История всемирной литературы Т.5
Шрифт:
«Неофициальная история конфуцианцев» — первое крупное произведение китайской прозы, где описательные части не выделены по языку и стилю из общего повествования, ведущегося на разговорном языке. У Цзин-цзы избегал употребления стандартной поэтической лексики, используя диалекты Нанкина, Янчжоу, Ханчжоу, Сучжоу и других городов Китая XVIII в. В отличие от предшествующих (и последующих) романов в «Неофициальной истории конфуцианцев» отсутствуют вставные стихотворные описания и песни. От сказовой традиции остались только двустишия в названиях глав и четверостишия в их конце. У Цзин-цзы отказался от традиции включения вставных стихов в прозаический текст романа, и потому особенно сильное впечатление производит перекличка двух стихотворений — открывающего пролог и завершающего эпилог.
У Цзин-цзы мастер диалога и речевой характеристики, особенно персонажей из низов общества. Он широко использует пословицы и поговорки, обогащает язык романа местными народными словечками, жаргоном чиновников и ученых-начетчиков. Для характеристики героев автор часто прибегает к двуплановому построению образа, обыгрывая противоречия между словами и реальными поступками людей, между самооценкой человека и его настоящей сущностью.
Стремясь
В ряде предшествовавших роману произведений У Цзин-цзы встречается и критика действительности, и элементы сатиры, но «Неофициальная история конфуцианцев» — первое в китайской литературе произведение, в котором сатира выступает как средство универсального изображения жизни.
«СОН В КРАСНОМ ТЕРЕМЕ»
Величайшим произведением китайской прозы является роман Цао Сюэ-циня (1724—1764) «Сон в красном тереме» («Хун лоу мэн»), изданный лишь в 1792 г. и неоднократно запрещавшийся правительством как «первый в ряду развратных книг». Цао Сюэ-цинь — потомок знатной семьи: его прадед, дед и отец занимали высокий наследственный доходный пост инспектора императорских текстильных мастерских. Император Кан-си благоволил к деду будущего писателя и во время своих поездок на юг четыре раза останавливался в его доме. Но после смерти Кан-си семья Цао подверглась опале, имущество ее было конфисковано, и в 50-х годах Цао Сюэ-циню пришлось переехать в горную деревушку поблизости от Пекина, где он жил в бедности и писал свой роман. Он успел написать первые 80 глав, остальные 40 были дописаны Гао Э (видимо, по наметкам, которые оставил Цао Сюэ-цинь). Многие исследователи подчеркивают автобиографический характер романа: судьба рода Цзя (в двух дворцах которого протекает действие романа) сходна с судьбой семьи автора «Сна в красном тереме». Писатель прямо говорит, что ему самому пришлось пережить когда-то «период чудесных снов», поэтому он и решил «поведать миру «Историю камня», скрыв подлинные события и факты», просто рассказать о «девушках минувших дней», «излить свою душу». Такое исповедальное обращение к читателю непривычно для китайской прозы. Кроме того, в приведенном отрывке содержатся намеки на три названия, которые поочередно давал своему роману Цао Сюэ-цинь. «История камня» связана с креационным мифом: заделывая пролом в небосводе, богиня Нюй-ва сплавила вместе 36 501 разноцветный камень. Последний камень оказался лишним, но, побывав в руках у богини, он приобрел чудесные свойства: мог передвигаться, увеличиваться или уменьшаться в размере, но вечно страдал оттого, что не вошел в число выбранных Нюй-ва камней. Однажды у подножья хребта Цингэн, где лежал камень, уселись беседовавшие между собой буддийский и даосский монахи. Взгляд их упал на кристально чистый камень, который тут же сжался и стал размером не больше нефритовой подвески к вееру. Буддийский монах поднял камень и сказал: надо написать на нем несколько иероглифов, чтобы кто-нибудь, увидевший его волшебные свойства, отнес его в семью ученых, «в приют наслаждений и роскоши, богатства и неги». Прошло много веков, монах Кун-кун, стремившийся постичь истину и стать бессмертным, проходя мимо хребта Цингэн, увидел камень, на поверхности которого выступали следы иероглифов; там было записано, где камню суждено явиться человеком на свет, перечислялись мелкие семейные события, говорилось, что он будет проводить время в женских покоях, приводились стихи, которыми он будет увлекаться, и только годы и название династии стерлись бесследно.
Цао Сюэ-цинь. Сон в красном тереме
Гравюра XIX в.
По просьбе камня Кун-кун переписал всю историю, чтобы поведать ее потомкам. Рукопись попала к Цао Сюэ-циню, и он, перечитав ее десять раз и пять раз исправив, поделил на главы и разделы, составил оглавление и дал название «История 12 шпилек из Цзиньлина» (т. е. история 12 красавиц из Нанкина). В записи на камне повествовалось о скитаниях камня по свету, о том, как он явился к фее Предостерегающей от иллюзий и она оставила его у себя во дворце Алой зари. Гуляя по западному берегу реки Душ, камень увидел траву бессмертия — Пурпурную жемчужину, полюбил ее и каждый день орошал сладкой росой, чтобы она могла прожить долгие годы. Превратившись в девушку, она обещала камню отблагодарить его за росу слезами. Далее действие из мифологического пространства переносится в реальный земной план — во дворец Жунго в Нанкине, принадлежавший одной из ветвей аристократического рода Цзя. Жена чиновника Цзя Чжуна родила сына, во рту которого нашли кусочек нефрита, «сверкающий всеми цветами радуги»; мальчика назвали Бао-юй — Драгоценный Нефрит. Так время повествования в прологе — вечность — становится конкретно-историческим временем. Проходит несколько лет, и во дворец Жунго привозят двоюродную сестру Бао-юя, лишившуюся матери, болезненную девочку Линь Дай-юй. Дети подружились. Когда к ним присоединяется другая двоюродная сестра Бао-юя, Бао-чай (Драгоценная Шпилька), Дай-юй ревнует к ней Бао-юя. Дай-юй нервозна, капризна, замкнута и горда, она часто ссорится с братом, обижается на служанок, которые предпочитают ей спокойную и умеющую привлечь к себе людей Бао-чай.
Бао-юй посещает область Небесных грез и встречает фею Предостерегающую от иллюзий. Она показывает ему книгу судеб «Двенадцати шпилек из Цзиньлина» (т. е. открывает ему судьбы его подруг — сестер и любимых служанок). Прислужницы феи поют ему двенадцать песен, но он не понимает их, а проснувшись, забывает. Забытый сон Бао-юя — это как бы «воспоминания о будущем», «Сон в красном тереме». По мере развития событий, сбываются предсказания, содержавшиеся в песнях и в стихах, прочитанных Бао-юем в книге судеб. Название «Двенадцать шпилек» концентрировало внимание на судьбах девушек, «Сон в красном тереме» — на буддийской идее: сон — это жизнь со всеми ее страданиями. В начале романа Цао Сюэ-цинь говорит, что «главная идея этой книги» — сон. Красный цвет символизирует богатство, «красный терем» — дворец, в котором протекает жизнь Бао-юя и его подруг. В то же время, по тонкому наблюдению Л. П. Сычева, обилие оттенков красного цвета в романе подчеркивает символичность этого цвета, а преобладание оттенка дахун — цвет капель крови — говорит о печали, вызванной быстротечностью жизни и бесплодностью мирских страданий.
В романе наблюдается сложное взаимопроникновение и взамодействие различных пластов реальности и сверхреальности — мифологизм пролога и эпилога, сны Бао-юя, переносящие его в область Небесных грез, появление в решающие моменты жизни Бао-юя буддийского и даосского монахов; двойственная природа главных героев: Бао-юй — камень, посланный на землю, чтобы испытать сон жизни, Дай-юй — земное воплощение травы бессмертия. Имена появляющихся в обрамлении романа персонажей — Чжэнь Ши-инь и Цзя Юй-цунь — при омонимической замене означают «Подлинные события скрыты вымышленными словами», т. е. содержат указание на аллегоричность романа, в котором истинной оказывается сверхреальность, реальность же объявляется «сном жизни». В отдельных частях особенно важную роль играет буддийско-даосская символика — роль нефритовой подвески в жизни Бао-юя, символика имен, одежды и украшений, метафорическое название сада — «Целостное видение», в котором проводят время Бао-юй и его подруги, и т. п.
«Сон в красном тереме» — многоплановое произведение с рядом сюжетных линий и множеством персонажей из разных слоев современного Цао Сюэ-циню общества. В центре романа — жизнь Бао-юя и наиболее тесно связанных с ним людей. Отец Бао-юя, Цзя Чжэн, — ортодоксальный конфуцианец, единственный из семьи Цзя активно служащий государству. Он считает сына изнеженным и самоуверенным мальчишкой, избалованным бабушкой (своей матерью), которой даже он — глава семьи — не смеет перечить. Отца возмущают приятельские отношения Бао-юя с актером, его нежелание готовиться к государственным экзаменам, читать канонические книги, его дружба со служанками, «роняющая его достоинство». Сын действительно не хочет делать карьеры, у него своя духовная жизнь, недоступная ни его отцу, ни обожающей его бабушке. Лучше всех его понимает Линь Дай-юй, так же как он любящая природу и поэзию. Они вместе читают знаменитые пьесы о любви, цитируют их во время литературных игр, обмениваются стихотворными посланиями, вместе хоронят лепестки опавших цветов, чтобы их не затоптали. Благоразумная Бао-чай, как и старшее поколение семьи, и некоторые служанки советуют Бао-юю не раздражать отца, заниматься «восьмичленными сочинениями», чтобы сдать экзамены, проводить побольше времени с чиновниками, бывающими в доме. Дай-юй понимает, что брат не создан для государственной службы, он дорог ей именно своим отличием от окружающих, своей душевной тонкостью.
Эстетические взгляды Бао-юя особенно отчетливо выражены в главах 17—18, где он, тринадцатилетний мальчик, по приказу отца вместе с ним сопровождает гостей, осматривающих сад, разбитый в честь ожидаемого прибытия своей старшей сестры, ставшей наложницей императора. Нужно придумать вертикальные парные надписи, названия для беседок, гротов, каменных горок. Лучшие названия придумывает Бао-юй, который, несмотря на гнев отца, понимающего, что сын бросает ему вызов, настаивает на своем: каждое место должно быть названо в соответствии с его ролью в саду, с учетом того, что оно есть часть сада как целого ансамбля. Несмотря на присутствие гостей, отец резко обрывает Бао-юя, грубо ругает его и вместе с тем неожиданно для самого себя испытывает чувство гордости, слыша похвалы гостей в адрес сына.
В этой сцене едва ли не впервые в китайской литературе с такой психологической точностью передана противоречивость душевного состояния человека.
Бао-юй отличается от своей среды не только нежеланием сдавать экзамены и отвращением к чиновничьей службе, но и отношением к служанкам. Не обращая внимания на насмешки и осуждение старших в семье, Бао-юй, считающий, что «женщины созданы из воды, мужчины — из грязи», проводит много времени с девушками, которые по самому своему положению беззащитны, но обладают чувством собственного достоинства, мечтают о простом человеческом счастье, о праве на любовь. Бао-юй полон симпатии к своим подругам, он радуется их маленьким радостям, сочувствует их бедам, старается помочь. Из-за этой дружбы порой портятся отношения Бао-юя с матерью. Рассерженная его шутливым флиртом со своей главной служанкой Цзинь-чуань, госпожа Ван выгоняет ее из дому. Цзинь-чуань кончает собой, бросившись в колодец. Мать, почувствовавшая угрызения совести, утешает потрясенного Бао-юя, но смягчает обстановку Бао-чай, которая успокаивает г-жу Ван, убеждая ее не сокрушаться о такой девушке, которая решилась покончить собой, бросив тем самым вызов традиционным устоям.
По-иному реагирует Цзя Чжэн, услышав от младшего сына, что Цзинь-чуань бросилась в колодец, «не вынеся позора» (Бао-юй якобы ее изнасиловал). Не разобравшись в сути дела, он избивает до полусмерти Бао-юя, которого спасает лишь вмешательство старой г-жи Цзя. Цзинь-чуань не единственная служанка в доме Цзя, которую постигает трагическая участь, умирает Цинь-вэнь, выгнанная матерью Бао-юя. Смерть ее производит такое впечатление на юношу, что он совершает жертвоприношение и произносит поминальное слово — плач по Цинь-вэнь, удивительно поэтичный и проникновенный. Сам факт сочинения «Поминального слова», посвященного служанке, необычен, и то, что в конце чтения Бао-юй видит Линь Дай-юй, которую он в первую минуту принял за дух Цинь-вэнь, символично: фразеология «Слова» позволяет предположить, что в сознании Бао-юя облик погибшей девушки сливается с образом Дай-юй, что не случайно. Дай-юй, которая не может забыть о том, что она бедная родственница, сомневается в любви Бао-юя, все время «проверяет» его отношение к себе, мучается из-за затеваемых ею самой ссор, плачет, как бы выполняя обещание «травы бессмертия» воздать «слезами за сладкую росу».