они застревали на половине, выдыхались, как будто несли непомерную тяжесть, да ещё и на крутую гору: настолько банально развитие сюжета, настолько сухи и безжизненны образы, претенциозны философские рассуждения, скучны лирические описания, да и события широко известны по произведениям выдающихся мастеров русской классики. Б. Пастернак задумал вещь «о всей нашей жизни от Блока до наших дней», роман «в десяти главах должен охватить сорокалетие 1902—1946 гг.», «дать прозу реалистическую, понять московскую жизнь, интеллектуальную, символистскую, но воплотить её не как зарисовку, а как драму или трагедию» (Пастернак Б. Материалы к биографии. М., 1990. С. 582, 591). Конечно, М. Шолохов сгоряча недооценил роман, назвав его «бесформенным произведением, аморфной массой». Это полноценный роман о противоречиях доктора Живаго с обществом, особенно во время революций, когда «со всей России сорвало крышу», а революционеры занимаются «ребяческой арлекинадой незрелых выдумок». Для доктора Живаго «существование солнечной системы» важнее «интересов революции», «человек рождается жить, а не готовиться к жизни». В романе много наивного и странного, как говорят Казакевич и Каверин, но есть и талантливые страницы и эпизоды, но это не даёт права сегодняшним критикам и читателям считать роман «гениальным» воспроизведением эпохи от Блока до наших дней.
Любопытна и предыстория публикации романа «Доктор Живаго». В 1956 году Б. Пастернак предложил роман к публикации в журнале «Новый мир», который редактировал К. Симонов, всегда державший своё ухо востро. Журнал отказал, сопроводив отказ длинным редакционным письмом, подписанным Б. Агаповым, Б. Лавренёвым, К. Фединым, К. Симоновым и А. Кривицким (позднее письмо было опубликовано в «Литературной газете»): Б. Пастернак якобы оклеветал народ и революцию. 7 января 1957 года Б. Пастернак заключил договор об издании романа с Государственным издательством художественной литературы, а перед этим передал рукопись романа в миланское издательство Дж. Фельтринелли, который известил 10 июня 1957 года Гослитиздат о том, что в Италии роман будет издан после советского издания в сентябре 1957 года. 1 августа 1957 года заместитель заведующего Отделом культуры ЦК КПСС Б. Рюриков написал «Записку» о мерах по предотвращению издания романа «Доктор Живаго» Б.Л. Пастернака в Италии в ЦК КПСС, в которой говорилось:
«В 1956 г. писатель Пастернак Б.Л. передал по своей инициативе, без ведома Союза писателей СССР или каких-либо других советских организаций рукопись своего романа «Доктор Живаго» итальянскому издателю Д. Фельтринелли. Этот роман содержит большое количество клеветнических и даже антисоветских высказываний. Редакция журнала «Новый мир», которому автор также предложил свой роман, признала невозможным публиковать это произведение в настоящем его виде и направила автору развёрнутое письмо, дающее резкую критику романа.
В своё время Отдел ЦК КПСС принимал через друзей меры, чтобы предотвратить издание за рубежом этой порочной книги, а рукопись её вернуть в Советский Союз в связи с необходимостью дополнительной работы автора над текстом. Однако издатель Фельтринелли заявил, что он будет ждать поправок автора до сентября 1957 г., но рукопись не вернул.
Б. Пастернак сообщил издательству художественной литературы, что он согласен переработать роман, учтя замечания редакции «Нового мира». Однако реально к настоящему времени автором ничего не сделано для доработки произведения.
Издатель Д. Фельтринелли в своём письме в Гослитиздат уведомляет, что издательство намерено по истечении обусловленной отсрочки опубликовать роман» (Культура и власть. С. 688). Ведущие партийные деятели СССР вели переговоры с лидерами Коммунистической партии Италии, но так ничего и не добились. Роман был издан в ноябре 1957 года. В октябре 1957 года А.А. Сурков был в Италии и разговаривал с издателем, упоминая о просьбе Пастернака, изложенной в телеграмме от 21 августа и письме от 23 октября 1957 года. Но Д. Фельтринелли заявил: «Я знаю, как такие письма делаются». И в интимных письмах друзьям Б. Пастернак жаловался, какое жуткое давление на него было оказано, и радовался тому, что его не послушались. И только потом последовали удивительные события, о которых говорилось в постановлении Президиума ЦК КПСС.
По письмам и воспоминаниям можно представить себе душевные переживания Б.Л. Пастернака, да и смерть его в 1960 году была преждевременной, но вместе с тем думаешь о реплике Ю. Нагибина в его воспоминаниях: «…не существуют рыцари без страха и упрёка (даже Пастернак скиксовал в истории с Мандельштамом)» (Нагибин Ю. Дневник. М., 2009. С. 328. Имеется в виду разговор Сталина и Пастернака о Мандельштаме в 30-х годах. – В. П.).
Но в либеральных кругах нашего общества роман «Доктор Живаго» по-прежнему считают одним из классических произведений русской литературы.
6 марта 1957 года В. Дудинцев выступил на пленуме Правления Московского отделения Союза писателей СССР с критикой тех статей, которые были опубликованы о его романе «Не хлебом единым» (см.: Культура и власть. С. 626—629).
М.А. Шолохов решил во что бы то ни стало закончить роман «Они сражались за Родину», – несколько глав романа было опубликовано в 1949 году, он писал новые главы, а потом дело застопорилось. Появившиеся в годы войны главы были приняты с восторгом. И в первые годы после войны Шолохов работал над романом, свежи были в памяти события, страницы ложились за страницами, он побывал в Сталинграде, был приглашен к Калинину, где рассказывал об успешной работе над романом. В 1949 году были опубликованы новые главы романа, картина войны становилась шире, характеры героев приобретали редкие черты индивидуальности. Но со всех сторон в адрес М. Шолохова посыпались различные советы о том, как продолжать роман, о необходимости показать роль Сталина как Верховного главнокомандующего. А это не входило в творческий замысел художника. Он хотел показать трудную долю солдат. Он поторопился, ограничил свой замысел, а корни войны уходили в 30-е годы, в годы репрессий, когда пострадали генералы и адмиралы, выигравшие войну с Гитлером.
Неблагополучная судьба романа заставила его подумать о том, что он ещё не завершил вторую книгу романа «Поднятая целина». Шолохов всё лето 1953 года с увлечением писал вторую книгу, осенью послал несколько глав романа в газету «Правда» с просьбой напечатать, главы тут же, в ноябре 1953 года, переслали Н.С. Хрущёву. 3 января 1954 года М.А. Шолохов передал 126 страниц романа главному редактору газеты «Правда» Д.Т. Шепилову с просьбой напечатать в газете.
Эта история с публикацией готовых глав «Поднятой целины» имеет свою, так сказать, предысторию, которую Н.С. Хрущёв хорошо знал. В 1951 году вышел 13-й том Собрания сочинений Сталина, в котором было опубликовано письмо Сталина Ф. Кону, дескать, Шолохов в «Тихом Доне» допустил ошибку в освещении Подтёлковского движения. Прошло с тех пор больше двадцати лет, но ошибка есть, ошибку надо исправлять. Переиздание «Тихого Дона» было приостановлено, редактором был назначен сотрудник «Правды» К. Потапов. В ЦК КПСС предупредили его, что в романе надо найти место для освещения роли Сталина под Царицыном. Шолохов не нашёл этого места в романе, но над редактированием готового романа задумался. Написал Сталину письмо с просьбой разъяснить ему, в чём он ошибся. Целый год Шолохов ждал ответного письма, но ответа так и не получил. О революции и Гражданской войне было написано много фальшивых книг, мифы выдавались за подлинные события. Устоять было трудно, и Шолохову пришлось подписать в печать «испорченный» «Тихий Дон» в апреле 1953 года: материальные трудности, а семья большая, кроме того, у Шолохова был огромный долг Управлению ЦК КПСС за постройку дома в Вёшенской – старый дом сгорел во время немецкой бомбежки станицы. А имя Сталина по-прежнему господствовало в стране. Однажды Шолохов пригласил своих московских друзей в номер Гранд-отеля и в ходе застолья рассказал, как Сталин освободил пленного белого казака из плена, а тот отошёл от окопа недалеко и вернулся, а сейчас он армией командует. Конечно, этот рассказ Шолохова разошёлся по Москве. Советовали Шолохову написать рассказ на эту тему, но он отказался.