История рыжего демона
Шрифт:
— Добрый слуга, — наконец произнес Мак. — В лучшие времена тебе будет доверено все. Поверь мне, ты будешь первым, кому я поведаю о своих политических взглядах и о своих интересах. А пока пройди по лагерю и принеси мне свежие новости. Я, пожалуй, отдохну часок-другой.
— Иду! — ответил Василь, поклонился и вышел из палатки. Мак лег на постель и крепко заснул.
Мак проснулся со странным чувством, что рядом с его постелью находится кто-то посторонний. Открыв глаза, он понял, что проспал дольше, чем думал: уже темнело, и на столе в глиняной плошке горела свеча. Наверное, ее зажег Василь. Пламя свечи колыхалось, и на противоположной стене шатра плясали тени. Приглядевшись, Мак увидел, что они приняли форму человека, весьма напоминающего привидение, — человека в серых и черных одеждах, с распущенными по плечам волосами. Призрак глядел прямо на Мака. Странно, однако, до чего все это похоже на правду, подумал Мак. Совсем как живой человек…
Он потянулся к темной фигуре, сидевшей напротив него. Пальцы нащупали материю, а под ней было обыкновенное человеческое тело. Мак поспешно отдернул руку назад.
— Прежде чем протягивать руку, — насмешливо произнес незнакомец, — воспитанные люди обычно здороваются. Впрочем, вы, вероятно, и не слыхали о правилах хорошего тона.
— Я думал, вы… ненастоящий, — пробормотал Мак. — Не из мира сего, я хотел сказать.
— Так оно и есть. Но вы-то сами разве настоящий? Сдается мне, что вы совсем не тот, за кого себя выдаете.
— А вы?
— Ах, я забыл представиться! — В голосе незнакомца снова послышались иронические нотки. — Но думаю, что вы и сами догадаетесь, кто я.
Темная фигура отделилась от стены, и свет упал на ее лицо. Мак, конечно, должен был узнать этого человека — ведь Мак несколько дней шпионил за ним, прежде чем сообщник Мака, латыш, ударил его дубиной по голове в темном краковском переулке.
— Вы — доктор Фауст, — прошептал Мак.
— А ты — самозванец, черт бы тебя побрал! — вскричал рассерженный Фауст.
Мак растерялся. Он никак не ожидал встретиться лицом к лицу с человеком, чье имя он присвоил. Несколько секунд он молча глядел на ученого доктора, напряженно думая, что делать дальше. Наконец ему удалось собраться с мыслями. При первой встрече с Мефистофелем в кабинете Фауста он попал в сложную ситуацию, но в конце концов ему удалось выйти сухим из воды и даже кое-что приобрести. Так почему бы не попробовать выкрутиться сейчас?.. У мошенников, как и у честных людей, тоже существует своя мораль, свой неписаный кодекс чести и свои нормы поведения. Каждый человек в какой-то мере нуждается в самооправдании, позволяющем ему сохранять уважение к себе, особенно когда наступают трудные времена.
И сейчас, похоже, для Мака наступило такое время. Он находился в весьма щекотливом положении пойманного за руку вора. Более слабый человек на его месте тотчас же побледнел бы и пробормотал дрожащим голосом что-нибудь вроде: «Я сам не знаю, как это получилось… Поверьте, сударь, это была роковая ошибка… Я больше не буду, только отпустите меня ради Христа!» Но Мак был не из таких. Он не собирался просить пощады. Решив бороться до конца, он подумал, что в конце концов тот, кто отважился играть Фауста на исторической сцене, должен нести в себе хотя бы частицу неукротимого фаустовского духа, иначе он неизбежно провалит эту роль.
— Похоже, что нас обоих привело сюда одно и то же дело, — произнес Мак ровным голосом, в котором не чувствовалось ни капли растерянности или испуга. — Вы, несомненно, знаменитый доктор Фауст. Но ведь и я тоже Фауст — если, конечно, признавать авторитет столь влиятельной особы, как. Мефистофель.
— Мефистофель ошибся!
— Великие не ошибаются, они творят историю. Законы — это их ошибки, ставшие всеобщим правилом.
Фауст выпрямился, расправил плечи и шагнул к Маку, воинственно задрав подбородок. Теперь они стояли друг напротив друга. Несмотря на свой весьма средний рост, ученый доктор выглядел довольно внушительно.
— Я не собираюсь выслушивать всякий казуистический вздор от того, кто присвоил мое имя! — надменно произнес Фауст. — Берегитесь! Я страшно отомщу вам, если вы не оставите своих дурацких притязаний на место, которое по праву принадлежит мне, и не уберетесь отсюда вон!
Мак поглядел на него сверху вниз.
— Больно много вы о себе воображаете. Я-то как раз на своем месте. Мефистофель заключил сделку со мной и ни с кем другим. Вы можете оспаривать свои права до конца времен, только вряд ли что-нибудь получите.
— Оспаривать права? О нет, я сделаю гораздо больше! Вы забываете, с кем имеете дело. Я сотру вас с лица земли с помощью страшных заклинаний! Так вам и надо! По вору и мука!
— Ой ли?
— Ой, ой. То есть так оно и будет. Я накажу вас за ваши грязные делишки!
— Никогда бы не подумал, что профессора умеют так скверно ругаться, — притворно вздохнул Мак. — Теперь послушайте, что я скажу вам, Фауст. Я бросаю вам вызов. За мной стоит огромная мощь сил тьмы. Вы не учли этого важного обстоятельства, когда кричали здесь о своем могуществе. Вне всякого сомнения, я гораздо лучше справлюсь с ролью Фауста, чем вы сами!
Фауст пришел в бешенство. Глаза его налились кровью, пальцы судорожно сжимались в кулаки и вновь разжимались. Он с трудом сдерживался, чтобы не закатить стоящему перед ним негодяю оплеуху. Справившись с первым приступом гнева, он рассудил, что запугивать самозванца бессмысленно. Он прибыл сюда отнюдь не для участия в глупейшем споре. Его цель — занять свое место в Тысячелетней войне между двумя великими силами — светом и тьмой. А препираться с Маком (которому, впрочем, он не смог бы причинить никакого вреда) означало тратить время впустую.
— Прошу прощения. Я, кажется, немного погорячился, — проворчал он. — Давайте поговорим разумно.
— Как-нибудь в другой раз, — ответил Мак; в эту самую минуту полог, завешивающий вход, колыхнулся, и в шатер вошел Василь, кинув на Фауста подозрительный взгляд.
— Кто это?
— Один старый знакомый, — ответил Мак слуге. — Его имя… гм… оно тебе ничего не скажет, да и не так уж это важно. Он собирался уходить, когда ты вошел.
Василь повернулся к Фаусту. Ученый доктор заметил, что в руке у этого полного розовощекого юноши блестит длинный кинжал, а выражение его лица отнюдь не располагает к дальнейшим разговорам.