История всемирной литературы Т.5
Шрифт:
Появляются новеллы аллегорического характера, наполненные социальными обобщениями, например «Спор дракона и тигра о превосходстве» неизвестного автора, в котором мудрец — даосский отшельник — осуждает тигра (символ жестокости и насилия), «размахивающего острыми когтями и обнажающего клыки, чтобы терзать ими людей». Сходные аллегории были известны в Китае еще ранее, а в Корее получили значительное распространение как раз в XVIII в.
То же столетие ознаменовалось возрастающим интересом к духу познания, к конкретному факту, к реальному явлению, событию. Как и в Корее, во Вьетнаме возникает ряд произведений публицистической и мемуарной литературы. Например, в сочинениях Ле Куй Дона немало очерков, в частности, о вьетнамском мастере, изготовлявшем
Знаменитый вьетнамский медик и литератор Ле Хыу Чак оставил интересный памятник «Описание дел в достославной столице». В этой книге описываются главный город Вьетнама и встречи автора с разными людьми при княжеском дворе Чиней и вырисовывается образ самого врача — тонкого знатока литературы и поэта, умудренного жизнью человека, для которого нет ничего выше личной независимости. В молодые годы он был военачальником, но затем удалился в деревню, чтобы вкусить радость «безмятежного покоя». На самом же деле досуг Ленивого Старца (псевдоним Ле Хыу Чака) был заполнен кипучей деятельностью. В его стихах, помещенных в «Описании», звучит стремление трудиться на благо человека: «Что мне усталость, ночью и днем // доля моя — помогать людям.»
Ле Хыу Чак под разными предлогами отказывался от роли придворного: «Нет такого лекарства, которое излечивало бы вельмож и военачальников, ибо их души открыты нечистой силе», — иронизировал он.
Появление книги «Император Ле — объединитель страны», созданной Нго Тхи Ти и другими авторами из семейства Нго («Литературный кружок семьи Нго») в конце XVIII в. под влиянием китайского исторического романа-хроники, ознаменовало рождение нового жанра. Основой эпопеи, однако, послужили современные авторам события, связанные с восстанием тэйшонов, падением князей Чиней и династии Ле, тогда как китайские романы обычно черпали сюжеты из отдаленных времен.
При верноподданнической концепции создатели эпопеи все же стремились к объективности, поэтому образ руководителя тэйшонов Нгуен Хюэ, несмотря на отрицательное отношение к нему авторов, обрисован достаточно привлекательным. Еще сложнее воссоздан образ Нгуен Хыу Тиня. Сын богатого купца, он, одержимый честолюбием, рвется к вершинам власти и достигает их путем предательства. Человек большого ума, таланта и энергии, он тем не менее лишен моральных устоев. Другие герои изображены более однолинейно и традиционно, но привлекают своей цельностью. Так, авторы с благоговением рисуют Ли Чан Куана, удостоенного высшей ученой степени, который счел себя виновным в гибели своего повелителя — князя Чиня — и решил покончить с собой.
В начале XIX в. трудом нескольких вьетнамских католических священников была написана на ханване «Книга потаенного о заокеанской вере во Христа», наследующая отчасти традиции романа-хроники, которая повествовала о путешествии в Европу, в Ватикан, и выражала патриотические антиколониальные настроения.
Так называемые бессюжетные прозопоэтические жанры обогатились новыми произведениями на вьетнамском языке, многие из них носят ярко выраженный публицистический характер, а некоторые возникли в ходе народных восстаний. Стремлением к сближению со стихией народной речи характеризуется «Воззвание Ле Зюи Мата», написанное во время крестьянского восстания 1738—1769 гг. Многие строки «Воззвания», обличающего преступления правителей, представляют собой ряд образов, заимствованных из народных пословиц и поговорок: князья Чини «сначала будто дрянная лиана обвились вокруг ствола дерева, резвились, словно мышь, угодившая в большой кувшин с рисом». Авторы таких произведений (например, «Воззвания тэйшонов») явно рассчитывали на то, что они будут передаваться из уст в уста неграмотными крестьянами.
Хотя вьетнамская литература XVIII — начала XIX в. еще принадлежит к литературам Позднего Средневековья, в ней уже зарождались и все более усиливались тенденции, характерные для литературного периода перехода от Средневековья к Новому времени, возрастало рационалистическое стремление к конкретному художественному познанию мира в его разнообразии, обусловленное существенными сдвигами в общественном сознании Вьетнама, испытывавшего влияние китайской литературы и отчасти европейских точных наук и практических знаний. Расширяется тематика литературных произведений, резко обостряется социальная критика и возрастает в них роль элементов сатиры. Литература вновь и очень плодотворно обращается к своему первоистоку — народной поэзии, приобретает демократические черты.
*Глава пятая*
ТИБЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА
РЕЛИГИОЗНО-ДИДАКТИЧЕСКАЯ ЛИТЕРАТУРА
В XVIII в. ламаистская школа гелугпа (желтошапочная) продолжала укреплять свое господство в политике, экономике и культуре Тибета. Маньчжуры, захватившие Китай еще в середине XVII в., поддерживали гелугпа, стремясь при этом усилить вассальную зависимость Тибета. Гелугпа, умело используя покровительство маньчжурской династии Китая, стремилась распространить свое учение за границы Тибета.
В XVIII в. тибетская литература остается типично средневековой, тесно связанной с религиозно-дидактическими установками теократического государства, а идеологически полностью зависимой от школы гелугпа. Авторы по-прежнему воспринимают внутренний мир человека сквозь призму добрых и злых деяний, приближающих или отдаляющих его от спасения и достижения нирваны.
Не претерпевает изменений жанровый состав литературы, включающей религиозно-философские трактаты, исторические труды, биографические и эпистолярные сочинения, образцы делопроизводства. Как и раньше, преобладают сочинения прозаические, в которых стихи присутствовали лишь отдельными включениями (восхваления, молитвы и т. д.). Продолжается процесс вычленения из общего языка тибетской письменности собственно литературного языка.
Влияние религиозно-философской литературы на жизнь тибетского общества всегда было велико, но в XVIII в. оно еще более усиливается благодаря укреплению тибетского теократического государства.
К середине XVIII в. под руководством деятелей школы гелугпа в разных частях Тибета было отпечатано несколько новых ксилографических изданий буддийского канона в его основных тибетских разделах: Канджур (поведанное самим Буддой) и Танджур (комментарии к Канджуру) — всего свыше 4 500 произведений. Широкое распространение канона содействовало еще большему росту буддийской образованности, расширению круга читателей, появлению новых комментариев, трактовок, уточнений, т. е. развитию, в первую очередь, религиозно-философской литературы.
Комментируя и распространяя ламаистское учение школы гелугпа, авторы XVIII в. уделяли большое внимание анализу взглядов ее крупнейших деятелей Цзонхапы (1357—1419) и V Далай-ламы (1617—1682). Они всячески подчеркивали, что учение гелугпа — закономерное завершение многовекового развития буддизма, идеальное воплощение того, чему учил Будда. Это отмечает в своих сочинениях и I Джамъян-шадпа (Нгагбанг, 1648—1722), много сделавший для канонизации взглядов своей школы.
Значительный вклад в развитие религиозно-философской литературы Тибета внес монгол Сумпа-кхонпо (Ешей-палджор; 1704—1788). В 1737—1746 гг. он по просьбе императора Цянь-луна участвовал в пересмотре буддийской литературы в Китае и добился права на преимущественное распространение трактатов гелугпа. Основное место в трудах Сумпа-кханпо занимает доказательство важнейшего положения ламаизма о том, что почитание следует оказывать прежде всего Учителю (т. е. ламе), а только потом — Будде, так как свет учения Будды может рассеять тьму во взглядах верующих лишь с помощью ламы. Известен Сумпа-кханпо и своим весьма критическим отношением к буддийской мистике, наиболее полно выраженной в тантризме.