История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953-1993. В авторской редакции

Петелин Виктор Васильевич

«Речь его (Н.С. Хрущёва. – В. П.) становилась всё более путаной, производила впечатление бессвязного бреда, – писал У. Таубман. – Михаилу Ромму показалось, что Хрущёва «подогревали» напитки, которые ставил перед ним каждые десять минут молчаливый помощник и которые Хрущёв опрокидывал в себя одним глотком. С тяжким недоумением слушали своего былого кумира либеральные интеллигенты; и даже на лицах консерваторов, у которых были все основания для радости, отражалось нескрываемое отвращение и презрение к Хрущёву» (Там же. С. 644).

То, что увидел американский учёный глазами Михаила Ромма, передано в одностороннем, чисто негативном виде. А правда живой жизни всегда многогранна. Перед Н.С. Хрущёвым лежал подготовленный помощниками текст выступления на совещании, но Хрущёв то и дело отвлекался от текста. Скорее всего, этот текст был опубликован миллионным тиражом под названием «Высокая идейность

и художественное мастерство – великая сила советской литературы и искусства. Речь на встрече руководителей партии и правительства с деятелями литературы и искусства 8 марта 1963 года»: сдано в набор 11 марта 1963 года, подписано в печать 12 марта 1963 года (М.: Госполитиздат, 1963). Здесь говорилось о «тошнотворной стряпне» Эрнста Неизвестного, о недостатках фильма «Застава Ильича», о грубых ошибках И. Эренбурга, об односторонности стихотворения Е. Евтушенко «Бабий Яр», в котором упоминается как жертвы фашистских злодеяний только еврейское население, а в этом Бабьем Яре были замучены и русские, и украинцы, и люди других национальностей, о полемике Р. Рождественского с Н. Грибачёвым, о роли Сталина как борца с Троцким, Зиновьевым, Бухариным и другими заговорщиками. Сталину были присущи крупные недостатки и ошибки, «…и при всём этом партия отдаёт должное заслугам Сталина перед партией и коммунистическим движением. Мы и сейчас считаем, что Сталин был предан коммунизму, он был марксистом, этого нельзя и не надо отрицать… Когда хоронили Сталина, то у многих, в том числе и у меня, были слёзы на глазах. Это были искренние слёзы. Хотя мы и знали о некоторых личных недостатках Сталина, но верили ему» (Там же. С. 21—22).

Это был откат от решений ХХ съезда КПСС, а поэтому многим собравшимся на этой встрече Хрущёв не понравился, о чём не замедлили сообщить в своих воспоминаниях.

Но одна из главных мыслей в выступлении Н. Хрущёва была в другом: он вспомнил на основе подобранных документов о том, что в 1933—1938 годах Михаил Шолохов писал Сталину жёсткие письма, в которых защищал вёшенских коммунистов, попавших под каток обкомовских репрессий, резко критиковал сложившуюся обстановку, «не мирился с вопиющей несправедливостью, он восставал против творившихся в ту пору беззаконий». Хрущёв призывал к правдивому изображению жизни, он осуждал И. Эренбурга за мрачные картины увиденного, за односторонность и приспособленчество «Бабьего Яра» Е. Евтушенко, поддержал романы М. Шолохова «Тихий Дон» и «Поднятая целина» за многогранное правдивое изображение жизни.

Анна Ахматова тоже включилась в оценку происходящего в литературе. Как-то во время беседы с коллегами её спросили, почему такой бешеный успех имеют Вознесенский, Евтушенко и Ахмадулина. «Надо признать, – сказала Анна Ахматова, – что все трое – виртуозные эстрадники. Мы судим их меркой поэзии. Между тем эстрадничество тоже искусство, но другое, к поэзии прямого отношения не имеющее. Они держат аудиторию вот так – ни на секунду не отпуская. (Она туго сжала руку и поставила кулак на стол.) А поэзия – поэзией. Другой жанр. Меня принудили прочесть «Озу» Вознесенского, какое это кощунство, какие выкрутасы…» (Чуковская Л. Записки об Анне Ахматовой. М., 2007. Т. 3. С. 304—305). В связи с этим Л. Чуковская вспоминает и её беседу с поэтом Г. Адамовичем, который задал всё тот же вопрос:

«В разговоре я назвал имя Евтушенко, Анна Андреевна не без пренебрежения отозвалась об его эстрадных триумфах. Мне это пренебрежение показалось несправедливым: эстрада эстрадой, но не всё же ею исчерпывается! Ахматова слегка пожала плечами, стала возражать и наконец, будто желая прекратить спор, сказала:

– Вы напрасно стараетесь убедить меня, что Евтушенко очень талантлив. Это я знаю сама» (Л. Чуковская. Воспоминания. С. 75).

Что касается поэмы А. Вознесенского «Оза» (см.: Молодая гвардия. 1964. № 10), то кощунственным, вероятно, представлялось Анне Андреевне восклицание «Аве, Оза» (Чуковская Л. Записки об Анне Ахматовой. Т. 3. С. 494).

Это было время мощных волн истинно русской поэзии, когда одна за другой появлялись книги высокой народности и патриотизма. Иван Лысцов (1934—1994) в первом своём сборнике стихотворений «Золотёна», вышедшем в 1962 году, заявил о себе как о первопроходце в поисках ёмкого поэтического слова, а в последующих сборниках, особенно в сборнике «Доля» (1969) с предисловием А.К. Югова, «Стезя», «Узы» (1971), «Страда» (1974), ярко определился как известный русский поэт патриотического направления, со своими языковыми находками и образами. Критик и литературовед Е.И. Осетров поддерживал И. Лысцова, находя в его сборниках «всё новые и новые сокровища русского языка». В 1969 году И. Лысцов написал критическую статью об альманахе «День поэзии 1968», которая вызвала недовольство либеральных кругов, зачисливших поэта в чёрный список «русофилов». Выходит первый сборник стихотворений Новеллы Матвеевой «Лирика» (1961), «Кораблик» (1963), потом «Душа вещей» (1966), «Ласточкина школа» (1973), одна за другой идут публикации стихов Владимира Соколова: «Трава под снегом» (1958), «На солнечной стороне» (1961), «Смена дней» (1965),

«Снег в сентябре» (1968), «Четверть века» (1975), «Спасибо, музыка» (1978, Государственная премия СССР за 1983 год), книги стихов Глеба Горбовского: «Поиски тепла» (1960), «Спасибо, земля» (1964), «Косые сучья» (1966), «Тишина» (1968), «Возвращение в дом» (1974), сборники стихов и поэм Михаила Луконина: «Рабочий день» (1948, Сталинская премия за 1948 год), «Признание в любви» (1960), «Необходимость» (Государственная премия СССР за 1973 год), возобновилась публикация сборников философской лирики Леонида Мартынова «Первородство» (1965), «Гиперболы» (1973), «Земная ноша» (1976), «Лицом к солнцу» (1977), «Узел бурь» (1979), «Черты сходства» (1982), сборники Сергея Наровчатова, Анатолия Передреева, Марии Петровых, Николая Рыленкова, Ярослава Смелякова, Владимира Солоухина, Владимира Луговского, Валентина Сорокина и др.

У М.А. Шолохова не раз возникали конфликты с руководством Союза писателей СССР и ЦК КПСС, особенно обострились эти отношения после глупейшего исключения Бориса Пастернака из Союза писателей за публикацию за рубежом романа «Доктор Живаго». Это сразу напомнило ему давние годы конца 20-х, когда Евгения Замятина и Бориса Пильняка рапповцы «прорабатывали» за публикацию их произведений за рубежом, при этом зная, что это сделано без ведома авторов.

Во время пребывания в апреле 1959 года в Париже (см.: Правда. 1959, 17, 24 апреля) Шолохов высказал своё отношение к «делу Пастернака»: «Коллективное руководство Союза советских писателей потеряло хладнокровие. Надо было опубликовать книгу Пастернака «Доктор Живаго» в Советском Союзе вместо того, чтобы запрещать её. Надо было, чтобы Пастернаку нанесли поражение его читатели, вместо того чтобы выносить его на обсуждение. Если бы действовали таким образом, наши читатели, которые являются очень требовательными, уже забыли бы о нём. Что касается меня, то я считаю, что творчество Пастернака в целом лишено какого-либо значения, если не считать его переводов, которые являются блестящими. Что касается книги «Доктор Живаго», рукопись которой я читал в Москве, то это бесформенное произведение, аморфная масса, не заслуживающая название романа».

Интервью Шолохова, опубликованное во французской газете «Франс суар», переполошило высших чиновников не только Союза писателей, но и ЦК КПСС. Заведующий Отделом культуры ЦК КПСС Д. Поликарпов высказывает своему руководству предложения: «Считал бы необходимым в связи с этим поручить советскому послу во Франции проверить достоверность сообщения «Франс суар» и, если такое интервью имело место, обратить внимание М. Шолохова на недопустимость подобных заявлений, противоречащих нашим интересам. Если сообщение газеты ложное, рекомендовать т. Шолохову опровергнуть его публично». Одновременно с этим сотрудники Отдела культуры подготовили текст телеграммы советскому послу во Франции. А между тем Союз писателей уже исключил Бориса Пастернака из своих рядов, а ему самому под давлением «общественности» пришлось отказаться от Нобелевской премии за 1958 год. Эта глупость литературных чиновников лишь подогрела интерес к роману, его перевели на восемь европейских языков и издали чуть ли не миллионным тиражом (подробнее см.: Российский гос. архив новейшей истории (РГАНИ). Ф. 5. Оп. 36. Д. 93. Л. 25—31. Здесь хранятся перевод из «Франс суар», проект телеграммы послу в Париже, письмо Д. Поликарпова и др. (Аппарат ЦК КПСС и культура. 1958—1964. С. 205—206).

М.А. Шолохов изложил лишь внешнюю сторону литературного конфликта между писателем и Правлением, между писателем и издателем. 27 февраля 1959 года в форме строгой секретности было принято Постановление Президиума ЦК КПСС «О Пастернаке Б.Л.»: «Поручить Генеральному прокурору СССР т. Руденко принять меры в соответствии с обменом мнениями на заседании Президиума ЦК» (Президиум ЦК КПСС. 1954—1964. Т. 3. Постановления 1959—1964. М., 2008. С. 15. В комментарии по этому вопросу говорится: «Речь идёт о допросе в Генеральной прокуратуре СССР выдающегося русского поэта и писателя Б.Л. Пастернака в связи с опубликованием романа «Доктор Живаго» и его стихотворений в английской газете «Дейли мейл» (11 февраля). Подробнее см. фундаментальную публикацию источников: «А за мною шум погони…»: «Борис Пастернак и власть. 1956—1972 гг.: Документы. М., 2001). На допросе публикация этих литературных произведений за рубежом характеризовалась как «действия, нарушавшие законы Советского государства», «образующие состав особо опасного государственного преступления», влекущего за собой «уголовную ответственность» (Там же. С. 965).