История всемирной литературы Т.5
Шрифт:
А. Качич-Миошич приводит в своем предисловии те же мотивы, которые побудили его взяться за перо, но замечает при этом другую, позитивную сторону народной жизни: память народа запечатлела в устном предании и песне великие деяния предков. В преддверии новой эпохи писатель впервые указал на народную песню как фактор сохранения национального самосознания в условиях порабощения, а отделив во втором издании книги (1759) довольно обширный хронографический материал в прозе от песен, сделал важный шаг в обретении художественности хорватской литературой (за пределами Дубровника). Книга стала поэтическим сборником, который именно благодаря героическим песням об эпохе османского нашествия — частью народным, а в большинстве случаев сочиненным по их образцу самим
В Славонии светская литература начала складываться в 60-е годы XVIII в. и в отличие от «национально-будительского» пафоса далматинских писателей, величавших историческое прошлое народа и его поэзию, приобрела рационалистический характер. После терезианских реформ социально-экономическое развитие области пошло более быстрыми темпами, вызывая перестройку традиционного уклада жизни коренного населения — крестьян и пахотных солдат. Это определило содержание главного произведения славонской литературы XVIII в. — дидактической поэмы М. Рельковича «Сатир, или Дикий человек» (1762).
М. Релькович (1732—1798) — хорватский офицер австрийской армии с Военной Границы (пограничные с Портой районы) призывает земляков не похваляться более ратными делами, а обратить взор к земле, к пашне; сам дает практические советы по ведению хозяйства. С глубоким уважением говорит писатель о нелегком труде земледельца и твердо убежден в необходимости народного образования. Он с болью отмечает отсутствие школ и учебников, возмущается обычным в крестьянской среде пренебрежением к ученью. Писатель, усвоив рационалистические идеи раннего немецкого Просвещения, осуждает и такие традиционные формы народной жизни, как хороводы и посиделки с песнями, которые, на его взгляд, мешают истинному просвещению. Вместе с тем он гордится поэтической одаренностью своего народа, ссылаясь на широкую распространенность героических эпических песен.
Установка на массового, крестьянского читателя и одновременно равнение на передовые народы определили совмещение в произведении Рельковича народной и художественной традиции. Чтобы народ лучше принял его «науку», он сложил свою поэму 10-сложником, применив, таким образом, стих героических песен для выражения современного реально-бытового содержания. Релькович, первый светский писатель в хорватских землях вне Дубровника, вводит в произведение мифологический образ Сатира, разъясняя в предисловии его значение и происхождение.
Поэма вызвала резкие нападки реакционного духовенства, однако те, кого волновало культурное развитие народа, выступили в поддержку Рельковича. Релькович переводил басни Эзопа и Федра, сборники дидактической афористики и нравоучительных сочинений с французского и немецкого языков.
В последние десятилетия XVIII в. в творчестве некоторых католических писателей Славонии появляются элементы национального просветительства. Поэма «Святая Розалия» (1780) А. Канижлича (1699—1777) по сюжету и стилю, перенасыщенному аллегорическими фигурами и риторическими оборотами, изысканной инверсией, богатой атрибуцией из растительного и животного мира, примыкает к традиции дубровницкого барокко.
М. Катанчич (1750—1825) в «Кратком замечании об иллирийском стихосложении» (на лат. яз.), предпосланном сборнику латинских и хорватских стихов «Fructus auctumnales» («Осенние плоды», 1791), пытался обосновать принципы силлабического стихосложения в хорватском языке и дал в качестве примера несколько эклог («пастушеских бесед»).
Литература на кайкавском диалекте до середины столетия сводится к религиозным и морально-поучительным изданиям паулинов и иезуитов, оставивших также трактаты и заметки о языке и церковной истории края на латинском языке. Ярким явлением культурной жизни хорватов-кайкавцев во второй половине XVIII в. стал школьный театр. В загребской иезуитской коллегии представления на народном языке (наряду с латинскими и немецкими) устраивались с 60-х годов XVIII в. Ранние образцы школьной драмы на кайкавском — переведенная Й. Зибенеггом с латинского трагедия французского аббата Ш. де ля Рю о македонском царе Агатокле («Лизимакуш», 1768) и агиографическая драма Т. Брезовачкого «Святой Алексей» (1786). Для последнего десятилетия XVIII в. характерно полное господство на школьной сцене светского репертуара — мещанской драмы и комедии (в основном свободные переделки пьес австрийских и немецких авторов А. Коцебу, А. В. Иффланда, К. фон Эккартсхаузена и др.), которые ставились в Загребе профессиональными бродячими труппами на немецком языке (с 1797 г. — в постоянном здании).
Наивысшего подъема драматургия на кайкавском наречии достигла в творчестве Т. Брезовачкого (1757—1805). В последние годы жизни он создал две комедии: «Матьяш — чародей-ученик» (в 1804 г. изд. и поставлена) и «Диогенеш, или Слуга двух потерянных братьев» (изд. Т. Миклоушичем в 1823 г., поставлена лишь в 1925 г.). Комедии Брезовачкого имеют дидактическую направленность. С помощью проделок Матьяша (созданного в традиции немецкого Гансвурста) писатель осуждает суеверие как духовное наследие феодальной эпохи и сословные пороки (жульничество ремесленников, праздность дворян); он готов простить крестьянам невежество, но не может мириться с дворянскими привилегиями. Объектом критики становятся новомодные увлечения дворян (балы, вечеринки, карточная игра); польза отечеству — вот что требуется от дворянского сословия.
Другая пьеса представляет собой контаминацию сентиментального сюжета о двух братьях, обретающих друг друга, и фарсовой линии Диогенеша. Ловкий и сметливый слуга, Диогенеш выступает в роли резонера и вместе с тем является носителем интриги. В комедии показана галерея отрицательных типов: вельможа-бездельник, плут-управляющий, торговец-спекулянт, врач-шарлатан, невежа-цирюльник. Пьесы Брезовачкого насыщены живыми жанровыми сценками. Одним из главных источников комического эффекта в пьесах Брезовачкого является язык; персонажи типизирован посредством разнообразных пластов и оттенков разговорной речи («ученая» — с латинскими словами, городской загребский жаргон — с испорченными германизмами, речь крестьян — местные варианты кайкавского наречия, а торговцев, т. е. пришлых людей, — штокавские формы). В кайкавской культурной сфере драматургия Брезовачкого знаменует собой переход к литературе Нового времени, совершавшийся в Далмации и Славонии на базе других родов и жанров.
Хорватская литература прошла в XVIII в. важный этап своего развития. Если барокко в Дубровнике явилось завершением большой культурной эпохи, начатой европейским Ренессансом, то литература других хорватских областей — так называемой венецианской Далмации, Славонии и центральной Хорватии — сделала первые решающие успехи в утверждении светского начала и приобщении к современным ей идейно-художественным течениям. Обращаясь к историческому прошлому и устному творчеству народа, писатели второй половины столетия пробуждали национальное самосознание; осуждая недостатки окружающей действительности, указывали пути избавления от пережитков феодализма. Осваивая в доступной им форме идеи Просвещения, они сыграли активную роль в духовной подготовке хорватского национального возрождения.
*Глава восьмая*
СЛОВЕНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА
К началу XVIII в. словенские земли уже несколько веков входили в состав габсбургских коронных земель Крайна, Штирия, Каринтия. В Крайне жили только словенцы, а в Штирии и Каринтии лишь треть населения была словенской. Словенцы проживали также в Венгерском королевстве и в Северной Италии (Венецианская Словения).
Развитие капитализма в словенских землях, начавшееся с середины XVIII в., привело к формированию словенской буржуазии, к созданию своей интеллигенции, которая почти исключительно состояла из представителей духовенства, что наложило свой отпечаток на развитие литературы, особенно в ее первый период. Центром деятельности словенских просветителей стала Крайна.