История всемирной литературы Т.5
Шрифт:
В героическом романе конца XVIII в. в отличие от подобных произведений предшествующих веков вместо народных героев, заступников обиженных и угнетенных, воспеваются каратели крестьянского и народно-освободительного движения. Так, сюжет романа Ту Шэня (1744—1801) «История книжного червя» (вышел в 1800 г.) непосредственно связан с историей жесточайшего подавления маньчжурским полководцем Фу Наем восстания народности мяо (1796). Ту Шэнь в восторженных тонах описывает приключения непобедимого генерала Гань Дина (под именем которого в романе выведен Фу Най) — волшебника и замечательного полководца, успешно воюющего с юньнаньскими патриотами и с повстанцами мяо в Южном Китае. Фантастика в некоторой мере смягчает ортодоксально-националистическое звучание романа, написанного на древнем языке, что — после появления романов У Цзин-цзы и Цао Сюэ-циня — было шагом назад в развитии повествовательной прозы.
НОВЕЛЛЫ И ЗАПИСКИ
Широкой
Среди подобных книг выделяется обширное собрание (состоящее из пяти сборников) «Заметки из хижины Великое в малом» Цзи Юня (1724—1805). Сборники выходили с 1789 по 1798 г., все сочинение целиком вышло в 1800 г. Цзи Юнь был крупным ученым с разносторонними интересами; помимо того, что он был одним из главных редакторов «Генерального каталога всех книг, распределенных по четырем разделам» и составителем «Сборника резюме книг», входящих в императорскую библиотеку, ему принадлежит ряд филологических исследований, предисловий к чужим трудам; выступал он и как составитель и издатель поэтических антологий. Он занимал высокие чиновничьи посты, был наставником наследного принца, а за несколько дней до смерти вступил в должность помощника первого министра. Эти обстоятельства его жизни, равно как и конфуцианское образование и воспитание, наложили определенный отпечаток умеренности на тон его «этической» критики, содержащейся в «Заметках из хижины Великое в малом». Сборники, входящие в это сочинение, относятся к роду прозы малых форм, именуемой «би-цзи», (букв. — «Записи вслед за кистью»), характерными чертами которой является включение разных жанров (новелл, рассказов, быличек, анекдотов и бессюжетных записей, посвященных примечательным событиям или содержащих рассуждения о нравах и обычаях эпохи, о различных местностях, о произведениях литературы, истории и философии).
Следуя традидии своих предшественников, Цзи Юнь стремился придать характер достоверности и фактографичности не только заметкам, но и тем фабульным призведениям, в основе которых лежал авторский вымысел. Для этого он называл имена рассказчиков, ссылался на свидетелей происшествия, указывая его дату и место действия; главное же — из самого невероятного случая он делал конкретный назидательный вывод, адресованный читателю-современнику. Новым по сравнению с предшественниками было стремление Цзи Юня создать целостную картину действительности с помощью наглядных примеров. Впервые в сборниках бицзи за разрозненными заметками-наблюдениями и отдельными размышлениями стоит единый «наблюдатель», выносящий оценки тому, что он видел или о чем ему рассказывали.
Многие рассказы и былички в сборниках Цзи Юня связаны с народными верованиями. Однако фантастика подчинена дидактическим целям. У сверхъестественных сил есть своя «логика поведения», они действуют не «со зла», не по капризу, а целенаправленно, карая дурных людей и награждая добрых. Они видят все, что делают люди, и даже обладают способностью знать то, что человек задумал втайне от всех. А раз духи и оборотни видят человека буквально «насквозь», то люди должны об этом помнить и вести себя подобающим члену семьи и общества образом.
Верша свой суд над людьми, сверхъестественные силы действуют, подчиняясь определенной целесообразности, определенному закону отношений в обществе, установленному Небом, познанному и сформулированному конфуцианскими мудрецами глубокой древности. Цель автора — наставить людей на истинный путь. Для этого он использует и буддийскую теорию воздаяния за поступки, совершенные человеком при жизни. Но Цзи Юнь не стремится вызвать у читателя суеверный ужас перед сверхъестественными силами, наоборот, он постоянно подчеркивает, что человеку праведной жизни духи и бесы не страшны, нечисть бессильна перед добродетельными людьми. Более того, Цзи Юнь показывает, что сама по себе нечисть не страшна, так как она ведет себя разумно, в основе ее действий — причинность, а не иррациональность. Строгие нравственные принципы, активная доброта, подлинная (а не мнимая) ученость — вот качества, наиболее ценимые «исполнителями закона» (т. е. самим автором). К самым дурным свойствам человеческой натуры автор относит развращенность, злобу, нечестивость, жестокость, педантизм, непочтительность к старшим и недобросовестность в выполнении своих обязанностей.
С особой силой написаны рассказы, обличающие педантов-начетчиков: один из них своим упрямством и приверженностью к старине («не понимал, что в наши дни все по-иному, чем в древности») разрушил счастье любящей пары и послужил причиной смерти девушки и безумия юноши; другой, свято соблюдая «нормы поведения», не решился окликнуть спящую женщину, ребенок которой играл в опасной близости от колодца, а отправился на розыски ее мужа. Пока он ходил, ребенок упал в колодец и погиб.
Несмотря на обилие отрицательных персонажей, Цзи Юнь в целом оптимистически оценивает возможности человеческой природы, на этом строится сам тип «воспитательного» рассказа.
Он не считает, что человек от природы плох; в ряде его рассказов люди под влиянием обстоятельств или с помощью сверхъестественных сил меняются к лучшему. Зло, по убеждению писателя, лишь временное нарушение гармонии, существующей в хорошо организованном обществе. Читателя должно было укрепить в этом мнении и то обстоятельство, что не только положительные примеры благотворно влияют на людей.
Цзи Юнь проповедует конфуцианскую мораль. Человек должен помнить, что он является членом общества, а обязанности члена общества начинаются с семьи. Следовательно, надо вести себя как подобает хорошему семьянину, проявлять уважение к старшим в семье и в обществе, служить духам предков, не ожидая от них награды за это. Цзи Юнь выбирает жанр короткого рассказа или новеллы, не требующих показа переживаний героев, их внутреннего мира. Он «генерализует» характер своих персонажей по одному какому-либо качеству, одной страсти (алчность, скупость, лицемерие, честность, распутство и т. п.). Его персонажи обладают заранее заданным характером и чаще всего фигурируют в отдельном эпизоде, не связанном с их предшествующей жизнью и ею не обусловленном.
В отличие от древних авторов рассказов о необычайном, не интересовавшихся поведением разных людей в одной и той же ситуации, для Цзи Юня важно именно это повторение одних и тех же ситуаций. Из рассказа в рассказ «накапливаются» отдельные черты поведения героев. Складывается своеобразный тип персонажа, причем центр тяжести приходится на ситуацию, в которой этот тип проявляет себя. Такой тип часто формируется профессией или образом мышления персонажей. Так, из рассказа в рассказ обрастает все новыми чертами образ начетчика: в одном рассказе он строг и требователен к своим ученикам, но сам втайне предается разврату, в другом — он участвует в обмане, цель которого — по дешевке купить дом, в третьем — он собирается обманом лишить вдову ее имущества; в новой ситуации он хвастлив и заносчив или оказывается трусом и лицемером. Конфуцианская норма задает идеальный характер; такого нормативного характера в рассказах Цзи Юня нет, но некоторые персонажи приближаются к этому идеалу, большинство же показано как отклонение от него. Должное незримо присутствует повсюду, и мера индивидуальности персонажей — это мера отклонения или приближения к идеальному типу. Цзи Юнь делает акцент на моральном аспекте человеческого поведения, т. е. на аспекте понятийно воспринимаемом, а не на индивидуальном, неповторимом, образном. Отсюда — скупость индивидуальных черт (портрета, деталей), замена их словесными характеристиками, говорящими больше мысли, чем образному представлению.
Определенная радикальность взглядов Цзи Юня сказалась в том, что свое моральное назидание, свое доказательство действия универсального закона он проводит и в тех случаях, когда описываемое событие заострено политически. «Закон» в высшем смысле этого слова карает любого, какой бы высокий пост он ни занимал; и наоборот, достоинство «маленького» человека охраняется «законом» от посягательства власть имущих. Цзи Юнь был не только воспитателем нравов, но и критиком некоторых явлений социальной действительности (особенно притеснения рабов и слуг, а также падения нравов). Он исповедовал конфуцианскую теорию активного участия человека в жизни общества. Поэтому он осуждает и буддийского монаха, который ушел от мира (эгоистически думая лишь о себе), и даосского отшельника, много лет сидевшего в горах, не произнося ни слова. Бегство от жизни, от моральной ответственности (какую бы форму это бегство ни принимало) чуждо Цзи Юню, требовавшему от человека добросовестного выполнения своего долга. Это проявляется и в бессюжетных произведениях, включенных в его сборники. Так, в одной из заметок, говорящих об общественной позиции писателя, читаем: «Экзамены предназначены для того, чтобы у экзаменаторов было больше прихлебателей». В другой заметке Цзи Юнь, пять раз назначавшийся главным экзаменатором, резко критикует экзаменационную систему.
Некоторые писатели конца XVIII — первой половины XIX в. подражали «Заметкам из хижины Великое в малом». Среди таких подражаний можно отметить «Услышанные рассказы» Юэ Цзюня (предисловие датировано 1792 г.), «Болтовню» Сю Юань-чжуна (предисловие 1827 г.), сборники заметок Ван Тао. Но наибольший интерес представляет сборник бицзи уже упоминавшегося крупного поэта XVIII в. Юань Мэя «О чем не говорил Учитель» (завершен в 1796 г.). Само название этого сборника звучало как вызов конфуцианцам, твердо помнившим, что «Учитель (Конфуций. — О. Ф.) не говорил о чудесах, применении физической силы, смутах и духах» («Луньюй», гл. 7). Из 1023 произведений, входящих в сборник, 937 связаны с темой сверхъестественного или со сверхъестественными персонажами. Хотя в некоторых рассказах Юань Мэя и есть элементы обличения и дидактики, они не являются определяющими в его сборнике. Главное, это полет фантазии самого автора, но фантазии, словно сознательно сдерживаемой рамками реальных народных верований его эпохи. Иногда кажется, что ученый-этнограф брал верх над рассказчиком занимательных историй.