История рыжего демона
Шрифт:
— Да, — подтвердил Фауст, — я уже ухожу. До встречи… — Ему было очень трудно произнести это слово; после недолгой, но тяжкой борьбы с самим собой он прибавил: — Фауст…
— Да-да, до встречи, — ответил Мак.
— А кто та женщина, которая стоит возле нашего шатра? — спросил Василь.
— Это Маргарита, — сказал Фауст. — Она ждет меня.
— Вот и забирайте ее с собой. Не хватало еще, чтобы гулящие девки шатались возле нашего жилья.
Фауст был вынужден молча снести еще и это. Он не смел возражать, не смел объявить о том, кто он есть на самом деле, не переговорив прежде с Мефистофелем. Князю Тьмы может прийтись не по вкусу, если кто-то своевольно вмешается в ход событий и испортит ему игру, прервав Тысячелетнюю войну. Когда затрагивается честь демона, нужно действовать очень осторожно.
Фауст повернулся и вышел прочь. Маргарита, которой, очевидно, уже наскучило ждать, подбежала к нему и спросила:
— Ну, что?
— Ничего, — ответил Фауст.
— Что значит «ничего»? Разве ты не сказал ему, кто ты такой?
— Сказал.
— Тогда почему ты не занял его место?
Фауст остановился и строго посмотрел на девушку.
— Все гораздо сложнее, чем ты думаешь, — ответил он. — Сначала я должен поговорить с Мефистофелем. А с ним я пока еще не встречался.
И он зашагал дальше, но тут дорогу ему преградили трое солдат в железных шлемах, вооруженные копьями.
— Эй, ты! — окликнул Фауста один из них.
— Я? — спросил Фауст.
— Здесь больше никого нет, кроме нее, но я не к ней обращаюсь.
— Ну, — сказал Фауст, — так что вам от меня надо?
— Ты что здесь делаешь?
— Вас это не касается, — ответил Фауст. — Разрешите пройти.
— Нам приказано глядеть в оба за такими, как ты. Шатаются тут всякие по лагерю… Тебе придется пройти с нами. Вместе с нею, — он кивнул в сторону Маргариты.
Фауст понял, что неосторожные слова могут погубить его. Вспыльчивость и высокомерие были серьезными недостатками профессора алхимии Ягеллонского университета. (Мак, к своему счастью, не обладал этими отрицательными свойствами неукротимого фаустовского духа.) Решив исправить свою ошибку, Фауст сказал:
— Господа, я сейчас вам все объясню…
— Разговаривать будешь у капитана, начальника караула, — ответил солдат. — Марш вперед, да смотри, без фокусов, не то я ударю тебя копьем!
И они увели Фауста вместе с Маргаритой.
— Что новенького? — спросил Мак, как только Фауст вышел из его шатра.
— Важные новости, мой господин, — сказал Василь. — Сам дож Энрико Дандоло хочет видеть вас. Вы должны явиться к нему как можно скорее.
— Как?.. Правда?.. А как ты думаешь, чего ему надо от меня?
— Мне он, разумеется, ничего не сказал. Но у меня есть кое-какие соображения на этот счет.
— Что ж, поделись со мной своими мыслями, добрый слуга, пока я буду умываться и приглаживать волосы.
И Мак приступил к своему туалету, жалея о том, что Мефистофель и ведьмы, колдовавшие над его внешним обликом, не снабдили его сменой белья.
— Ну, так что собой представляет Энрико Дандоло? — спросил он.
— Это грозный старец, — ответил Василь. — Как венецианский дож, он командует отборной частью христианского войска. Его солдаты очень дисциплинированны и хорошо обучены. Венеция пополняет наши продовольственные запасы и поставляет нам другие необходимые товары. В ее руках находится транспорт. Все, кто принимает участие в этой кампании, в какой-то мере зависят от Венеции, и я думаю, что венецианцы не упустят случая напомнить нам об этом. Сам Дандоло слеп и немощен телом, как человек, которому давно уже перевалило за восьмой десяток. В таком возрасте знатные господа удаляются на покой, к родному очагу, и слуги подают им по утрам овсянку в постель. Но не таков Энрико Дандоло! Весь путь из Европы до стен Константинополя он проделал верхом, вместе с войском. Под Сабо его видели в первых рядах гвардии, где он призывал воинов покорить этот венгерский город, если они хотят, чтобы Венеция приняла участие в Крестовом походе. В конце концов им пришлось подчиниться. Конечно, поднялся ропот; многие говорят, что священная война превратилась таким образом в авантюру, в которую их втянули ради защиты торговых интересов Венеции. Лично я не осмелюсь иметь свое собственное мнение на сей счет до тех пор, пока вы, мой господин, не скажете мне, на чью сторону вы встали.
— Мудрое решение, — сказал Мак, расчесывая пятерней свои густые кудри.
— Встреча с венецианским дожем, — продолжал Василь, — открывает перед вами разные возможности.
— Это правда.
— Союз с Венецией может принести вам сказочное богатство, о каком не мечтал ни один смертный. Но, конечно, существует альтернативный вариант.
— Какой же? — спросил Мак. Василь вытащил кинжал. Попробовав острие кончиком пальца, он положил клинок на стол перед своим господином.
— Вот добрая толедская сталь. Если вы против Венеции, эта вещь может вам пригодиться.
Мак взял кинжал в руки и тоже попробовал острие. Затем спрятал его в рукав:
— Да… возможно, она мне понадобится — оставить зарубку на память.
Василь натянуто улыбнулся и, откинув полог, выглянул из шатра. По его знаку подошли двое солдат с зажженными факелами в руках, чтобы проводить Мака до шатра Энрико Дандоло. Василь упрашивал своего господина взять его с собой, но Мак наотрез отказался исполнить его просьбу и оставил своего молодого слугу в шатре, решив, что пришло время сделать свой выбор и исполнить задачу, поставленную перед ним Мефистофелем. Лишние свидетели, подумал Мак, могут только помешать. Чем дольше юноша будет оставаться в неведении относительно его истинной роли в происходящих событиях, тем лучше.
Мак шел, глядя по сторонам. В лагере было неспокойно. Несмотря на поздний час, бивачные костры горели ярко. Небольшие отряды пехоты проходили мимо Мака и его провожатых быстрым шагом; несколько закованных в латы всадников промчались галопом, подняв пыль. Ночь была полна тревожных звуков — лязганья металла о металл, ржания и топота лошадей, приглушенного ропота человеческих голосов. Было похоже, что войско готовится к наступлению.
Наконец они подошли к просторному белому шатру. Сквозь щели неплотно прикрытого полога пробивался слабый свет. Венецианский дож сидел за низким столиком; перед ним стояло блюдо с драгоценными камнями, которые он перебирал пальцами. Энрико Дандоло был довольно высок ростом; несмотря на свой преклонный возраст, он держался очень прямо. Широкие одежды из жесткой парчи ниспадали на пол, скрывая его фигуру; на голове у него была маленькая бархатная шапочка, украшенная соколиным пером на венецианский манер. Седая бородка, поблескивающая в лучах светильника, словно серебро, подчеркивала вытянутый овал его лица. Тонкие бледные губы были поджаты, глаза подернуты мутно-серой непрозрачной пленкой — причиной слепоты величавого старца была катаракта. Слуга громко объявил о приходе лорда Фауста, недавно прибывшего с Запада, но венецианский дож даже не поднял головы.
— Прошу вас, любезный господин Фауст, присаживайтесь, — произнес Энрико Дандоло резким, дребезжащим голосом. Он говорил по-немецки правильно, но с заметным акцентом. — Слуги уже подали вино? Возьмите бокал, сударь, и располагайтесь поудобнее. Как вы находите эти безделушки? — Он указал на драгоценности.
— Раз или два мне приходилось видеть нечто подобное, — сказал Мак, наклоняясь над столом, — но я никогда не встречал более прекрасных камней. Великолепная коллекция! Какая дивная игра, какой глубокий цвет!
— Взгляните на этот рубин, — продолжал Дандоло, вертя в белой холеной руке драгоценный камень размером с голубиное яйцо. — Разве он не прекрасен? Его мне прислал набоб Тапробэйна. А вот изумруд… — его пухлые пальцы уверенно потянулись к большому зеленому камню, — согласитесь, у него очень чистый блеск, что является большой редкостью для таких крупных изумрудов.
— Да-да, — ответил Мак, — конечно. Но я удивляюсь, сударь, как вы, будучи лишенным зрения, замечаете эти тонкости. Можно подумать, что кончики пальцев заменяют вам глаза…