История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953-1993. В авторской редакции
Шрифт:
В юном возрасте Лев Любимов, выходец из родовитой дворянской семьи, проучившись несколько лет в Александровском лицее, получив прекрасное образование, прежде всего – знание европейских языков, вместе с матерью и братом эмигрировал из революционной России и больше четверти века провёл в Париже. После победоносной Великой Отечественной войны группа русских эмигрантов во Франции создала Союз русских патриотов (а ранее, в ноябре 1943 года, начала выходить газета «Русский патриот»). В 1946 году, после решения советского правительства от 14 июня 1946 года о предоставлении права на советское гражданство бывшим подданным Российской империи, живущим во Франции, многие приняли решение возвратиться на родину. Вскоре Союз русских патриотов стал Союзом советских патриотов. А газета «Русский патриот» получила название «Советский патриот».
В одну из первых своих поездок в Ленинград Лев Любимов пришёл в Русский музей и залюбовался свежестью репинских красок на картине «Государственный совет», но не только этим – в левом углу, над стариками в раззолочённых мундирах, художник Репин поместил фигуру секретаря Государственного совета Дмитрия Любимова, камергера императорского двора, – отца Л.Д. Любимова. Это начало мемуаров. И далее Лев Любимов в лёгкой свободной форме рассказывает о своём деде Николае Алексеевиче Любимове (1830—1897), двадцать восемь лет проработавшем профессором физики в Московском университете, принимавшем активное участие в литературной работе журнала «Русский вестник» и газеты «Московские ведомости», который был в дружеских отошениях с редактором Катковым, разделял взгляды Победоносцева и Делянова, написал ряд очерков «Против течения», в которых резко говорил о Французской революции и о тех, кто в России проповедовал революционные взгляды на французский манер. Встречался и переписывался со Львом Толстым, Фёдором Достоевским, через Н. Любимова проходили некоторые их сочинения, со многими видными писателями того времени он не только встречался, но и переписывался. Отец, Дмитрий Николаевич Любимов (1864—1942), занимал крупные государственные должности, был камергером, губернатором, но между делами собирал автографы выдающихся деятелей литературы и искусства, коллекция сохранилась, доступна для знакомства широкой публике. Мать, Людмила Ивановна, дочь Ивана Яковлевича Туган-Барановского, род которого начинался с Чингисхана, занималась благотворительной деятельностью, во время Первой мировой войны снарядила санитарный поезд, как хозяйка принимала участие в поездках на фронт, была заметной фигурой в императорском обществе. Вся семья Любимовых занимала устойчивое положение в образованном свете. Так что ничего не было удивительного в том, что Лев Любимов поступил в Александровский лицей и проучился здесь до его закрытия во время революции.
С 1926 года, окончив философский факультет Берлинского университета, Лев Любимов стал работать журналистом в газете «Возрождение». В очерках открывается целый мир эмигрантского Парижа. Любимов брал интервью у Шаляпина, у балерины Анны Павловой, Рахманинова, Коровина, даёт превосходную биографию хозяина газеты Абрама Осиповича Гукасова (Гукасьяна), много раз встречался и разговаривал с Иваном Буниным, описал его характер и его положение в Париже, брал интервью у Куприна, общался с Ходасевичем и Адамовичем, показал сильные и слабые стороны крупных деятелей русской эмиграции, много лет мечтавших о возвращении в Россию после победы над большевиками. Не забыл упомянуть Лев Любимов и о том, что Гукасов платил нищенские гонорары и многие писатели, такие как Бунин, Иван Шмелёв, уходили к Милюкову в газету «Последние новости», который платил гораздо больше.
Как парламентский корреспондент газеты, Лев Любимов освещал и политические новости. Однажды Лев Любимов ринулся к толпе, окружившей русского эмигранта, стрелявшего во французского президента. «Крепко избитый при аресте, – писал Любимов, – ещё в угаре только что совершённого им злодеяния, Павел Горгулов высказывал своё политическое кредо, найдя наконец аудиторию, жадно ловящую каждое его слово.
Он стрелял в президента Поля Думера не из личной вражды. Своим поступком хотел разбудить совесть мира, стрелял, чтобы протестовать против сношений Франции с Советами. Стрелял из ненависти к большевикам, во имя России» (Любимов Л. На чужбине / Ред. В.В. Петелин. М.: Советский писатель, 1963. С. 219). Было это 6 мая 1932 года.
В книге автор легко и непринуждённо описывает жизнь буржуазного общества, в котором он постоянно вращался. В главе «Как хорошо быть буржуа!» и других главах Лев Любимов откровенно описывает французского буржуа, его довольство, ресторанную жизнь, сам принимая эту жизнь не без удовольствия. Здесь, в этой книге, много трагического и комического, много политических страстей и неуравновешенных характеров, много блестящих литературных портретов эмигрантов, так и не забывших свою родину и мечтавших вернуться. В ноябре 1943 года многие изменили свою судьбу, вступив в Союз русских патриотов, а Лев Любимов написал первую патриотическую статью в газету «Русский патриот».
При издании в «Советском писателе» возникли противоречия между директором издательства Н.В. Лесючевским и редакцией русской прозы, которая книгу одобрила, и дело вовсе не в том, где этот текст был впервые напечатан, что произведению очень повредило с точки зрения официальной идеологии, к которой, естественно, принадлежал Н.В. Лесючевский, а в том, что книга была яркой, актуальной и просто злободневной. Интерес к эмигрантам в советском обществе был огромен – столько великих талантов покинуло Россию… В 1957 году в журнале «Вопросы литературы» появилась талантливая статья Олега Михайлова о Бунине; он работал над диссертацией, представил книгу о Бунине в «Советский писатель», а «авторитетные» рецензенты её отвергли. А. Твардовский задумал составить и опубликовать собрание сочинений Бунина, письма в ЦК КПСС, хлопоты, так что многие административные деятели, учёные и критики с глубоким любопытством отнеслись к книге Льва Любимова «На чужбине». Вскоре стали выходить одна за другой книги Бунина, Куприна, Шмелёва с предисловиями и комментариями Олега Михайлова, истинного первопроходца и открывателя русской литературы за рубежами Советской России. И с этим официальные круги советского общества ничего не могли поделать – восторжествовали здравый рассудок и мысль об объединении русской советской литературы и русской зарубежной литературы. На это было потрачено немало сил и времени трезво рассуждающих писателей, критиков и литературоведов. Сейчас критиков и литературоведов, пишущих об эмигрантской литературе, – целый «хоровод». Даже Виктор Чалмаев, постоянно писавший о производственной и историко-революционной литературе, о Вс. Кочетове, В. Смирнове, увлёкся эмигрантской литературой и написал статьи о творчестве талантливого прозаика и драматурга А.М. Ремизова.
«На чужбине» – не первая книга Л.Д. Любимова. В Берлинском университете Л. Любимов изучал изящное искусство, посмотрел картины чуть ли не во всех европейских странах. И здесь, в России, у него было несколько публикаций о зарубежной живописи. В книге «Среди сокровищ Эрмитажа», дав общий обзор сокровищ, хранящихся в музее, начиная с древнейшего периода, Лев Любимов подчеркнул, что сокровища не награблены, как, допустим, действовал, собирая художественные коллекции, Наполеон, а собраны в результате обмена или покупки. «Собрания Эрмитажа – это плод культурного общения России с другими народами и государствами, общения, часто выливавшегося в поощрение их национального художественного творчества, плод просвещённого, кропотливого собирательства и упорных археологических изысканий на нашей земле» (Любимов Л. Среди сокровищ Эрмитажа. М.: Изд-во «Знание»; Литература и искусство, 1961. С. 32).
В конце ноября 1962 года в мастерской художника Э. Белютина открылась выставка авангардного искусства, на которую пригласили иностранных корреспондентов и сочувствующих новому направлению в искусстве. Затем выставку перенесли в Манеж для всех желающих её осмотреть. Выставку посетили крупные партийные деятели, художники-реалисты, возникли огромные разногласия в обществе. Уговорили и Хрущёва побывать на выставке. Опираясь на опубликованные источники (Э. Белютин, Э. Неизвестный и др.), У. Таубман писал: «Хрущёв вошёл, обвёл взглядом зал – и выражение его лица (этот момент запечатлён на кинопленке) начало меняться: от усталости – к любопытству, от любопытства – к недоумению и неуверенности в себе, от неуверенности – к раздражению, от раздражения – к ярости. Художники зааплодировали Хрущёву, однако он заставил их потрясённо замолчать первыми же своими словами: «Дерьмо собачье!.. Осёл хвостом мажет лучше!» Затем он набросился на одного молодого художника: «Ты же с виду хороший парень, как ты можешь такое рисовать? Снять бы с тебя штаны да всыпать крапивой, пока не поймёшь свои ошибки. Как не стыдно! Ты пидарас или нормальный мужик? Хочешь уехать? Пожалуйста, мы сами тебя проводим до границы… Мы тебя можем отправить лес валить, пока не вернёшь государству всё, что оно на тебя потратило. Народ и правительство столько с тобой возилось – а ты платишь таким дерьмом!»
«Кто всё это устроил?!» – громовым голосом поинтересовался Хрущёв. Вперёд вытолкнули Белютина вместе с Неизвестным – широкоплечим, кряжистым человеком, в прошлом парашютистом-десантником. Этого богатыря Хрущёв обвинил в нетрадиционной сексуальной ориентации. Повернувшись к министру культуры Екатерине Фурцевой (единственной женщине в свите Хрущёва), Неизвестный извинился перед ней за то, что вынужден сейчас сказать, а затем рявкнул: «Никита Сергеевич, дайте мне сейчас девушку, и я вам докажу, какой я гомосексуалист!»
После такого пришлось замолчать даже Хрущёву. По крайней мере, на несколько секунд. Пока Неизвестный не попытался объяснить премьеру, что его помощники играют на его невежестве в вопросах искусства. Это вывело Хрущёва из себя: «Был я шахтёром – не понимал, был я политработником – не понимал, был я тем – не понимал. Ну вот сейчас я глава партии и премьер и всё не понимаю?! Для кого же вы работаете?» (Таубман У. Хрущёв. С. 636—637).
17 декабря 1962 года во Дворец приёмов на Ленинских горах пригласили около четырёхсот деятелей литературы и искусства для встречи с партийными и государственными руководителями. Столы, как вспоминали участники, ломились от яств и напитков. Все ожидали речи Хрущёва, ведь он получил после выступления в Манеже множество писем, в том числе и от известных людей. То, что услышали от Хрущёва, говорившего часа два, вызвало у собравшихся противоречивые чувства, у либералов – ужас: он повторил в развязной форме то, что, в сущности, говорилось в Манеже. 7 марта 1963 года в зале Кремля состоялась ещё одна встреча деятелей культуры с Хрущёвым и руководителями партии и государства. Выступал Хрущёв, выступали писатели и режиссёры, Хрущёв постоянно вмешивался в разговор, остро критиковал Андрея Вознесенского, Евгения Евтушенко, Василия Аксёнова. Но самое поразительное на этом совещании – выступила Ванда Василевская и сообщила, что два советских писателя в интервью польской газете назвали выдающимся писателем Бориса Пастернака. Из президиума тут же послышались громкие возгласы: «Клевета!.. Клеветник!.. Вам нравится там, за границей, у вас есть покровители – катитесь туда!»