История третья: На склоне Немяна Тамаля
Шрифт:
Иосиф Кириллович внимательно оглядел телохранителя, потом перевёл взгляд на Шанхая и поинтересовался:
— Вы… куда?
— Вперёд! — беспечно отозвался стопщик, останавливаясь у открытой дверцы. — А дальше… дальше видно будет. Как Дорога повернёт, так и отправлюсь куда-нибудь в Тьфутаракань.
— Тмутаракань, — поправил Сиф весело, слизывая с пальцев шоколад — всё, что осталось от мороженного.
— Это у вас в России Тмутаракань. А у меня по-другому, — не смутился Шанхай. — Ну так что… а вы куда, люди добрые?
— А мы… — князь переглянулся с Заболотиным.
Шанхай хмыкнул, ничем не выказывая удивление. Подумаешь, отчество никому не называл… Похоже, с Филиппом у него состоялся весьма увлекательный разговор, после которого удивляться таким мелочам было попросту глупо.
— Ну, тогда всем снова здрасте, — весело поздоровался он, задвигая рюкзак в угол. — Не сидится мне на месте, да и вам, гляжу, тоже.
— Шило колется, куда ни сядем, — беззлобно фыркнула Алёна, стараясь не подать виду, насколько рада появлению стопщика. Разнообразие в его лице обещало веселые байки и разговоры, не дающие заскучать за рулем. А ещё — тягостная атмосфера окончательно развеялась, и дорога больше не казалась такой унылой.
— О, то-то сразу почувствовал родственные души, — охотно поддержал разговор Шанхай. Широкая улыбка скрадывала даже уродующие лицо ожоги. Понаблюдав за Шанхаем, Сиф ещё в прошлый раз понял, отчего тому удается «стоп», где внешность играет немаловажную роль — первой скрипки, первого рояля и самого большого барабана заодно, так как человека сначала видят, а потом уже, взяв в машину, знакомятся с характером. Но когда Шанхай так улыбался, ожоги вовсе не пугали. Их было как-то… не видно. Не цепляло взгляд.
… От Шанхая веяло пылью, Дорогой и солнцем — беспечным и летним. Он мог без устали травить анекдоты и рассказывать байки и небылицы. О себе он тоже охотно говорил: оказывается, он был женат и даже имел двух детей, четырнадцати и шестнадцати лет отроду, родился и вырос в Лесене, и семья его жила там же. А когда Заболотин поинтересовался, как, мол, семья реагирует на такого «Снусмумрика», спокойно ответил:
— А чего реагировать? Положительно реагирует!
— Это как?
— А мы развелись, — всё с той же улыбкой пояснил Шанхай. — Года три назад. С тех пор и мотаюсь по стране без постоянной прописки. А что?
— Ничего… — неопределённо вздохнул Заболотин, и Сиф со своего места невежливо, но понимающе хмыкнул: у командира на личном фронте так и не сложилось ничего за шесть лет, и, как результат, Заболотин к подобным Шанхаевой историям относился весьма болезненно, хоть виду старался и не показывать.
Шанхай пожал плечами, огляделся и, зачерпнув взглядом пустое место Тиля, посмотрел на Одихмантьева. Тот ничего автостопщику не сказал, усмехнувшись в седые усы, но, видимо, Шанхай и не ждал от него слов — так, здоровался.
Словно дождавшись, пока все устроятся, мимо наконец-то прогрохотал поезд, долгий-долгий — и шлагбаум, закрывающий переезд, медленно пополз вверх. Алёна пробормотала что-то
— А я не очень навязываюсь, нет?
Фраза прозвучала нелепо и смешно: взяли же стопщика «на борт», так какой смысл спрашивать?
— Не, нормально навязываешься, — заверил его Филипп. — В самый раз.
— Автостопщик же, — встрял Сиф.
— И что, что автостопщик? — немедленно заинтересовался Шанхай, словно только и ждал этого заявления.
— Ну… — Сиф даже растерялся от такого вопроса и, кляня внезапно напавшее косноязычие, попытался объяснить: — Ну, автостопщик. Если бы ты не… ну, вот так не лез бы, не знакомился — как бы ты стопил? Пешком, что ли?
— О да, пеший стоп — мечта всей моей жизни. И так ноги гудят — я от Пролыни километров двадцать в сумме топал и ещё здесь уже полдня торчу всё на ногах! — Шанхай не ныл, он просто рассказывал. — Чуть не свернул с первой попавшейся фурой в Горье! Но тут ты, и я сразу смекнул, что с вами мне по пути.
Логика в последнем заявлении прослеживалась плохо — а без некоторой фантазии и вовсе не находилась, — но Шанхая это не смутило.
— Ну, значит, судьбец такой, — передразнил его Заболотин, больше всего на свете желая выслушать полный доклад Филиппа: о чём они со стопщиком говорили? Но Краюхин пока отмалчивался, и Заболотин просто принял новое появление Шанхая, как данность. — Тогда чего переживать?
— Переживать… — хмыкнул Шанхай. — Я не переживаю. Я интересуюсь!
Сиф, не останавливая внимание на отдельных словах, просто слушал голоса. Командир, Шанхай… Скоро в разговор влезли Лёха и даже князь, а Сиф под аккомпанемент шутливых споров, философский измышлений и автостопных баек думал о своём, тоже недалеко от этих самых баек ушедшем: автостопщик — он сам по себе знак, что всё хорошо. Так в своё время Чинга говорил. Интересно, к чему это тогда прозвучало? В один из бесконечных переходов, передислокаций и манёвров, как всегда — в дороге… Когда ещё Чинге рассказывать свои истории.
Сиф откинулся назад, аккуратно пристраивая спину так, чтобы не потревожить бойко подживающий на мазях «старшего сержанта Элички» рубец, закрыл глаза и попытался представить себе ту — военную — дорогу на месте нынешней. И Чингу, а не Алёну, за рулём. С тонкими и длинными чёрными усиками, как рисуют у Чингисхана в мультиках, с хитро прищуренными глазами, в которых изредка вспыхивало что-то такое чисто степное, татаро-монгольское, хотя, наверное, той степной крови в Чинге была — капля, не больше. Таким Чингу запомнил Военкор, когда был однажды, ещё до появления в батальоне Сивки, у разведчиков. Запомнил, в силу профессиональной привычки, разумеется, не глазами, а фотоаппаратом, но слово сдержал, и фотографии те никому никогда не показывал — только несколько лет спустя прислал Заболотину. Сиф хорошо помнил эту карточку — но не помнил всего остального: жестов, голоса, самих рассказов…