История суда и правосудия в России. Том 2: Законодательство и правосудие в Московском государстве (конец XV – 70-е годы XVII века)
Шрифт:
В трактовке понятия «подмёт» наиболее адекватной представляется его характеристика как преступления против правосудия, заключавшегося в подкидывании невиновному лжеулик для последующего обвинения его в преступлении [402] . Эта точка зрения выглядит предпочтительной по двум причинам. Во-первых, именно так интерпретирует подмет С. Герберштейн, отмечающий, что подметчик – это человек, который тайно относит имущество в чужой дом и затем заявляет, что оно было у него украдено [403] . Учитывая же вышеуказанные «особенности перевода» для Герберштейна текста Судебника, его толкование,
402
См.: ПРП. Вып. III. С. 383; Алексеев Ю. Г. Судебник Ивана III. Традиция и реформа. С. 218–221.
403
См.: Герберштейн С. Московия. М., 2008. С. 183.
404
Жильцов С. В. Смертная казнь в истории России. С. 74.
Глава 14
Система преступлений и наказаний по Судебнику 1497 года
В число самых опасных уголовно-противоправных деяний Судебник включает крамолу, т. е. государственное (политическое) преступление, посягавшее на верховную власть, безопасность и целостность государства. Субъектами данного преступления были преимущественно лица, принадлежавшие к высшим социальным слоям, хотя и рядовые подданные – противники верховной власти могли караться ею как изменники. Государственным (политическим) преступлением также являлся поджог с изменнической целью.
По мнению отдельных ученых, применительно к государственным (политическим) преступлениям предварительная преступная деятельность в виде приготовления к преступлению, т. е. создания предпосылок для его совершения, и покушения на преступление, при котором лицо совершало действия, непосредственно направленные на достижение поставленной цели, судя по всему, приравнивалась к оконченному преступлению. Иными словами, неудавшееся посягательство на государственный строй или особу монарха наказывалось так же, как если бы лицо смогло довести задуманное до конца. Равным образом, вероятно, карался даже «голый» умысел, т. е. одно обнаружение намерений совершить преступление, не подкрепленное никакими действиями [405] .
405
См.; Штамм С. К Судебник 1497 г. С. 37–38; ПРП. Выл. VI. С. 32.
Сравнительно много внимания уделялось в Судебнике преступлениям против правосудия и примыкавшим к ним преступлениям судебных чиновников, что доказывало осознание законодателем важнейшей роли суда и лиц, непосредственно участвующих в отправлении правосудия, с целью обеспечения, в том числе и с помощью средств уголовного права, эффективной судебной деятельности. Закрепленные Судебником преступления этого рода распадались на служебные преступления должностных лиц судебного ведомства и преступления, совершавшиеся частными лицами, препятствующие вершению правосудия.
В отношении судей Судебник ввел два запрета. С одной стороны, судья был не вправе отказать обратившемуся к нему лицу в судебной защите и обязан был или принять дело к производству, или передать его по подсудности (ст. 2). С другой стороны, Судебник отменил прежний узаконенный обычай, согласно которому судья мог получать от заинтересованных лиц «посулы» за выполнение своих функций [406] (что воспринималось судьями в качестве само собой разумеющейся платы за проявленное судьей прилежание в разборе дела), и установил, что при отправлении правосудия судье категорически не дозволяется брать взятки (посулы). Данный запрет касался всех судей – как московских, так и провинциальных (ст. 1, 38). При этом в целях более эффективной борьбы с посулами Судебник запретил не только брать их, но и давать, постановив объявить во всеуслышание, «чтобы ищея и ответчик судиам и приставом посулу не сулили в суду» (ст. 67), т. е. за подкуп судьи или судебного работника подвергнуть истца или ответчика, совершивших подобное действие, позорящему наказанию.
406
Статья 4 Записи о душегубстве 1456–1462 г. // РЗ. Т. 2. С. 187–189.
Посвященная «неправому суду» норма Судебника (ст. 19) излагалось недостаточно четко и не давала точного ответа на вопрос о том, какое именно неправосудие – умышленное или нет – имелось законодателем в виду. Однако сравнение соответствующих статей Судебников 1497 г., 1550 г. (ст. 2) и 1589 г. (ст. 2 Пространной редакции) позволяет утверждать, что в Великокняжеском Судебнике речь шла о «безхитростном» неправосудии. Его правовые последствия заключались в том, что вынесенный «не по суду» приговор аннулировался, стороны приводились в первоначальное положение, а истцу предоставлялось право пересмотра дела. Судья же, принявший неправильное решение, ответственности не подлежал.
Запрет взяточничества помимо судей также распространялся на остальной судебный персонал: дьяков, приставов (недельщиков), тиунов и холопов кормленщиков, сборщиков пошлин (ст. 1, 33 и др.). Кроме того, Судебник содержал ряд предписаний, регламентировавших работу вспомогательного судебного аппарата. В частности, закон не разрешал недельщикам исполнять служебные полномочия по месту жительства (ст. 31), отдавать находившихся под стражей преступников на поруки без доклада судье (ст. 35), предписывал пытать их добросовестно и непредвзято («безхитростно») (ст. 34) и т. д.
Применительно к недельщикам законодатель вообще старался предусмотреть все возможные варианты злоупотреблений с их стороны, поскольку прекрасно понимал, что «кормленная основа должности объясняет непреодолимость стремления недельщиков к получению как можно большего «корма» в виде пошлин, как законных, так и незаконных». Поэтому впоследствии почти все эти запреты практически без изменений перекочевали из Судебника 1497 г. в Судебник 1550 г., а затем и в Уложение [407] .
407
См.: Енин Г. П. Словесный воеводский суд (Исследование и источник). СПб., 1995. С. 50.
Конец ознакомительного фрагмента.