История вермахта. Итоги
Шрифт:
Многих евреев забрали на принудительные работы. «Мы видели, как полевая жандармерия хватала за шиворот евреев, по большей части —„лапсердачников“, чтобы те работали на уборке улиц», — рассказывает Георг Пенгель. Ему был тогда 21 год. В составе передового отряда Люфтваффе он охранял на аэродроме под Радомом группу евреев, пригнанных туда на работы. «Мы оборудовали полковые квартиры, и по ходу дела нужно было переставить кровати. Для этого привели евреев. Среди них были шесть старых евреев в шляпах и кафтанах». Во время перерыва Пенгель принес хлеба и заговорил с одним из них. «Среди них был один еврей в гражданском костюме. Он достал из бумажника фотографию, на которой он был запечатлен в мундире австрийского офицера. В таком типичном гонведском [57] мундире, какие носили венгры. Тогда я в первый раз подумал: „Черт, да что же за дерьмо тут творится!“ Он сказал: „Я уже три дня в пути, и все время под охраной“. Я спросил: „Почему вы не хотите сбежать? Вы же можете!“ — „А куда я подамся?“ — сказал он. Я и сегодня еще думаю об этом человеке, который сидел тогда рядом со мной, — небритый, но в хорошем костюме, вызывающий глубочайшее сочувствие. То, что с ним произошло, заставило меня тогда крепко задуматься, — как же это могло случиться?»
57
Гонвед — (венг. Ьопуёф буквально —
Вскоре стало очевидно, что под властью немцев и впрямь может произойти практически все что угодно. В Польшу было направлено пять так называемых особых бригад, состоявших из служащих СС и СД, которые должны были провести «расово-политическую чистку». И Рейнхгардт Гейдрих [58] , поставленный во главе этих бригад, запустил «согласно особому приказу Гитлера» свою машину уничтожения. Начались карательные акции, жертвами которых стали польская интеллигенция и еврейское население.
58
Гейдрих Рейнхардт Тристан Ойген (1904–1942) — один из руководителей СС, инициатор и руководитель СД. Возглавлял подготовку операций «Ночи длинных ножей». С 1941 — имперский протектор Богемии и Моравии. Автор плана «окончательного решения еврейского вопроса», предполагавшего уничтожение 20 млн человек. Убит бойцами чешского Сопротивления.
17 октября Гитлер вывел СС и полицию из компетенции военного трибунала Польши из-за якобы «недостаточного понимания вермахтом» проводимых «мероприятий». Дело в том, что некоторые эсэсовцы по-настоящему предстали перед судом за свои преступления. Генерал-полковник Йоханнес Бласковитц, командующий войсками в Польше, писал своему начальнику Браухичу, осуждая «звериные и патологические инстинкты СС», которые привели к гибели десятков тысяч евреев и поляков. Бласковитц опасался «чрезмерного одичания и разложения в случае, если отряды СС не будет взяты под контроль». Однако контролировать их он был не в состоянии, потому что «Особые отряды имеют слишком много полномочий и чувствуют себя вправе совершать любые преступления». Далее говорилось: «Армия не желает, чтобы ее связывали с преступлениями, совершаемыми полицией безопасности, и отказывается сотрудничать с особыми отрядами, почти исключительно исполняющими функции расстрельных команд. На сегодняшний момент полиция вызывает среди мирного населения не уважение, а страх». Ответ Браухича на этот протест был пугающе однозначным: «Необходимое для обеспечения безопасности немецкого жизненного пространства и направляемое лично фюрером решение расово-политических задач неизбежно предполагает необычно жесткие меры по отношению к польскому населению оккупированной территории». При этом генерал предостерегал Бласковитца: «Критика, угрожающая единству и боеспособности армии, должна быть запрещена».
Генерал-майор Роберт Заттлер: «Мы расстреливали людей. Это началось еще в 1939-м, в Польше. СС этим занимались в колоссальных масштабах».
Генерал-лейтенант Карл Вильгельм фон Шлибен: «Поэтому-то Бласковитц и ушел в отставку».
Генерал-майор Роберт Заттлер: «Да, разумеется. А эсэсовцев вместо того, чтобы расстрелять, — наградили».
Впрочем, вермахт тоже совершал убийства в Польше. Были убиты 3000 военнопленных и 7000 гражданских лиц. Но что перевешивало в оценке таких эксцессов, — критическое отношение и осуждение или согласие и вера в их необходимость? Это вопросы, которые до сих пор вызывают споры. Некоторые ответы на них можно найти в протоколах подслушанных разговоров в британском лагере военнопленных генералов в Трент-парке. Находясь там, генерал Эдвин граф фон Роткирх, заядлый кинолюбитель, рассказывал: «Я был в Кутно, хотел снять фильм, это было единственное, чем я занимался. Я там очень хорошо знал одного руководителя СС, мы периодически болтали о том о сем, и однажды он мне предложил: „Господи, ну хорошо, может быть, вам было бы интересно как-нибудь снять какой-нибудь расстрел?“ Я сказал: „Нет, послушайте, я не смогу, это претит мне“. А он: „Да ладно вам, я думаю, это не имеет совершенно никакого значения, мы расстреливаем людей каждое утро. У нас еще осталось несколько человек, если хотите, мы могли бы расстрелять их после обеда“. Вы только представьте себе, насколько они озверели». Но это было не единственное его переживание в Польше. «Посмотрите, мы сами совершенно одичали. Я ехал через одно маленькое польское местечко, там были расстреляны студенты только за то, что они были студентами, а еще все польские дворяне и помещики, все были расстреляны. Я пришел к генералу Бокельбергу [59] и рассказал ему об этом. А он мне сказал: „Да, послушайте, мы не можем поступить иначе, так все и должно быть, потому что студенты — это самые опасные люди, они все должны исчезнуть, а дворянство, оно всегда будет против нас. В остальном… не волнуйтесь вы так. Когда мы одержим победу в этой войне, это уже не будет иметь значения“. Тогда я ему сказал: „Господин генерал-полковник, все может быть и так, но я еще должен свыкнуться с этим новым порядком“». К подобным «новым порядкам» генерал-полковник Бласковитц, главнокомандующий войсками в Польше, привыкать не хотел. Но его протест ни к чему не привел, — в мае 1940 он был отстранен от должности. Впрочем, его карьеру этот протест не разрушил. Вскоре после этого он стал военным министром во Франции. В Трент-парке обсуждали и это. «Бласковитц боролся против этого, но у него ничего не вышло. А вермахт на это не сказал ни слова. „Это компетенция гражданских властей, и нас это не касается“», — вспоминал полковник Рудольф Мюллер-Ремер. «Высокие чины вермахта говорили совершенно открыто: „Мы в этом свинстве не участвуем! Это позорит само имя немца!“ Если бы они перешли от слов к делу, и сделали это вовремя! Это же просто загадка мировой истории, почему этого не произошло», — рассуждал его собеседник, контр-адмирал Вальтер Хеннеке. Вывод Мюллер-Ремера был таков: «В этом состоит историческая вина немецкого генералитета…»
59
Фоллард — Бокельберг, Альфред Эмиль Фридрих фон (1874–1945?) — генерал от артиллерии, участник Первой мировой войны. Инспектор автомобильных войск рейхсвера, первый руководитель программы моторизации. Под его руководством в 1927-29 был создан первый прототип танкового батальона. Первый комендант Парижа после захвата Германией Франции. В 1945 предположительно убит английскими солдатами.
Но генералитету было не до того: с сентября 1939 года он был занят в военной кампании. Победа в Польше не ввела никого в заблуждение: рейх по-прежнему оставался в весьма невыгодном со стратегической точки зрения положении. Возможность начала войны с Францией и Англией Гитлер на тот момент всерьез не рассматривал, хотя «Западный вал» [60] на границе был построен и укреплен как только можно. На случай предстоящей войны с западными державами не был подготовлен ни один общестратегический план, не говоря уж о планах операций. У Генерального штаба армии даже возможности не было разрабатывать подобные планы. Размышлять о перспективах войны на Западе означало бы сомневаться во внешнеполитических способностях Гитлера. При том, что он сам предпочитал высмеивать глав западных государств. Так, 22 августа 1939 года на собрании генералитета в Оберзальцберге он заявил: «Наши противники похожи на маленьких червячков. Я видел их в Мюнхене».
60
«Западный вал» — система немецких фортификационных сооружений вдоль западных границ Германии от Люксембурга на севере до Швейцарии на юге. Рассматривался как оборонительные укрепления от возможного вторжения французских войск со стороны «линии Мажино». Строительство началось в 1938 на месте уже существовавших сооружений так называемой «линии Гинденбурга». В военной директиве от 31 августа 1939 говорилось: «Армия должна занять позиции вдоль „Западного вала“ и предпринять все меры для его обороны от фланговых обходов с севера войсками западных держав с территории Бельгии и Голландии». В 1940 англо-французские войска на «линии Мажино» были приведены в боевую готовность и началась так называемая «сидячая война». Строительство «Западного вала» продолжалось и после начала и во время Второй мировой войны, но так и не было завершено.
Однако вскоре ситуация изменилась: Гитлер стал давить на командование своих войск, готовя новую войну. Уже 9 октября 1939 года он издал меморандум, в котором говорилось о нападении на Францию. Рурская область рассматривалась как «ахиллесова пята рейха», слабое место, куда союзники могли нанести удар. Это предполагаемое нападение он хотел предупредить, планируя нанести «большой удар» по врагу еще до Рождества 1939 года. Предварительная дата нападения была назначена на 25 ноября. «Если мы не сможем довести дело до конца, то мы заслужили серьезную порку», — заявил он. Военное руководство было шокировано. Оно теперь слишком хорошо знало о слабых местах вермахта, обнаружившихся после польской кампании. Но их фюрер, казалось, намеревался молниеносно отреагировать на опасности, грозившие империи с запада, и обрести спасение в нападении. «Для его начала никогда не рано. Предстоящие месяцы не приведут к значительному увеличению наших наступательных сил, но гораздо с большей вероятностью будут использованы противником для укрепления обороны», — говорил Гитлер. Однако меморандум, созданный верховным командованием, содержал иные выводы: вермахт не был оснащен для борьбы против «постоянных укреплений». Генерал Браухич посчитал идею «безумием», и даже сам Вальтер фон Райхенау, которого называли нацистским генералом, назвал планы Гитлера «прямо-таки преступными».
Противником, вызывавшим наибольший страх, была, разумеется, Франция. В первую очередь из-за воспоминаний о Первой мировой, боязни, что германская армия снова будет истекать кровью на Западе. Генералитет и в особенности Гальдер сделали все, чтобы предотвратить эту войну.
Как это уже было осенью 1938 года при Судетском кризисе, командование вермахта было взбешено игрой ва-банк, в которую играл Гитлер. Оно снова заявило о своих профессиональных сомнениях: подобная война слишком «преждевременна и бесперспективна», войска измотаны, снабжения не хватает. И, как и в 1938-м, генерал-полковник Франц Гальдер решился устранить Гитлера, подняв против него путч. Посвящен в эти планы был офицер Абвера Гельмут Гроскурт. Он записал в своем личном дневнике, как Гальдер стоял перед ним в слезах, «он уже несколько недель приходил с пистолетом в сумке к Эмилю [Гитлеру], чтобы, возможно, выстрелить в него через толпу». Заговорщики были едины в том, чтобы снова привести в исполнение планы путча в случае, если Гитлер отдаст приказ о нападении на Запад.
Впрочем, Гальдер, будучи отличным тактиком, надеялся, что без путча все-таки можно будет обойтись. Прежде чем организовывать государственный переворот, с Гитлером должен был встретиться фон Браухич, чтобы высказать фюреру свое мнение и ясно и недвусмысленно представить все возражения. На этот разговор, намеченный на 5 ноября, Гальдер возлагал большие надежды. Тем в большем смятении он оказался, когда Гитлер с дикими криками «осадил» главнокомандующего армии фон Браухича и, хлопнув дверью, покинул комнату. «Белый как смерть, с перекошенным лицом» вышел Браухич со встречи. «Я ничего не буду делать, но я и не буду сопротивляться, если это сделает кто-то другой», — это было все, что он смог сказать. Одно-единственное предложение, характеризующее поведение всего военного начальства. Сопротивление Гальдера было подавлено еще до того, как перешло в активную фазу. Единственного припадка бешенства Гитлера полностью хватило на то, чтобы смести со стола все возражения руководителя генерального штаба.
Ставка. Внезапно мы оказались в той же атмосфере, какая царила в 1938-м незадолго до Мюнхенской встречи. На утро на доклад к Гитлеру записался Браухич. От этой встречи напрямую зависит принятие окончательного решения. Однако Шахт спокоен, он убежден, что ничего не происходит: «Вот увидите, хитрый Гитлер чует, что в воздухе пахнет жареным, так что завтра он не объявит никакого решения».
Майор Гроскурт, который был одной из движущих сил раннего военного сопротивления, написал 6 ноября в своем личном дневнике: «…все уже слишком поздно и абсолютно запутано. Эти нерешительные военачальники вызывают отвращение. Страшно».
Генералам все же удавалось, ссылаясь на нерешенные вопросы, постоянно оттягивать решение о нападении. В основном благодаря тому, что погодные условия зимы 1939–1940 годов были неблагоприятны для нападения. Срок начала военных действий на Западе переносился 29 раз, вплоть до 10 мая 1940 года. До этого времени у вермахта была возможность разработать план военных действий против западных держав. Если подходить к делу с обычными мерками, о победе можно было и не мечтать. Союзники превосходили Германию во всех отношениях: у них было больше солдат, больше танков, больше самолетов, больше боеприпасов. И они окопались за «линией Мажино». Первые немецкие наступательные планы свидетельствовали об отсутствии у их создателей как оригинальности, так и смелости. Военный историк Карл Хайнц Фризер пишет об этом в своей книге «Легенда о блицкриге»: «Это еще вопрос, хотели ли Браухич и Гальдер вообще представить функциональный план операции или их разработки были не чем иным, как своеобразным актом сопротивления? Действия верхушки военного руководства позволяют, скорее, подозревать последнее, и предложенный план операции, похоже, был специально составлен для того, чтобы указать Гитлеру на бессмысленность нападения на Запад. Судя по всему, создатели плана наступления вообще не хотели воплощать его в жизнь».