История с лишайником
Шрифт:
— Да, но…
— Мне кажется, дружище, что ты даже не представляешь, какие прибыли загребают в таких первоклассных салонах, как этот. Я не поверил бы, если бы мне сказали, что в среднем выходит меньше чем три сотни с клиента в год.
— Что ж, возможно, что мы взялись не за то дело, Билл. Но все равно в этом заведении есть что-то подозрительное. Эта Уилбери с радостью согласилась бы на три или даже на две сотни, но ее адвокат настаивал на пяти тысячах и получил их. Для такой расточительности должна быть какая-то причина, — но наркотики исключаются. В частности, Скотленд-ярд не имеет никаких доказательств, а ты Ведь знаешь, как они внимательно следят за подобными заведениями.
— Но, если полиция ничего не имеет…
— Но ведь, кроме наркотиков, может быть что-то другое.
Они какое-то время обдумывали план действий.
— Кроме всего, есть что-то
Он пошарил в кармане, вытянул несколько сложенных листков и передал их через стол.
Главный разгладил их. Заголовок гласил: «Диана Присцилла Брекли — предварительные данные». Текст был отпечатан на машинке кем-то, кто больше заботился о скорости, чем о точности. Не обращая внимания на орфографические и стилистические ошибки, пытаясь разобраться в неправильных сокращениях, редактор прочел:
«Д.П.Брекли, 39 лет, однако, как говорят, выглядит гораздо моложе (проверю, правда это или выдумка, может, просто профессионально «сделанная» внешность). Прекрасно выглядит. Пять футов с лишним, темно-каштановые волосы, правильные черты лица, серые глаза. Прекрасно водит чудесный роллс — говорят, стоит семь тысяч. Живет в Дормигтон-менсон, 83, рента астрономическая.
Отец — Гарольд Брекли — умер, банковский клерк, Уэссекский банк. Женат на Мальвине, второй дочери Валентина де Траверса, зажиточного подрядчика, тайное бегство. Валентин де Траверс — строгий отец: «Никогда не переступите моего порога, не получите ни пенни», и т. д.
Брекли жили на Деспенд-роуд, 43, полуособняк. Д. Б. — единственный ребенок. Местная частная школа до одиннадцати лет. Потом средняя школа св. Меррин. Закончила успешно. Кембриджский стипендиат. Диплом с отличием и рекомендациями. Биохимия. Три с половиной года работала в Дарр-хаузе, Окинхейм.
Тем временем В.Д.Т. умер. Дочь и зятя не простил, но наследство оставил внучке. Д. Б., как считают, в возрасте 25 лет владела сорока-пятьюдесятью тысячами фунтов… Проработала в Д.Х… еще 6 месяцев после этого. Построила дом для родителей около Эшфорда, Кент. Совершила кругосветное путешествие — один год.
Вернувшись, стало совладелицей небольшого салона красоты «Фрешен»-на Мейфере. Через два года выкупила у компаньона, За год превратила «Фрешен» в новое предприятие — «Нефертити» (деталь ном. капитал 100 фунтов). С тех пор занимается красотой только самых привилегированных из привилегированных.
Данные о личной жизни чрезвычайно скупы несмотря на скандальный характер такой профессии. До нынешнего времени, насколько это известно не была замужем — естественно, что везде фигурирует под девичьей фамилией. Живёт богато, но не экстравагантно. Много тратит на туалеты. Никакого побочного бизнеса — хоть и проявляет интерес к Джоннингам, химическим промышленникам. Ничего подозрительного в заведении не замечено. Кажется прямолинейной. Деловая репутация безукоризненная. Весь персонал «Нефертити» тщательно подобран, подозрительные лица не принимаются. Чересчур уж все безукоризненно, чтобы быть чистой правдой. Как вам кажется? Очень дорожит репутацией. Даже игнорирует сплетни конкурентов.
Любовные отношения: никаких данных. Создает впечатление не такой, как все, несовременной, но сбор информации продолжается».
— Та-ак, — сказал редактор, дочитав до конца. — Вырисовывается не совсем женский портрет, правда?
— А это лишь приблизительные, черновые данные, — сказал Джеральд. — Добудем еще больше. Мне это кажется очень интересным. Например ее пребывание в Дарр-хаузе, Там работают только самые способные — это равнозначно титулу рядом с вашей фамилией. И везде открыты двери.
И потому я спрашиваю себя: что заставило человека такого калибра уйти из первоклассного научно-исследовательского центра и заняться старомодным бизнесом красоты?
— И на этом фоне роллс-ройс и соответствующие туалеты, — добавил редактор.
Джеральд покрутил головой:
— Что-то тут не так, Билл. Если основной ее целью было выставлять себя напоказ, то про нее было бы больше известно. Настоящие продавцы красоты обычно любят выглядеть королевами — это составная часть рекламы. Посмотрим на это с другой точки зрения. Она, которая не принадлежит к этому кругу, идет на рынок, где торгуют красотой, — в окружение людей с улыбкой на губах и камнем за пазухой. И Какой результат? Она не только выживает; а и добивается успеха. Каким образом? Здесь может, быть лишь один ответ, Билл, — какой-то трюк. У нее есть что-то, чего нет у других, Информация из досье наводит на мысль, что, занимаясь научными исследованиями в Дарре, она натолкнулась на что-то и решила этим воспользоваться в своих собственных целях. Чистое это дело или нет, — уже другой вопрос, но считаю, что этим стоит заняться.
Редактор некоторое время раздумывал. Затем кивнул в знак согласия.
— Хорошо, Джери. Займись этим. Но будь осторожен. Услугами «Нефертити» пользуются много представительниц высокопоставленных кругов. Если ты найдешь что-то, что может вызвать грандиозный скандал, то в нем будет замешано множество известных леди. Помни об этом.
— Я передам мадам, что вы пришли, мисс, — сказала служанка и вышла, прикрыв за собой дверь.
Комната показалась Зефани немного старомодной. Зефани подошла к окну. За стеклянной дверью на нескольких квадратных метрах был разбит небольшой сад. Карликовые тюльпаны цвели на маленьких грядках. На краю, в тени изящно подстриженных кустов, росли фиалки. В углу миниатюрного лужка был сооружен фонтан в виде античной головки. Большие щиты из стекла, выступавшие из углублений в нижней стене, защищали с одной стороны сад от ветра. Если посмотреть на запад, поверх невысокой железной изгороди, то можно было увидеть парк, казавшийся сплошным массивом вершин деревьев, покрытых молодой зеленью, а за ним неясно просматривались контуры зданий,
— Какая красота! — воскликнула Зефани в искреннем восхищении.
Услышав, как дверь открывается, она обернулась. Перед ней стояла Диана в скромном платье. Из украшений на ней были только простой золотой браслет на запястье, золотая шпилька на лацкане и ажурное золотое ожерелье.
Какое-то время они молча смотрели друг на друга.
Диана почти не изменилась и была такой, какой Зефани помнила ее. «Теперь ей должно быть, — думала Зефани, — где-то около сорока, она же вы глядит — ну, может, на двадцать восемь, не больше.» Какая-то неуверенная, невыразительная улыбка появилась на губах Зефани.
— Я чувствую себя снова маленькой девочкой, — проговорила она. Диана тоже улыбнулась ей в ответ.
— Тебе даже удается выглядеть девочкой-подростком, — сказала она Зефани.
И они продолжали рассматривать друг друга.
— Значит, это правда. Значит, оно действует, — прошептала Зефани скорее сама себе.
— Ты только посмотри в зеркало, — сказала Диана.
— Со мною все проще. Но вот вы — вы и сейчас так прекрасны, Диана, как были когда-то, и совсем не постарели.
Диана притянула Зефани к себе и обняла. — Чувствую, что такая новость немного ошеломила тебя, — сказала она.
Зефани кивнула.
— Особенно сначала, — призналась она, — я почувствовала себя страшно одинокой. Но сейчас я понемногу прихожу в себя.
— Твой голос звучал по телефону как-то напряженно. Я подумала, что нам лучше встретиться у меня, где мы сможем спокойно поговорить, — объяснила Диана. — Но об этом потом. Сначала я хочу услышать, как дела у тебя, у твоего отца и, конечно, все про Дарр.
Они разговорились. Постепенно Диана сумела побороть нервозность и чувство нереальности, охватившие Зефани. А после ленча Зефани почувствовала такое облегчение, какого незнала с того самого момента, когда Френсис сразил ее своей новостью. Очутившись снова в гостиной, Диана повела разговор о причине визита Зефани.
— Ну а теперь, чем я могу помочь тебе, моя дорогая? Что там у тебя за беда?
Зефани неуверенно начала:
— Вы уже и так много сделали. Вы вернули мне покой. У меня было ощущение, что я какая-то ненормальная. Но я хочу понять, Что происходит. Я в таком смятении. Отец сделал открытие которое — ну, как бы вам сказать — знаменует собой поворот в истории человечества. Я думаю, что это поставит его наравне с Ньютоном, Дженером и Эйнштейном. И вместо того, чтобы огласить его и стать признанным во всем мире первооткрывателем, он все держит в секрете. Кроме того, он считал, что это только его тайна, а тут оказывается, что и вы знали о ней на протяжении многих лет, — но тоже хранили молчание. Я ничего не понимаю. Отец говорил, Что не хватит лейкнина, но ведь так всегда бывает с чем-то новым. Раз уже известно, что такое возможно, это уже половина дела: все начинают бешено исследовать, и появляются люди с аналогичными открытиями. И, в конце концов, если этого лишайника мало, то не такая уж и беда: почему бы не сообщить об этом и не натолкнуть людей на поиски другого антигерона, как отец это называет? И последнее: я начала задумываться о побочном действии антигерона, как, например, можно ли иметь детей, если принимаешь его, и так далее.