История Жанны
Шрифт:
Отец обнял меня и прижал к себе.
– Девочка моя, однажды ты проснешься, подойдешь к зеркалу и увидишь в нем красавицу. Такую же, какой была твоя мать. А она была потрясающе красива, уж мне-то ты можешь поверить! Правда, до этого пока далеко. Сейчас ты еще мала и слишком худа. Не думаю, что Матильда тебя плохо кормит. Скорей всего, ты просто слишком усердно носишься по горам и лесам. Так что успокойся, вытри свои слезы и улыбнись. У тебя еще все впереди!
Удивительно, как папа умеет меня утешить! Я высморкалась в его платок и сразу почувствовала себя лучше.
Глава 3
– Жанна!
Все мои печали разом были забыты, и я выпрыгнула из кареты.
Ласточка – это папина испанская кобыла, красавица, хоть и ужасно вредная. За последнюю неделю живот у нее раздулся до таких размеров, что Гастон всерьез опасался за ее жизнь.
Я подхватила юбки и рванула на конюшню. Жером еле поспевал за мной.
– Жанна, может, хотя бы переоденешься?
Папа махнул рукой и направился следом за нами.
Я влетела в конюшню и помчалась к Ласточкиному стойлу. Она лежала на боку и шумно дышала. Живот у нее опал, хотя и не слишком сильно.
– Гастон, что с ней? И где жеребенок?
– Да жива она, жива, хоть и намучилась изрядно. А детеныш – вот он.
Гастон отодвинулся, и я увидела маленькое создание, черное и без единой отметины. Он стоял на тоненьких трясущихся ножках и выглядел совершенно беспомощным.
– Какой хорошенький!
Я упала перед ним на колени и обняла его за шею. Жеребенок доверчиво прижался ко мне, и сердце мое растаяло.
– Господь всемогущий! Он что, слепой?
Отец наклонился, разглядывая Ласточкиного сына. Я отодвинула от себя голову жеребенка и посмотрела на его глаза. Они были затянуты тонкой белесой пленкой. Сердце мое сжалось.
– Н-да… И что теперь делать? Не знаю, нужен ли нам слепой конь…
– Папа, не говори так, пожалуйста! Он поправится! Я уверена! Я сама буду за ним ухаживать!
Отец молчал и задумчиво глядел на жеребенка, а я разрыдалась и прижала к себе свое сокровище.
– Ладно, поживем – увидим.
Папа перешел к Ласточке и заговорил с Гастоном о ее состоянии. А я обнимала малыша и обещала ему, что все будет хорошо. Он тепло дышал мне в ухо, помаргивая невидящими глазами.
Ласточка поправилась, но наотрез отказалась кормить свое дитя и даже не подпускала его к себе. Поэтому Матильда наполняла молоком бутылочку, и я кормила Малыша несколько раз в день.
Он быстро окреп, и скоро стало ясно, что, хоть он и слеп, со слухом у него все в порядке. Малыш научился узнавать меня по шагам и радостно приветствовал. Скоро он уже ходил за мной по пятам, как привязанный.
Мне так хотелось, чтобы он прозрел! Матильда готовила какую-то целебную мазь, жутко вонявшую, и я мазала ею Малышу глаза. Ему не нравилось, но он терпел.
И однажды это произошло! Как-то утром я пришла на конюшню, а пленки на его глазах не было! Счастью моему не было предела, а Матильда страшно возгордилась. Слухи о ее целительских способностях быстро разлетелись по нашей округе.
Скоро Малыш научился отзываться на свист и стал сопровождать меня на верховых прогулках. Пончик ревновал, но сохранял нейтралитет. А Жером посмеивался и называл Малыша моим спаниелем.
Это
Каждый день был заполнен до краев чистой радостью. Мы с ребятами ловили рыбу, собирали устриц, устраивали морские сражения. А еще были поиски сокровищ и схватки с разбойниками. И скачки, и уроки фехтования, и стремительно подрастающий Малыш.
И только иногда, по ночам, уже засыпая, я вспоминала светлые глаза, разглядывающие меня с холодным любопытством. «Замухрышка!» – снова слышала голос и издевательский смех.
А потом представляла, что я уже выросла и я – красавица, как мама. И вот я его спасаю. Например, тонущего. Или от разбойников. И он хочет узнать имя своего спасителя. Тут я снимаю шляпу, и мои роскошные волосы волной падают мне за спину. Он пристально вглядывается в меня, и тут его светлые глаза расширяются от изумления. Он узнает меня! Начинает произносить слова благодарности. Но я небрежным жестом останавливаю его и с насмешливой улыбкой отворачиваюсь. Плащ взмывает и опадает за моей спиной. Он еще что-то говорит мне вслед, пытается остановить, но я не слушаю. Я ухожу. Мне все равно.
В начале августа к нам в Меридор приехали граф Комбургский с сыном. Пока граф и отец обсуждали свои дела в библиотеке, я показывала Франсуа окрестности.
Ему у нас понравилось. Да и как здесь могло не понравиться!
Я особенно любила смотреть на Меридор с моря, подальше от земли. Скалистый берег, плотно уставленный домами, круто поднимался вверх. А на самом верху среди высоких сосен стоял наш замок.
Над парадным входом был высечен девиз: «Vis et vir» – сила и мужество. Буквы давно почернели от времени и с трудом читались, но они отпечатались в моем сердце, как и в сердцах всех моих предков, живших здесь на протяжении восьми поколений.
Первый д’Аранкур появился в этих краях в 1420 году. Герцог Бретонский Жан V де Монфор в награду за преданность и доблесть сделал Симона д’Аранкура бароном и отдал ему Меридор – небольшое владение на побережье возле границы между Бретанью и Нормандией. Симон построил новый замок на месте старого, полуразрушенного, и заложил церковь, достраивал которую уже его сын.
В нашем роду было много военных, причем известных. Мой прадед, генерал, отличился в войне за испанское наследство. А дядя Симон, старший папин брат, стал героем Семилетней войны. Он служил в Индии, был смертельно ранен при осаде Мадраса и умер на руках у Гастона.
Дед очень любил своего первенца, гордился им и возлагал на него большие надежды. Так что гибель старшего сына его буквально подкосила. Он умер через месяц после получения этого печального известия, и бароном стал мой отец. Из-за этого папе пришлось бросить учебу в Ренне и вернуться в Меридор, чтобы управлять поместьем.
Еще у папы была старшая сестра София. В детстве они с отцом были очень дружны и оба увлекались историей. Правда, если папу больше интересовали английские корни нашего рода, то тетю Софию в первую очередь волновало, правда ли, что Симон д’Аранкур был внебрачным сыном Жана де Монфора. К тому времени, как отец стал бароном, тетя София уже вышла замуж за английского дипломата и уехала с ним в Англию.