История всемирной литературы Т.5
Шрифт:
И Енэкицэ и Алеку Вэкэреску были авторами элегических стихотворений, основоположниками лирики, утверждавшей право человека на чувство. В их стихах как бы довершается тот моральный портрет идеального человека, который начал набрасывать Д. Кантемир и продолжал рисовать Некулче. Поэзия как бы доказывает, что человек, помимо гражданских добродетелей, должен обладать и чувствительным сердцем. На протяжении XVIII в. идет упорный процесс становления национального самосознания, который заключается прежде всего в том, что деятели культуры освобождаются от религиозных догм и преодолевают давление иноземной культуры. Этот период является и началом становления современного национального литературного языка.
*Глава пятая*
БОЛГАРСКАЯ ЛИТЕРАТУРА
В
Османская империя и в XVIII в. вела неудачные войны с Австрией, Россией, Персией и другими государствами. Подвластные ей народы — в том числе и болгары — несли тяжелое бремя военных расходов. В Болгарии все более росло влияние России, получившей в 70-е годы XVIII в. право покровительства всему христианскому населению Порты. Успехи русского оружия, материальная и моральная поддержка из России, растущие культурные связи болгарского и русского народов еще больше укрепляли веру болгар в «дедушку Ивана» — в его освободительную миссию. Восходящие еще к XVI в. связи ряда болгарских монастырей с Россией продолжали развиваться как в XVII, так и в XVIII в. На русскую землю монахи шли за помощью и милостыней. Возвращаясь, они приносили все больше печатных книг канонического и светского содержания, были проводниками идеи братства с русским народом.
Центрами просветительской деятельности продолжали оставаться прежде всего монастыри, среди которых особенно выделяются Рильский, Драгалевский, Плаковский, Преображенский, Зографский и Хилендарский на Афоне — Святой горе и др. Рос уровень грамотности как в селах, так и в городах. Умножалось число переписчиков, переводчиков, грамматиков, из среды которых выходили «дамаскинари» — знатоки дамаскинской книжности, авторы-составители как дамаскинов, так и других сборников.
Такая литературная форма, как сборники смешанного содержания и дамаскины, продолжала процветать и в болгарской литературе первой половины XVIII в. Дамаскины (первоначально переводы сборника проповедей «Сокровище» греческого писателя XVI в. Дамаскина Студита, дополненные затем другими авторами) были своеобразным, очень распространенным на болгарской территории явлением, имевшим двухвековую традицию. Они не только многократно и в различном объеме переводились и переписывались, но с течением времени все больше и больше обновляли свое содержание. В XVII в. состав дамаскинов претерпел такие изменения, что они почти перестали отличаться от появлявшихся в течение этого столетия сборников смешанного содержания. Общими отличительными чертами таких сборников стали демократизм, тематическое разнообразие и доступность, народный, понятный, близкий к разговорной речи язык.
К XVIII в. относятся Врачанский дамаскин,
Свиштовский, Эленский, дамаскины Теофана, иерея Пунчо, Романский и др. История не сохранила имена многих дамаскинарей, но некоторые из них, жившие в XVIII в., известны науке. Это Иосиф Брадатый, работавший в Рильском монастыре между 1740—1757 гг., священники Пунчо, Тодор Врачанский, Никифор из Арбанаси, Теофан Рильский, иеромонах Роман.
Наиболее яркой и самобытной личностью среди этих деятелей болгарской книжности был Иосиф Брадатый, автор-составитель ряда сборников, где болгарские сюжеты занимают значительное по сравнению с другими дамаскинами место. Он смело перерабатывал поучения Дамаскина, включая в них мотивы, связанные с народной жизнью, идеи и образы, созвучные литературе болгарского возрождения. В дошедших произведениях Иосифа Брадатого обнаруживаются такие черты его творчества, как живое отношение к окружающей жизни, глубокое знание нужд и чаяний простого человека. В поучениях и словах, число которых достигает почти 150, Брадатый проявляет беспокойство и глубокую заинтересованность в будущем народа, в его духовном прозрении. Он говорит, что церкви должны «иметь книги поучительные на простом языке, и люди простые, бескнижные их понимать смогут». Иосиф Брадатый не только поучает — он активно воздействует на читателя. Пастырям народа, забывающим о своем пастырском долге, Иосиф Брадатый бросает резкие упреки: «Вместо книг — кошек держите или собак гладите... или табак курите и смрадными мокротами гнусно харкаете...». Иосиф Брадатый обличал монахов, попов-корыстолюбцев, бросал гневные упреки богатеям-чорбаджиям и ростовщикам, называя их «идолопоклонниками», которые, как «тати и хищники... пьют кровь бедняка».
Сборники, принадлежащие перу Иосифа Брадатого, а их насчитывается более шести, имели очень широкое распространение и неоднократно переписывались в 1750, 1751, 1753, 1757, 1768, 1778 гг., т. е. когда уже в полную силу развернулась деятельность первого яркого выразителя идей болгарского национального возрождения — святогорского монаха Паисия Хилендарского.
Деятельность Паисия Хилендарского (1722—1773) открыла новый этап в развитии болгарской литературы, которая все заметнее сближалась с народными интересами и чаяниями. В известном сочинении «История славеноболгарская» (1762) Паисий Хилендарский призывал к борьбе против османского ига, против засилья греческого духовенства, к борьбе за родной язык и национальное просвещение, независимую церковь. Он призывал добиваться политической свободы. Книга Паисия проникнута пафосом гражданского служения родине и народу. Это произведение о прошлом обладало для соотечественников богатым познавательным содержанием, выполняя дидактическую, воспитательную роль. В книге много сравнений и антитез, в ней слышны высокий пафос, обличение, звучат возвышенный призыв и добрый совет соплеменникам. Работая над сочинением, Паисий пользовался русскими переводами произведений Мавро Орбини и Цезаря Барония, которые в какой-то мере послужили основой его «Истории».
Паисий был отличным стилистом. С глубокой болью говорит он о рабстве народа, который обрисовывается им с любовью и уважением; с возмущением пишет он о предателях и родоотступниках; с чувством проповедника-трибуна взывает к народным массам, его беспокоит судьба родины, своего народа. Книга Паисия оказала большое влияние на последующую болгарскую литературу и в списках, которых свыше шестидесяти, ходила по всей Болгарии. Паисий Хилендарский и его современники — иеромонах Спиридон, а также анонимный автор «Зографской истории» — обращались в своих трудах к славному историческому прошлому, страстно призывали соотечественников быть достойными своих предков.
Самым талантливым продолжателем Паисия и его почитателем был Софроний Врачанский (1739—1813). Он обратил внимание в основном на народное просвещение. Это было в духе эпохи: для болгарского национального возрождения на раннем этапе характерен призыв к «любомудрию», повышению образованности, приобщению к культурному опыту развитых стран. Данный этап гармонировал с общими устремлениями европейского Просвещения, но задачи его были гораздо более скромные, просветительные (забота о грамотности, открытии светских школ; борьба за родной, а не насаждавшийся греческим духовенством «эллинский» язык).
Софроний и его продолжатели — Иоаким Кырчовский, Кирил Пейчинович и др. — считали образование, просвещение самых широких масс важнейшим делом, которое поможет народу в его борьбе за самостоятельность, возродит его к духовной жизни. Их идеи нашли благодарную почву в Болгарии, и демократическая система просвещения в дальнейшем получила широкую поддержку.
Софроний создал немало оригинальных произведений. Важное место среди них занимает его автобиография — «Житие и страдания грешного Софрония» (1805), где он нарисовал широкую и правдивую картину жизни болгарского народа, его страданий и рабского положения. «Житие» Софрония было одним из наиболее самобытных произведений болгарской литературы переходного периода. Воспользовавшись старой житийной формой, он наполнил ее новым содержанием — создал не житие святого великомученика, а повествование о тяжкой доле одного из многих томящихся под османским игом.
Произведение Софрония — непринужденный, в мемуарном стиле, рассказ о виденном и пережитом им самим. С глубокой и подкупающей искренностью пишет он о себе, о своих чувствах, о своей беспомощности и трудности «живота своего». При этом дается широкий фон действительности, мук его соотечественников, терпящих, как и он, тяжелый османский гнет. Повествование очень часто оживляется драматическими диалогами, которые, органически вплетаясь в ход рассказа, придают ему необычайную для того времени и состояния литературы напряженность и динамику.