История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 6
Шрифт:
Господин Оте зашел в мою комнату, чтобы представить мне двух мальчиков, своих сыновей; они были со своим гувернером, который воспитывал их как принцев. В Швейцарии хозяин гостиницы зачастую это человек, который содержит по-благородному свой дом и садится во главе стола, за который он не считает за бесчестье брать плату с тех, кто приходит обедать. Он прав: он занимает место во главе стола лишь для того, чтобы быть уверенным, что каждый из сотрапезников хорошо обслужен. Если у него есть сын, он не позволит, чтобы тот занимал место за столом, но хочет, чтобы он за ним прислуживал. Сын хозяина гостиницы в Шофхаузене, капитан на службе императора, стоял за моим стулом, чтобы сменить мне тарелку, в то время как его отец обедал вместе со всеми постояльцами. Такого нет в других домах, но он почитает это за честь, и он прав. Так думают швейцарцы, и над этим насмехаются поверхностно мыслящие
Хозяин сделал мне комплимент по поводу моего исполнения роли официанта; он сказал, что сожалеет о том, что не видел при этом меня, но похвалил, что я не повторил маскарад на втором ужине. Поблагодарив за честь, которую я оказал его дому, он попросил не отказывать также и в том, чтобы отобедать хотя бы еще раз до моего отъезда. Я пообещал пообедать в этот день.
Решив отправиться в Золотурн, чтобы продолжить интригу с прекрасной амазонкой, я взял кредитное письмо на Женеву. Я написал м-м д'Юрфэ с просьбой послать мне солидное письмо для г-на де Шавиньи, посла Франции, в котором бы говорилось, что у меня есть важные дела личного порядка, и направить его мне как можно скорее в Золотурн, на почту до востребования. Я написал также несколько других писем, среди которых одно — герцогу Виртембергскому, которое он должен был найти желчным.
За столом моей гостиницы я нашел старших офицеров, хороший стол и превосходный десерт со сластями. После обеда я проиграл сотню луи в десятку и назавтра столько же — у молодого человека, довольно богатого, который пригласил меня к себе обедать. Его звали Эшер.
Я развлекался четыре дня у женщины, с которой меня познакомил Джустиниани, но довольно посредственно, потому что две девицы, которых она мне предоставила, говорили только на швейцарском диалекте. Без слов наслаждение любовью снижается по меньшей мере на две трети. Я столкнулся в Швейцарии с тем же странным явлением, что и в Генуе. Швейцарцы и генуэзцы, которые говорят очень плохо, хорошо пишут.
Едва выехав из Цюриха, я должен был остановиться в Бадене, чтобы отдать в починку коляску, которую приобрел. Это место, в котором депутаты кантонов собираются на генеральную ассамблею. Я отложил свой отъезд, чтобы пообедать с польской дамой, которая следовала в Эйнсидель, но после обеда воспоследовало забавное приключение. Я потанцевал с дочерью хозяина, по ее просьбе, это было воскресенье. Хозяин вошел, его дочь скрылась, и мошенник потребовал меня уплатить штраф в один луи; он показал мне объявление, которое я не мог прочесть. Я не захотел платить; я позвал местного судью, хозяин, согласившись, вышел. Четверть часа спустя он пригласил меня в одну из комнат своей гостиницы, где я увидел его в парике и с молотком; он сказал, что он и есть судья. Он записал и дал мне прочесть решение, и я должен был заплатить ему еще экю за то, что он писал. Я сказал ему, что если бы его дочь меня не уговорила, я бы не стал танцевать, и поэтому он должен заплатить мне луи за свою дочь. В результате я вынужден был посмеяться. Я отправился на следующий день, поздним утром.
В Люцерне я увиделся с апостолическим нунцием, который пригласил меня обедать, а во Фрайбурге — с женой графа д'Аффри, которая была молода и галантна; но вот что я увидел в восьми-десяти лье от въезда в Золотурн.
В начале ночи я прогуливался с деревенским хирургом. Вдруг вижу в ста шагах от меня фигуру человека, который карабкается снаружи дома и, достигнув окна, влезает внутрь. Я показываю на него хирургу, тот смеется и говорит, что это молодой влюбленный крестьянин, который собирается провести ночь со своей избранницей.
— Он проводит с ней, — говорит он, — всю ночь и покидает ее утром еще более влюбленным, потому что она не оказывает ему последних милостей. Если она их ему оказывает, он, может быть, на ней не женится, и она с трудом найдет нового возлюбленного.
Я нашел на почте в Золотурне письмо м-м д'Юрфэ, в которое было вложено другое от герцога де Шуазейль, адресованное г-ну де Шавиньи, послу. Оно было запечатано, но имя министра, который его написал, было на адресе. Я нанял на день коляску, оделся, как в Версале, прибыл к дому посла, который не принимал, и оставил там письмо. Это был праздничный день, я явился к последней мессе, где не увидел прекрасной дамы, и, после небольшой прогулки, вернулся в свою гостиницу. Офицер, который там ожидал, пригласил меня от имени посла обедать ко двору.
М-м д'Юрфэ сказала мне в своем письме, что явилась специально в Версаль, что она уверена, что герцогиня де Грамон получила от министра самое действенное
Я явился в назначенный час, обо мне не объявляли; когда открылись двери, я вижу красивого старика, выходящего мне навстречу, и слышу самое любезное придворное обращение. Он представляет мне всех окружающих, затем, делая вид, что не запомнил моего имени, достает из кармана письмо герцога де Шуазейль, которое читает вслух в том месте, где тот просит оказывать мне всяческое внимание. Он сажает меня на софу рядом с собой и расспрашивает только о том, что позволяет мне ответить, что я путешествую лишь для собственного удовольствия, что швейцарская нация предпочтительнее всех прочих, и что настоящий момент самый счастливый в моей жизни, потому что позволяет мне познакомиться с ним.
Подают на стол, и Его Превосходительство усаживает меня справа от себя. Стол был накрыт на пятнадцать-шестнадцать кувертов, и каждого сидящего обслуживал лакей в ливрее посла. Воспользовавшись случаем, я говорю, что в Венеции о нем говорят до сих пор с чувством глубокого восхищения.
— Я всегда вспоминаю, — говорит он, — ту доброту, которую проявляли ко мне во все время моего посольства, но прошу вас назвать мне тех, кто до сих пор говорит обо мне. Они должны быть весьма стары.
Это было то, чего я хотел. Я знал от г-на де Малипьеро о делах, происходивших во времена Регентства, которые доставили ему много славы, и г-н де Брагадин мне много рассказывал о его амурах со знаменитой Стрингеттой. Его повар был превосходен, но удовольствие говорить с ним заставило меня забыть о еде; я увидел, что он порозовел от радости; он сказал, поднимаясь из-за стола, что никогда не обедал в Золотурне с большим удовольствием, и что его похождения в Венеции, о которых я ему напомнил, заставили его помолодеть. Он обнял меня и просил бывать у него с утра и до вечера, все время, пока я пробуду в Золотурне. В свою очередь, он много говорил о Венеции: воздав хвалы правительству, он сказал, что в мире не знает города, где могут приготовить лучший стол, хоть постный, хоть скоромный, с помощью лишь доброго масла и заграничного вина. В пять часов он пригласил меня прогуляться в визави [14] , куда поднялся первый, вынудив меня сесть в глубине коляски. Мы высадились у красивого деревенского дома, где нам подали мороженое. Вернувшись в город, он сказал, что у него собирается каждый вечер многочисленная компания, мужчины и женщины, и, что касается его, он надеется, что я не пренебрегу этим. Мне не терпелось взглянуть на эту ассамблею; мне казалось невозможным, что я не увижу там м-м … Народ стал прибывать. Несколько некрасивых женщин, несколько так себе, ни одной красивой. В игровых кружках, которые образовались, я оказался с молодой блондинкой и с женщиной в возрасте, демонстрировавшей некоторый ум. Я потерял, скучая, пять-шесть сотен фишек, не пускаясь в разговоры. Когда настало время платить, более опытная дама сказала, что это три луи.
14
двухместная коляска.
— Три луи?
— Да, месье. Два су за фишку. Вы, может быть, думали, что играли по лиарду [15] ?
— Наоборот, мадам. Я полагал, что по двадцать су, потому что я никогда не играю по меньшей ставке.
Она оставила мою гасконаду без ответа, но покраснела.
Сделав тур по залу и не увидев красотки, которую искал, я направился к выходу. Посол уже удалился. Я увидел двух дам, которые разговаривали, поглядывая на меня; я узнал в них тех, которых видел в Цюрихе вместе с м-м…; я ускользнул от них.
15
четверть су.
На следующий день офицер посла пришел сказать, что Его Превосходительство сейчас придет, и послал его убедиться, что он меня застанет. Я сказал, что жду его. Я раздумывал о средстве узнать от него о м-м…, но он избавил меня от забот.
Через четверть часа я встретил этого респектабельного сеньора, как положено. Поговорив о дождях и хорошей погоде, он улыбнулся и сказал, что пришел ко мне с самым глупейшим из предположений, но сразу предупреждает, что ничего не знает. После этого предисловия он говорит, что две дамы, которые видели меня на ассамблее, и которых он мне назвал, зашли после моего ухода в его комнату, чтобы предупредить, что он должен меня поостеречься, потому что я — официант гостиницы в Цюрихе.