История всемирной литературы Т.5
Шрифт:
Нарастание освободительного движения в стране сопровождается формированием нового человеческого характера, нового типа — бразильца. В языке жителей колонии все больше накапливается слов из индейских и негритянских диалектов, и фонетически, и лексически бразильский диалект португальского языка все больше отдаляется от языка, на котором говорят в метрополии. Взаимопроникают и сплавляются обряды, обычаи, фольклор, принесенные белыми поселенцами из Европы, неграми — из Африки, индейцами — из родной сельвы. Появляются уже новые, чисто бразильские, праздники, обряды, песни, сказки, народные массовые театральные представления, соединяющие в себе пережитки европейского средневекового площадного театра и ритуальных игр негритянских и индейских племен. Под воздействием могучей и такой непохожей на европейскую природу Бразилии формируется новый эмоциональный склад. Жители
Бразильских писателей второй половины XVIII в. (памятников литературы первой половины XVIII в. не сохранилось) обычно объединяют термином «Аркадия». Литературные общества «Аркадии», созданные по образцу римской Аркадии, существовали в Португалии и, возможно, в Бразилии. (Мнения исследователей относительно оформленности и сроков существования бразильской, так называемой «Заокеанской Аркадии», расходятся: некоторые историки полагают, что бразильская Аркадия «была не более чем узким дружеским кружком литераторов».) Независимо от формальной принадлежности к обществам Аркадии, все бразильские писатели воспринимали классицизм сквозь призму эстетики Аркадии. Собственно, эстетические нормы Аркадии и были в их представлении новой, классицистической эстетикой, борющейся с «темным стилем» барокко.
Важной и специфической чертой бразильской литературы этой эпохи была нерасчлененность эстетических тенденций. Нельзя выделить в бразильской литературе те направления, которые сталкиваются, борются, сменяют друг друга в европейских литературах: классицизм, сентиментализм, просветительский реализм, литература рококо, предромантизм, — хотя в бразильской поэзии есть следы влияний всех этих эстетических систем, иногда в зародышевой, иногда в более развернутой форме. Но речь может идти не об оформившихся литературных направлениях, а только о тенденциях, сталкивающихся, борющихся (чаще сосуществующих) или сменяющих друг друга в творчестве одного поэта. Это явление, причина которого коренится в недостаточной развитости художественного сознания, мы проследим далее на примере поэтического творчества Томаса Антонио Гонзаги.
Условия, в которых творили бразильские поэты второй половины XVIII в., весьма различны. Некоторые из них, например Жозе Базилио да Гама и Жозе де Санта-Рита Дуран, всю свою творческую жизнь прожили в Европе. Но впечатления, полученные в годы детства и юности, проведенные в Бразилии, оказались решающими для формирования их личности. Эпические поэмы «Уругвай» да Гамы и «Карамуру» Дурана не только воспевают события истории Бразилии, но и выражают то отношение к истории завоевания страны, которое характеризует бразильца как человека, уже ощущающего себя частью этой новой страны.
Все бразильские писатели этого времени находились под сильнейшим влиянием европейского Просвещения. Центральной идеей, заимствованной ими из просветительской идеологии, была идея «естественного человека». В свое время рассказы путешественников, колонистов, хронистов об индейцах Нового Света (и в особенности о бразильских индейцах, не создавших государств, подобных государствам инков, ацтеков или майя, а живших родовым строем) способствовали формированию представлений о свободном и счастливом «естественном состоянии» человека. Теперь эта идея возвращается к людям Нового Света и осмысляется ими в духе их стремлений к независимости, в духе рождающегося национального самосознания. «Естественное состояние» человека предстает в бразильской поэзии в двух образных претворениях: в идеализации индейца и в идеале пастушеской жизни на лоне природы, навеянном эстетикой Аркадии. Но в обоих случаях этот идеальный образ жизни противопоставлен городскому, где господствуют нравы и обычаи, вывезенные из метрополии; человек, живущий в согласии с законами природы, будь то реальный индеец или условный пастух, противопоставлен суетному, честолюбивому, порочному человеку Старого Света.
Идеальный «естественный человек» воплощен в образе бразильского индейца в эпической поэзии Жозе Базилио да Гамы (1741—1795) и Жозе де Санта-Рита Дурана (1722—1784). Да Гама был членом римской Аркадии и под воздействием ее эстетики начал поэму о попытке иезуитов основать государство в Южной Америке. В это время из Португалии были изгнаны иезуиты, преследовали и да Гаму. Чтобы оправдаться, он перестроил сюжет своей поэмы, превратив иезуитов в коварных заговорщиков, обманувших индейцев. Теперь «Уругвай», вышедший в 1769 г., рассказывал об испано-португальской военной экспедиции против иезуитов. Внутренний смысл поэмы, однако, не изменился. И в первой, и во второй редакции истинными героями оказались не иезуиты и не португальский военачальник Андрада, а индейцы, счастливо и мирно жившие до прихода завоевателей, а теперь предпочитающие смерть рабству. Речь индейского вождя, обращенная к португальцам, — идейный центр поэмы, и это подчеркнуто звучной выразительностью стиха. Со спокойным и гордым достоинством индеец говорит о праве исконных жителей Америки на родную землю, которую отнимают поработители. Хотя в поэму да Гамы внесены некоторые реальные черточки индейского быта (например, сцена колдовства), образы индейцев идеализированы в соответствии с просветительскими взглядами писателя.
Поэма Жозе де Санта-Рита Дурана «Карамуру» (1781) основана на полулегендарной истории португальского солдата Диого Алвареша Коррейи, в начале XVI в. отставшего от своего отряда и прожившего несколько лет среди индейцев. Здесь уже европеец оказывается способным приобщиться «естественному состоянию» человечества — он обретает покой и счастье в мирной жизни на лоне природы среди добрых и справедливых дикарей, в любви преданной жены-индианки. Когда Диого Алварешу представляется возможность вернуться на родину, он посещает Европу вместе с женой, удивляющей европейцев умом и благородством поведения. В обширной поэме Дурана, выдержанной в стиле камоэнсовской эпической традиции, большое место, однако, занимает дидактический элемент — скрупулезные описания растительного и животного мира Бразилии, свод всего, что к тому времени было известно о быте бразильцев.
Полнее и отчетливее всего своеобразие бразильской литературы XVIII в. раскрывается в творчестве Томаса Антонио Гонзаги (1744—1810). «Дирсеева Марилия» Гонзаги выдержала десятки изданий в Португалии и Бразилии, а также была издана на английском, французском, немецком, итальянском, испанском, русском и латинском языках. Одно из стихотворений Гонзаги перевел на русский язык А. С. Пушкин («С португальского»), видимо привлеченный сходством судьбы Гонзаги с судьбой поэтов-декабристов.
Томас Антонио Гонзага родился в Португалии, но отрочество провел в Бразилии. Окончив Коимбрский университет, он вернулся в Бразилию, где занимал высокий пост в колониальной администрации. Блестящий юрист, он написал две работы — «Трактат о естественном праве» и «Письмо о ростовщичестве», свидетельствующие о просветительской идейной ориентации Гонзаги (он выступает против вмешательства церкви в жизнь гражданского общества). В городе Вила-Рика, где служил Гонзага, собрался кружок литераторов. Близкий друг Гонзаги, поэт Клаудио Мануэл да Коста (1729—1769), еще в 1768 г. выпустил сборник стихов в духе португальской пасторальной лирики и был горячим сторонником классицистического идеала простого стиля, подражания древним и «улучшения вкуса» (об этом он специально говорит в прологе к своим стихам). Вероятно, он и познакомил Гонзагу с эстетикой Аркадии.
Сборник стихов Гонзаги «Дирсеева Марилия» (Дирсей — условное «аркадское» имя Гонзаги), первая часть которой вышла в 1792 г., — это лирическая история любви поэта к девушке Марии Доротее де Сейшас. Историки установили реальные биографические поводы чуть ли не каждой лиры (так называл Гонзага отдельные стихотворения) этого сборника. В стихах поэтов Аркадии женские образы — Низы, Амарилис, Анарды — бесплотны и чувства к ним также бесплотны и условны. Лирическое переживание Гонзаги всегда искренно и подлинно, в какие бы эстетические одежды оно ни облекалось.
В конце 80-х годов Гонзага и Клаудио Мануэл да Коста приняли участие в заговоре «Инконфиденсии минейры». Гонзага должен был стать автором законодательства независимой бразильской республики и, возможно, ее первым президентом. Но заговорщики были преданы и арестованы. Три года, пока длилось следствие, они провели в тюрьме. Не выдержав заключения, повесился в камере Клаудио Мануэл да Коста. Гонзага и в тюрьме писал стихи — они были впоследствии изданы как вторая часть «Дирсеевой Марилии» (1799).