История руссов. Держава Владимира Великого
Шрифт:
Это — дельно написанная, хорошим научным языком и снабженная ссылками на литературу книжка, представляющая добросовестный подбор, а местами и подтасовку фактов в пользу норманизма.
О фактах, говорящих в пользу противоположного, Баумгартен умалчивает, избегает он говорить и о сомнительности тех, которые им принимаются за достоверные. Между тем история может считаться наукой только постольку, поскольку она беспристрастна, точна и справедлива. Если же она занимается политикой, т. е. пляшет под дудку различных политических партий, то место ей не в университете или академии, а на большой людной площади, где позволено заниматься демагогией сколько угодно.
Барон Баумгартен (тоже, очевидно, из остзейских) не повинен
К критике его трактовок мы обратимся попутно впоследствии. Здесь же отметим следующее: большинство норманистов, хоть они умны и учены, страдают одним недостатком: отсутствием объективности. Научная истина у них не прежде всего. Психологически это объясняется просто: многие из них немцы по происхождению, монархисты по убеждению и католичествующие по… уж не знаем, как тут и выразиться поделикатнее.
Да простит нам читатель, что мы занялись выяснением и таких вопросов. Объясняется это очень просто: хочется понять, как и почему норманистские нелепицы так долго держатся, тогда как историческая правда решительно против них. Причина ясна: в искажении истины виновата каста историков, они интересовались не историей своего народа в первую очередь, а ставили свои классовые и личные интересы прежде всего. Они просто «кормились» у корыта истории, оставивши научную правду в стороне.
Чтобы в наших утверждениях не усмотрели личной и одинокой точки зрения, мы позволим себе вкратце изложить ниже, что думают о норманистской теории и другие. Читатель увидит, что мы в этом отношении далеко не одиноки, целые исторические школы поддерживают ту же точку зрения, более того: новейшие норманисты стоят почти на той же точке зрения, но у них не хватает решимости и логики, чтобы поставить всё с головы на ноги.
3. Несколько слов об эволюции норманизма
Для доказательности наших мыслей полезно будет привести выдержки из большого труда проф. В. А. Рязановского: «Обзор русской культуры» (часть 1-я, 1947, с. 1—639; часть 2-я, вып. 1-й 1947, 1—557; вып. 2-й, 1948, 1—213; отдельно изданной частью этого же труда является книга: «Развитие русской научной мысли в XVIII–XX ст. 1949, 1—136. Все эти книги изданы в Нью-Йорке).
Следует принять во внимание, что: 1) Рязановский — автор новейший, идущий в ногу с веком, а не перепевающий то, что он учил 50 лет назад, 2) Рязановский — гуманитарист, и совпадение его взглядов с нашими, т. е. натуралиста, весьма многозначительно, 3) Рязановский — синтетик, охвативший в его труде, имеющем более 1500 страниц, всю историю русской культуры, а не сосредоточивший все свое внимание на узком отрезке времени, 4) Рязановский — автор не советский, следовательно, высказывающий независимые мысли. Совпадение его мыслей с мыслями новейших советских историков (см. ниже) говорит недвусмысленно, что мысли его верны. Таким образом, чрезвычайно различные по идеологии и по методам исследования ученые высказываются решительно и безоговорочно против норманизма.
Предоставим теперь слово В. А. Рязановскому: «Так называемая “норманская” теория происхождения русской культуры вообще и русского государства в частности была создана в XVIII веке приглашенными в Россию немцами-академиками и профессорами разных русских университетов (Миллер, Круг, Тунман, Крузе, Ире, Шриттер, Рейц, Струве. Лерберг, Френ, Герман, Куник и др.), а затем нашла себе последователей и среди русских ученых.
Среди последних особенной приверженностью к “норманской” теории отличался историк М. П. Погодин. Эта доктрина учила (к сведению нашего критика Н. Н. Кнорринга. — С.Л.), что
Имя страны (Русь, Россия) происходит от шведского корня, язык высших классов общества был скандинавский (норрена) и тем более письменность. Этот язык оказал большое влияние на славянский, русский язык. Россия — по мнению основоположников этой доктрины — представляла tabula rasa. Здесь до появления норманнов не существовало никакой культуры: не было ни государства, ни гражданственности, ни торговли, ни искусства, ни даже религии — одним словом, ничего, кроме народа в диком состоянии (как указывал Шлёцер: “Конечно, люди тут были Бог знает, с которых пор и откуда, но люди без правления, жившие подобно зверям и птицам, которые наполняли леса…” (Прим. Рязановского. — С.Л.). Все создано норманнами.
Это учение отказывало русской культуре в каком бы то ни было национальном развитии и все проявления русской культуры объясняло заимствованием из Швеции или Скандинавии вообще или же из Германии. А если такое объяснение оказывалось явно невозможным, то на сцену выдвигалось заимствование из какой-либо восточной страны или просто с Востока, только не национальное развитие.
Эта странная доктрина, основанная на уверенности немецких ученых, что всякая европейская цивилизация может исходить только от германского корня и на незнании ими России, долгое время пользовалась большим авторитетом.
Дело в том, что при ее возникновении и обосновании в XVIII в. и начале XIX в. русская наука находилась еще в зачаточном состоянии: русская история была в начальной стадии разработки, языкознание еще не началось, научная археология отсутствовала. И русские ученики (за исключением немногих) не только из почтения к своим немецким учителям, но и вследствие отсутствия необходимых данных, долго еще подчинялись авторитетным для них мнениям и разъяснениям последних. И только с половины XIX ст., когда русская наука окрепла, начались более серьезные возражения против “норманской” теории, которые вызывали страстные контрвозражения ее сторонников.
Для характеристики положения проведем здесь свидетельство известного историка права проф. Н. П. Загоскина, который в конце XIX ст. писал следующее:
“Вплоть до второй половины текущего столетия учение норманской школы было господствующим и авторитет корифеев ее, Шлёцера — со стороны немецких ученых, Карамзина — со стороны русских писателей представлялся настолько подавляющим, что поднимать голос против этого учения — считалось дерзостью, признаком невежественности и отсутствия эрудиции (см. также критику Н. Н. Кнорринга на наш труд: “Русские Новости”, Париж, 27 ноября 1953 г. № 443. — С.Л.), объявлялось почти святотатством.
Насмешки и упреки в вандализме устремлялись на головы лиц, которые позволяли себе протестовать против учения норманизма. Это был какой-то научный террор, с которым было очень трудно бороться (подчеркнутое нами место показывает, что еще 55 лет тому назад существовал научный гнет, террор, героями которого были норманисты, существует он и по сей день (см. упомянутый выше критический очерк Н. Н. Кнорринга, а также отзыв П. Ковалевского, “Русская Мысль”, от 28 окт. 1953 г. № 601). Поэтому тем, которые считают наши возражения и тон слишком резкими, рекомендуется дважды прочитать это официальное заявление солидного ученого. Господство норманизма оправдывалось не истиной, а грубой силой. Теперешние же наши критики упрекают нас в недостаточной эрудиции. Извините за грубость, но: “чья бы корова мычала…” — С.Л.).