История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953-1993. В авторской редакции

Петелин Виктор Васильевич

На первых страницах романа появляется бывший белый офицер Александр Анисимович Половцев и напоминает Якову Лукичу Островнову о далёких днях, когда расстались в Новороссийске под ударами Красной армии. Прототипом Половцева Шолохов, как известно, взял в основном жизнь Александра Степановича Сенина из потомственных казаков, который в 1918 году принимал участие в поимке и расстреле экспедиции Подтёлкова, а в июле 1930 года был арестован со своими подельниками как руководитель контрреволюционного комитета Союз освобождения Дона.

Первая книга романа заканчивается 15 мая 1930 года, до ареста задумавших идти против коллективизации в деревне. Первое время Шолохов и не думал продолжать, но жизнь заставила продолжить роман, он начал собирать материалы и узнал, что в Ростове сидит в тюрьме Сенин и ждёт приговора. Шолохову захотелось повидать его, поговорить с ним, посмотреть

его судебное дело.

О Сенине как прототипе Половцева писали много. Лежнев, Гура, Якименко, Литвинов, Евграфов, но чаще всего с чужих слов. А научные сотрудники музея Шолохова в Вёшенской Л. Чеплянская и И. Ковешникова изучили материалы уголовного дела в четырёх томах и в статье «Реабилитирован посмертно» подробно изложили биографию Сенина и его мысли во время коллективизации в 1930 году. Прежде всего они узнали, что 25 декабря 1932 года областное начальство выдало районному начальству четыре тома уголовного дела Сенина, 10 января 1933 года Шолохов принял это дело «для ознакомления».

Михаил Обухов вспоминает ещё один разговор с Шолоховым:

«Обычно Михаил Александрович был скуп на слова, предпочитая слушать других, и, надо сказать, на разговор умел вызвать. Но как-то, с трудом сдерживая волнение, он сказал:

– Только что был в окружном управлении ОГПУ на свидании с бывшим есаулом Сениным…

Сенин, которого Шолохов под собственным именем вывел в «Тихом Доне», в дни коллективизации пытался организовать контрреволюционный мятеж среди казаков на Верхнем Дону… Правда, как мне рассказывали очевидцы из Вёшенского района, когда его арестовали, он не успел сделать ни единого выстрела, совсем не так, как в «Поднятой целине». Но ведь это же Сенин, а не шолоховский персонаж Половцев!

– Разговаривая с ним в тюремной камере, – продолжал Шолохов, – смотрел на него и думал: скоро этого человека не будет. И Сенин отлично знает, что в ближайшие дни его ждёт расстрел.

Весь вечер Михаил Александрович, видимо, находился под впечатлением своего свидания с бывшим есаулом. Он всё время сосал трубку, был молчаливей, чем даже обычно. Лишь изредка вставлял фразы в оживлённую по обыкновению речь Бориса Озимого. И в этих скупых репликах не было характерного, так свойственного Шолохову разящего остроумия. Больше того – отдельные фразы были сказаны без всякой видимой связи с тем, о чём шла речь. А в конце вечера он коротко всё же сказал нам:

– Не хотели разрешать мне свидания с Сениным, но я настоял на своём, доказывая, что это один из персонажей «Тихого Дона»…

Я привёл здесь несколько хорошо запомнившихся мне высказываний Михаила Шолохова, касающихся, в сущности, одного, для всего его творчества, быть может, самого коренного вопроса…» (Михаил Шолохов в воспоминаниях… С. 267).

А коренной вопрос всё тот же – о человеколюбии, о гуманизме Шолохова.

Нам неизвестно, о чём Шолохов спрашивал Сенина накануне его расстрела, но в январе 1933 года из четырёх томов уголовного дела Шолохов узнал подробную биографию Сенина, выходца из среднего казачьего сословия. Учился в школе, в Усть-Медведицком реальном училище, в Новочеркасском политехническом институте, но через год за неимением средств пришлось оставить институт и поступить в Новочеркасское военное училище. В чине хорунжего принял участие в Первой мировой войне, в октябре 1917 года занимал должность старшего адъютанта при штабе дивизии в городе Миллерово. После расформирования дивизии несколько месяцев занимался хлебопашеством в родной станице Боковской, в которой после мобилизации Донским правительством обучал молодых казаков. На допросе в ОГПУ Сенин не скрывал, что участвовал в поимке и расстреле экспедиции Подтёлкова и Кривошлыкова. В 1919 году был ранен, лежал в госпитале. Эмигрировать из Новороссийска не удалось, оказался в плену Красной армии. Сменил фамилию, служил рядовым, потом опознали, судили, приговорили к расстрелу, но потом помиловали, дали пять лет тюремного заключения. Через четыре года Сенин вернулся в хутор Евлантьевский. Несколько лет преподавал математику в Боковской семилетней школе.

Сплошная коллективизация в начале 1930 года, перегибы в отношении более или менее зажиточных слоёв казачества резко изменили настроение Сенина, о чём он сам честно и правдиво признаётся на допросах в ОГПУ:

«…в момент разгара проведения в районе сплошной коллективизации у меня возникли серьёзные сомнения в правильности проводимых мероприятий, связанных с коллективизацией Советской властью. Эти колебания особенно укрепились после моих разговоров с гр-ном Багровым Т.С., который в беседе со мной на политические темы сообщил, что Советская власть разоряет крестьянство, что выхода у казаков, как вести борьбу с Советской властью, нет. Причём Багров политическую обстановку рассматривал так, что почва для нового восстания назрела, что массы готовы принять участие в вооружённом восстании против Советской власти, но нужно только возглавить это движение и взять руководство на себя… В конце января месяца я приступил к созданию контрреволюционной организации, ставящей своей целью вооружённую борьбу с Советской властью. С этой целью я поделился своими политическими настроениями с целым рядом лиц…

Я не согласен с принудительной административной коллективизацией крестьянских хозяйств, особенно не согласен с перепрыгиванием от сельскохозяйственной артели непосредственно к коммуне, как это имело место в целом ряде случаев при проведении сплошной коллективизации.

Я являюсь сторонником развития индивидуального хозяйства, предоставления полной инициативы и свободы хозяйственной деятельности хлеборобу. А отсюда, совершенно естественно, я не согласен с целым рядом практических мероприятий, связанных с проведением сплошной коллективизации… Я не был ни в коей мере согласен с ликвидацией кулака как класса, считая, что кулака нужно ограничивать, ибо это приведёт к упадку сельского хозяйства и разорит вконец хлебороба.

По моему мнению, кулак приносил пользу, продавая государству свой хлеб…» (курсив мой. – В. П.).

Статья Сталина «Головокружение от успехов», признавшая и осудившая перегибы в ходе коллективизации, спутала все планы нелегальной организации: «Политическая обстановка в районе стала разряжаться, а отсюда, как следствие, не было благоприятной почвы для дальнейшей деятельности нашей организации», – признавался Сенин в ходе допроса в ОГПУ.

28 декабря 1930 года по приговору суда восемь человек, в том числе А.С. Сенин, были расстреляны, 56 приговорены к различным срокам тюремного заключения, некоторые заговорщики были сосланы в Западную Сибирь. В ноябре 1989 года по Указу Верховного Совета СССР А.С. Сенин посмертно реабилитирован.

И ещё одна характерная в связи с изложенным подробность: «При ликвидации организации всего было изъято оружия: револьвер – 1, берданок – 2, шашек – 1, охотничьих руж. – 2. Итого: 6 единиц» (Вёшенский вестник. Ростов н/Д, 2001. С. 200—201).

Естественно предположить, что эта встреча с А.С. Сениным в какой-то степени изменила творческий план создания романа «Поднятая целина» («С кровью и потом»), а потом, через два года, ход допросов и чтение биографии многое открыли Шолохову в душе казачьего интеллигента, судьба которого сложилась трагически. Ведь Шолохов видел, с каким остервенением шло уничтожение кулака как класса, пять тысяч зажиточных семей было выслано с Дона, а ведь многое происходило на его глазах, с жалобами приходили к нему обиженные, он писал письма в различные инстанции… Сначала Шолохов поддержал идею коллективизации, поддержал и статью Сталина, однако перегибы с началом колхозной жизни не закончились…

И разве только один «Кальман-уполномоченный» приезжал на колхозные поля, их было тысячи, и все учили крестьян хозяйствовать на земле! И Шолохов видел всё это и чувствовал, как уверенность в правоте коллективизации уходит из его души. Не раз писал он своим друзьям в 30-х годах, что счастливой колхозной жизни так и не наступило.

Много раз Шолохов обещал в своих интервью закончить вторую книгу «Поднятой целины» через два-три месяца, в конце того или иного года, журналы давали объявления, что будут печатать вторую книгу, но так и не удалось это сделать. Не было времени, а может быть, Шолохов думал о трагической судьбе Сенина, никак не мог забыть его в тюрьме, не мог забыть его трезвых мыслей о драматических событиях недавних месяцев? Вторую книгу романа «Поднятая целина» в 30-х годах М. Шолохов так и не написал. Не буду перечислять писателей, с которыми Шолохов был знаком и которые резко отзывались о коллективизации. В скором времени Шолохов познакомился с художником Сергеем Корольковым, который делал иллюстрации к «Тихому Дону». В 1933 году Сергей Корольков был арестован органами ОГПУ. В ходе следствия и допроса Корольков написал: «Чистосердечно признаюсь перед органами ОГПУ, что советскую власть я рассматриваю как неприемлемую для народа, и в первую очередь для себя, власть. Особенно возмущала меня политика правительства по коллективизации».