История Жанны

Глушенко Елена Владимировна

Это оказалось проще решить, чем сделать. Я в жизни не поднимала такой тяжести, но все же кое-как доволокла его до суши и рухнула на песок передохнуть.

Так, нужно подумать.

Одежда обычная. Грязная. Похож на рыбака. Или моряка. Ранен – его рубаха в крови. Он может быть кем угодно – как другом, так и врагом. В любом случае я не собираюсь, да и не смогу, при всем желании, тащить его в дом. Но и бросить его здесь, раненого, тоже не могу. Для начала его нужно перенести в безопасное место.

Я поднялась на ноги и потащила его в неглубокую пещеру поблизости. Там мы в детстве прятали сокровища и играли в пиратов. А потом быстро пошла домой, стараясь никому не попасться на глаза.

Мне повезло пробраться в дом, никем не замеченной. Я переоделась, убрав подальше грязную и окровавленную одежду. Потом отстираю. Раненого нужно было перевязать, поэтому я разрезала на бинты старую простыню и пошла на кухню за Матильдиным снадобьем.

На кухне было жарко – Матильда пекла пироги, а Катрин ей помогала. Гастон, восседавший во главе огромного стола, снимал пробу и давал советы.

Я сняла с полки корзинку и уложила в нее бинты. Затем завернула в бумагу два больших куска яблочного пирога и несколько пирожков с капустой, достала бутыль с сидром, в другую бутыль набрала чистой воды и все это тоже убрала в корзинку.

Гастон жевал и молча наблюдал за моими действиями. А мне оставалось сделать последнее.

– Матильда, а где твоя целебная мазь?

– Какая мазь? От судорог, что ли? – она подняла голову и отерла пот со лба, перемазавшись мукой.

– Нет, вонючая такая. Ну, которой ты мне коленку мазала, когда я упала и поранилась.

– О Господи! Ты что, опять расшиблась? – Матильда вытерла руки о передник и направилась к буфету.

– Да нет же, успокойся, со мной все в порядке. Это для Малыша, – я забрала у нее пузырек и двинулась к выходу. Не хватало еще объясняться.

Гастон перехватил меня в дверях и загородил собой дверной проем.

– Что здесь происходит? Куда это ты собралась?

Старый солдат всегда на посту! Я нырнула ему под руку и, обернувшись, послала воздушный поцелуй.

– Не волнуйся, я скоро вернусь!

* * *

Он лежал там же, где я его оставила, и, похоже, в том же положении. Совсем плох, бедняга. Я поставила корзинку на камень и достала из нее воду и кусок простыни. Сначала нужно промыть раны.

Беглый осмотр показал, что ран, заслуживающих внимания, всего две. Мелкие царапины не в счет.

Левый рукав его рубахи был весь в крови. Запекшаяся кровь вперемешку с клочками ткани присохла к коже и мешала оценить серьезность ранения. Я сглотнула подступивший к горлу комок и полила водой на его предплечье.

Разорвать отмокший рукав я так и не смогла, поэтому пришлось его просто отрезать, благо у меня всегда с собой нож. После промывания выяснилось, что рана длинная и глубокая, но по счастью чистая. Вероятно, беднягу полоснули ножом сверху вниз, так как порез шел наискось от плеча почти до локтя. Оставалось надеяться, что не повреждено сухожилие. Конечно, края раны покраснели и опухли, но все же было не похоже, что началось воспаление. Я осторожно нанесла мазь и плотно забинтовала руку.

Если эта рана не опасна для жизни, то тогда почему он до сих пор без сознания? Неужели из-за удара по голове? В том, что был удар, сомневаться не приходилось: на правом виске под коркой из волос и засохшей крови я нащупала здоровенную шишку. Слава Богу, что ему не раскроили череп! Тут я была бы бессильна. Все, что я могла сейчас сделать, так это только промыть и смазать ссадину.

Закончив работу, я села, вытерла руки и, поколебавшись, вытянула из корзинки пирожок. Если у него сотрясение мозга, то проголодается он нескоро, а мне нужно подкрепиться. Я жевала и в задумчивости разглядывала своего подопечного.

Трудно сказать, сколько ему лет, но он старше меня – это явно. Лицо обыкновенное, без особых примет. Попроси описать такое – не сразу и слова подберешь.

Так, рассмотрим поближе.

Губы плотно сжаты: даже будучи без сознания он не может расслабиться. Под правым глазом растекается синяк. Это, наверно, последствия удара по голове. Волосы темные и абсолютно прямые. Ресницы загибаются, как у девчонки. Интересно, какого цвета у него глаза?

А вот что мне действительно понравилось, так это его нос – тонкий, идеальной формы. Признаться, у меня слабость к красивым носам.

Теперь руки. Не очень-то они похожи на руки моряка или рыбака. Даже ссадины и грязь под ногтями не могли скрыть то, что их обладатель не привычен к тяжелому каждодневному труду.

Кто же это такой? Шпион? Но чей?

Мне было не под силу разгадать эту загадку, да и времени не было. Пора возвращаться домой. Малыш уже, наверно, разнес свое стойло в щепки.

Я решила вернуться сюда вечером вместе с Гастоном. Если раненый не придет в себя, то мы под покровом темноты перенесем его в дом. Это, конечно, опасно, но не бросать же его здесь!

Корзинку с провизией и бинтами я отставила подальше, на тот случай, если он, очнувшись, сделает неловкое движение. Пока же он лежал тихо и, казалось, просто спал. Бросив на него последний взгляд, я вышла из пещеры и направилась домой.

* * *

Вернувшись, я первым делом нашла Гастона и отвела его на конюшню. Пока он седлал Малыша, я все ему рассказала. Старый вояка насупил брови и категорично заявил, что днем наведываться в пещеру слишком опасно – кто-нибудь и так уже мог заметить, что я дважды за утро ходила к морю. Мы договорились, что к наступлению темноты Гастон подготовит повозку, и мы, если нужно, заберем раненого в замок. Старик поворчал, но смирился, понимая, что другого выхода нет.

День тянулся невыразимо медленно. За разными делами я мысленно нет-нет, да возвращалась к утренним событиям. Как он там? А вдруг ему холодно? Я корила себя за то, что не догадалась прихватить с собой одеяло. А вдруг я пропустила какую-нибудь смертельную рану, и он там умирает, истекая кровью?

Моя главная проблема – чересчур богатое воображение. Это мне папа много раз говорил. Нужно было взять себя в руки, но я не могла: в голову лезли разные страшные мысли, а картины, встававшие перед глазами, были одна другой ужасней.