История третья: На склоне Немяна Тамаля
Шрифт:
Сиф и смотрел. Алёна не представляла, чего там так может привлекать внимание, но мальчик не отрывал от пейзажа глаз. Чудной он. Чем его так привлекла эта тоска?..
— Какие-нибудь перемены в пейзаже наблюдаются? — нарушила Алёна тишину, чувствуя, что сонное молчание делает свое дело. Зевать хочется нещадно, до ломоты в потно сжатых челюстях.
Сиф помедлил, глядя вдаль, и ответил нехотя:
— Здесь всё вечно разное. Когда-то я, быть может, даже шёл по этой дороге, но уже не узнать, совершенно.
— Да не вообще, а сейчас! — сердито уточнила Алёна, чувствуя, как внутри волной поднималось желание придушить Сифа.
— А сейчас справа рябины растут, а до этого была берёзовая роща, — послушно отвечает Сиф. — Не кипятись.
— Кипят чайники. Я похожа на чайник, господин кофейник?
— Был бы носик подлиннее… — не остаётся в долгу мальчик. — А без носика ты будешь кружкой.
— Только, чур, чай во мне не заваривать!
— Хорошо, но кипяток положен!
— Бедлам этот прекратите, — сонно просит со своего места Великий князь, и Алёна с Сифом тут же замолкают, чувствуя себя нахулиганившими детьми. Хочется одновременно рассмеяться и сохранить требуемую тишину. Сиф выбирает второе, Алёна — первое, но смешок звучит слегка натянуто.
За окном исчезает очередной посёлок, и остаются всё те же поля и холмы, полоска леса вдалеке, маячащий впереди уже некоторое время жёлтый сельский автобус
Потом пропадает и автобус, свернув на грунтовку. Сиф прижимается щекой к стеклу, смотрит вперёд и удивленно показывает рукой:
— Ух ты, стопщик!
На пригорке за поворотом стоит мужчина в жёлтой ветровке с нашитой на рукав светоотражающей лентой. В ногах мужчины рюкзак — ну конечно, зачем держать на плечах тяжесть, когда стоишь на месте. Яркая куртка видна издалека, по всем правилам автостопа. Сиф невольно улыбается, вспоминая Кашу.
Алёна окидывает мужчину оценивающим взглядом и мельком оборачивается назад, к князю. Тот молчит. Размышляет. Будит Заболотина и кивает на пригорок, который уже совсем рядом.
Филипп и Лёша хором протестуют, но довольно вяло. Тилю глубоко плевать — ему хреново. Одихмантьев погружён в свои размышления — советнику не до происходящего. «Не в его компетентности».
— Если по пути ему — подбросим, — решился, наконец, Иосиф Кириллович. — Надо торопиться совершать в этой жизни добрые дела.
Сиф открывает окно и, высунув голову, весело спрашивает:
— Куда путь держишь?
В глазах мужчины мелькает облегчение. Видать, давно уже стоит.
— До Пролыни по пути?
Сиф оборачивается к князю. Иосиф Кириллович, помедлив, кивает. Заболотин с удивлением вслушивается в разговор. Что его удивило — непонятно.
— Говорят, по пути, — возвещает радостную весть Сиф, и мужчина подхватывает рюкзак. В машине ещё предостаточно места, так что новый попутчик размещается с комфортом.
Устроив рюкзак так, чтобы никому не мешать, незнакомец оглядывает неожиданных попутчиков и останавливает взгляд на Заболотине. Смотрит какое-то время, пока полковник не спрашивает:
— Был ведь?
— Был, — эхом отзывается стопщик, вновь поправляя рюкзак, словно не знает, чем занять руки.
— «Коридор»?
— Он.
Звучит, словно пароли-отзывы…
— Кром, что ли?
— Нет, Арик, — и поясняет: — Из одиннадцатого артдива, — потом вновь поднимает глаза и в свою очередь задает всего один вопрос: — Дядька?
— Я.
В машине воцаряется тишина. Алёна не разгоняет машину, чтобы иметь возможность отвлекаться на разговор, тащится под шестьдесят. Сиф вновь возвращается взглядом к окну, но спина напряжена так, будто он старается отрастить дополнительную пару ушей — где-то около лопаток. Разговор, столь краткий и почти лишённый пояснений, сказал ему более чем достаточно, чтобы понять, кто перед ним.
— Меня Шанхаем тогда звали, — прервал молчание стопщик. — Шацкий Захар.
Заболотин кивнул, но присутствующих не представил. Шанхай и настаивать не стал, только заметил:
— А о вас вся наша батарея была наслышана… то, что от неё осталось, вернее.
Не сдержав любопытства, Сиф оборачивается и единым взглядом старается охватить Шанхая, чтобы затем быстро отвернуться и более ни о чём не спросить. У Шанхая пол-лица в пятнах — хорошо знакомый Сифу след ожогов; над виском полумесяц широкого шрама, который виден даже под волосами.
Одиннадцатый артдивизион… Даже если УБОН с ним и взаимодействовал как-то, Сиф о нём не помнит. Вернее, не может с уверенностью сказать, воспоминания это, сны или фантазия. Человеческая память не может быть отрывочна, пропуски разум немедленно старается заполнить — хоть фантазиями, хоть чужими рассказами.
В Пролыни с молчаливого согласия князя Алёна делает крюк, чтобы подбросить Шанхая непосредственно до нужной ему улицы, где, вроде, его ждала «вписка» — квартира, в которой можно переночевать. Уже вылезая из машины, Шанхай повернулся на пятках обратно, ловко вскидывая рюкзак на плечо, и уведомил скорее воздух, чем людей:
— А судьба — такая штука, что никогда не предскажешь, на сколько узлов она жизни связала.
— И? — с интересом спросил Заболотин, уже давно распознавший в беспечном автостопщике человека, повидавшего в жизни всякого и ставшего этаким философом-практиком — ну, навроде Снусмумрика из сказок Туве Янсон, которые, честно говоря, полковник частенько даже теперь перечитывал.
— Да я так, — пожал плечами Шанхай. — Люблю сказануть напоследок что-нибудь философское — говорят, часто в точку попадаю. Судьбец у меня такой. Что уж теперь — почти традиция, надо соблюдать.