История всемирной литературы Т.5
Шрифт:
Разрешить его призваны были уже романтики. Не случайно глубокая драматическая сила, психологическая выразительность характеров и свободолюбивый пафос обусловили огромную популярность трагедии Катоны позже, в канун и в дни революции 1848 г.
На ее романтически переосмысленный сюжет была сочинена Ференцем Эркелем одноименная опера (она с успехом ставится сейчас и у нас). Творчество Чоконаи, Фазекаша, Катоны — вершина Просвещения в венгерской литературе, делающая понятными и объяснимыми как направление ее дальнейшего развития (романтизма, реализма), так и позднейшие художественные достижения.
Литературе венгерского Просвещения начало кладет творчество Бешенеи, а конец — романтическое литературное движение 20-х годов XIX в. Бросается в глаза известная сдвинутость этапов сравнительно с Западной Европой, обусловленная задержкой
Постоянная борьба с завоевателями требовала огромного напряжения народных сил и, внося в венгерскую литературу социальный драматизм, патриотический пыл, глубокие чувства и мысли, вместе с тем затрудняла ее всестороннее развитие. Классицизм выступает в ней в XVIII в. в позднейшей, вольтеровской и гетеанской интерпретации (именно в такой форме приобрел он значение поэтического идеала и образца для Бешенеи, Казинци). Барокко с его дисгармонично-фаталистскими нормами и представлениями сохраняло вплоть до последней трети века долю власти над пробуждающимися к более гармоничному, рациональному миропониманию умами. Наконец, вследствие позднего, сдерживаемого извне национального самоопределения и освобождения формой антифеодального просветительского движения становится филологическое «обновление» языка, которое подготовляло более широкие творческие начинания.
Вместе с тем одни и те же обстоятельства и мешали, и помогали, давая своеобразные преимущества (хотя в полной мере они обнаружились лишь позже, в XIX в.), обещая быстрый и бурный подъем. В Венгрии отсутствовала своя сколько-нибудь сложившаяся буржуазия — задачи буржуазного прогресса выдвигало и решало передовое дворянство. В этом в венгерских условиях крылось свое противоречие, возникавшее на почве «йозефинистских» иллюзий: национально-освободительные стремления дворян сталкивались с сочувствием разночинных слоев либеральным начинаниям Иосифа II (чьи реформы, действительно, отчасти способствовали экономическому и культурному развитию). Иными словами, антиавстрийские, антигабсбургские требования дворянства могли иногда (в чем заключалось и политическое коварство венского двора) как бы нейтрализоваться — взаимно ослабляться и погашаться — антифеодальными, социально-освободительными стремлениями и выступлениями крестьянства и всего народа. Но при отходе от сословного своекорыстия, при достаточно сильном демократическом воздействии они могли и подкреплять друг друга: национально-освободительное движение становилось резервом и руслом социально-освободительного. В этом таилась своя, неизвестная Западной Европе возможность радикализма и народности здешнего Просвещения. И она с нарастающей силой заявляла о себе как в политике (решительней всего выразившись в особенностях венгерской революции 1848 г.), так и — еще раньше — в литературе.
Продолжал, в частности, непрерывно развиваться венгерский фольклор. Он не застыл на архаическом или традиционном, религиозно-обрядовом, сказочном и бытовом уровне, а непрерывно обогащался патриотически и социально-конкретными мотивами, которые отражали участие народа в освободительной борьбе и вообще отношение к живым запросам времени (ср. песни куруцев — повстанцев из войск Ракоци). Поэтому и могло устное творчество, со своей стороны, оказать в XVIII в. оплодотворяющее влияние на просветительскую литературу: на Чоконаи, Фазекаша.
Прогрессивная национальная романтика начала следующего века (Кёльчеи, Верешмарти и др.), фольклорно-реалистические искания Араня, революционно-демократический сплав романтических и реалистических тенденций у Шандора Петефи — все это было во многом подготовлено венгерским Просвещением.
*Глава четвертая*
ЛИТЕРАТУРА МОЛДАВИИ И ВАЛАХИИ
Начало XVIII в. отмечено решительной попыткой Дунайских княжеств освободиться от османской зависимости. Господарь Молдавии Димитрий Кантемир заключил с императором России Петром I военный союз. К нему был привлечен и господарь Валахии Константин Брынковяну, впоследствии изменивший союзникам.
Прутский поход Петра (1711) окончился неудачей. Д. Кантемир вынужден был переехать в Россию. Оттоманская империя, чтобы усилить контроль над княжествами, приняла решение назначать господарей из фанариотов (греческих семей, находившихся на службе у султана и проживавших в Константинополе в квартале Фанари, откуда и пошло название). Началась так называемая эпоха фанариотов, длившаяся более столетия.
Общественная жизнь Дунайских княжеств на протяжении всего XVIII в. полна противоречий. С одной стороны, правление фанариотов ослабило и без того шаткую самостоятельность княжеств. С другой — начавшаяся с 1711 г. серия русско-турецких войн (1739, 1768—1774, 1787—1791) укрепляла надежду на обретение национальной независимости. Расширяющиеся торговые связи, растущий сельскохозяйственный экспорт стимулировали экономическое развитие княжеств, но одновременно усиливали эксплуатацию крестьян. Господство фанариотов способствовало распространению греческого языка, который стал вторым государственным языком, даже потеснив церковнославянский в богослужении, и занял первое место в светском образовании. Это тормозило развитие национальной культуры. Вместе с тем происходило приобщение к культуре западноевропейской, особенно к научным знаниям, что способствовало превращению национальной культуры из религиозной в светскую и пробуждению национального самосознания.
Общее развитие национальной культуры и в Дунайских княжествах, и в Трансильвании, преодолевшее на протяжении XVIII в. сильнейшее иноземное засилье, шло под знаком просветительства, главной и общей задачей которого было национальное самопознание и самоутверждение.
Начало такому направлению было положено деятельностью Димитрия Кантемира (1673—1723). Сын господаря Константина Кантемира, он мальчиком и юношей провел несколько лет в Турции как заложник (1687—1691). Жизнь в Константинополе и обучение в находившейся там Греческой академии позволили ему глубоко познакомиться с историей, нравами, обычаями, политикой Турции, а также приобщиться к античной и европейской культуре. В. Г. Белинский так охарактеризовал его: «Князь Димитрий был человек ученый; с особенным удовольствием занимался он историею, „был весь искусен в философии и математике и имел великое знание в архитектуре“; был членом Берлинской академии; говорил по-турецки, по-персидски, по-гречески, по-латыни, по-итальянски, по-русски, по-молдавски, порядочно знал французский язык и оставил после себя несколько сочинений на латинском, греческом, молдавском и русском языках».
В ранних трудах, главным из которых надо считать «Диван, или Спор разума с миром, или Распря души с телом» (1698), Кантемир выступает как философ, обсуждающий характерную для этого времени проблему: борение между телом и духом, грехом и праведностью. Не отвергая религиозных догм, Кантемир, однако, утверждал те человеческие добродетели, которые проповедовали античные мыслители (Сократ, Плутарх, Цицерон, Сенека), а именно трудолюбие, человечность, непримиримость к несправедливости, сдержанность, скромность. Таким образом, в литературе впервые появился моральный портрет человека-гражданина своего времени. В 1705 г. Д. Кантемир создает «Иероглифическую историю, на двенадцать частей разделенную и семьюстами шестидесятью изречениями красиво украшенную». Основой для нее послужила борьба семейства Кантемиров против валашского господаря Константина Брынковяну, который вмешивался в государственные дела Молдавского княжества. Однако реальные перипетии ее Кантемир облек в аллегорическую форму, изобразив Молдавию в виде Орла, а молдавских бояр в виде птиц, представив Валахию Львом, а валашских бояр — различными зверями, вплоть до самых фантастических, вроде Верблюдопарда, Страусоверблюда.
Эта форма «Истории» вряд ли была продиктована желанием Кантемира зашифровать свое отношение к конкретным историческим лицам, к политическим и родовым распрям, борьбе за трон. Аллегорическую форму надо понимать как сознательно поставленную художественную задачу: автор переводил «частные» распри между боярами, конкретные козни и интриги, связанные с борьбой за трон, междоусобную вражду, которую поддерживала и разжигала Порта, торговавшая фирманами на правление в княжествах, на обобщенный язык иносказания. Реальные события в княжествах превращались в художественное воплощение просветительских идей, за осуществление которых ратовал и боролся Кантемир, — идеи просвещенной монархии и идеи освобождения от турецкого ига.