История жизни, история души. Том 1
Шрифт:
Север красив, величествен и холоден. Но верится тому, что существуют тёплые моря, и что где-то цветут мимозы. Собаки и кошки ходят в замечательных природных шубах. У меня на работе есть старый рыжий кот с объеденными ушами, я зову его — Старик, Рыжий, и он бежит, говорит дрожащий протяжный «мяу», и устраивается на моих коленях, что неудобно ни ему, ни мне. Очень хочется, чтобы Мулька приехал. Если да, то пусть привезёт альманах «Дружбу народов», я боюсь что по почте вдруг не дойдёт. В выходной напишу подробнее. Крепко целую. Пиши.
[На полях:]••
Передай от меня привет Лиле, Зине7, Вере8, Коту9, Дм<итрию> Николаевичу>'° и Нинке" моей, с которой было «так мало прожито, так много пережито».
|
Н. П. Гордон |
1Эдуард Георгиевич Багрицкий (1895—
1934) - поэт.
2 Сб. «С Маяковским» (ред. Л. Брик) М.,
1934.
3 Советский драматург Николай Федорович Погодин (1900-1962) в комедии «Аристократы» изображает «перековку» на строительстве Беломорско-Балтийского канала находящихся в заключени уголовников.
4 Речь идет о кн.: Чайковский М.И. Жизнь П.И. Чайковского. Т. 1-3. М., 1900-1902.
5 П.И. Чайковский. Переписка с Н.Ф. фон-Мекк. Т. 1-3, М., 1934-1936.
6 Перефразированное заглавие воспоминаний о каторге Федора Михайловича Достоевского «Записки из Мертвого Дома».
7Зинаида Митрофановна Ширкевич (1895-1977) - подруга Е.Я. Эфрон. Они встретились и подружились в самом начале 20- х гг. в местечке Долысы Невельского уезда, где Зинаида Митрофановна работала в библиотеке и куда Елизавета Яковлевна приехала организовывать народный театр. В 1929 г. Зинаида Митрофановна переселилась к ней в Москву, и они прожили вместе до конца жизни Елизаветы Яковлевны. Будучи «лишенкой» как дочь священника, она была прописана у Е.Я. Эфрон в качестве домработницы. В военные и первые послевоенные годы работала художником-прикладником.
* Вера Яковлевна Эфрон (1888-1945) - младшая сестра отца А.С., актриса Камерного театра, затем режиссер художественной самодеятельности; с 1930 г. работала в Гос. б-ке им. В.И. Ленина. В 1942 г. была выслана из Москвы в Кировскую обл. Ее муж - Михаил Соломонович Фельдштейн (1884-1939?), профессор, специалист по истории государства и права, переводчик. С 1934 г. работал в Гос. б-ке им. В.И. Ленина. В 1938 г. арестован, в 1939 г. приговорен к расстрелу.
9 Уменьшительное имя Константина Михайловича Эфрона (р. 1921), сына В.Я. Эфрон и М.С. Фельдштейна. В это время К.М. Эфрон - студент биофака МГУ, вскоре был мобилизован в армию.
19Дмитрий Николаевич Журавлев (1901-1991) - артист, мастер художественного слова, с начала 30-х работавший в тесном творческом содружестве с Е.Я. Эфрон.
11Нина Павловна Прокофьева-Гордон (1908-1996) - подруга А.С., работала одновременно с ней в Журнально-газетном объединении (Жургазе).
С.Д. Гуревичу
Княжпогост. 6 апреля 1941
Мулька, родненький, наконец, выходной день, я выспалась, встала в 8 часов, долго-долго мылась, потом без всякого удовольствия посмотрелась в зеркало (чужое), потом поела овсянки, потом подумала и съела ещё луковицу, потом подумала и выпила кипятку, и отложив на время стирку, штопку и пр., забралась наверх, и вот пишу тебе. За всё это время я получила от тебя три телеграммы, одну открытку (ту, что датирована декабрём вместо февраля) и одно письмо, где был вложен флажок, который не дошёл. С последней телеграммой (от 30.3) вышла смешная история: она (телеграмма) кончается словами «люблю очень сильно, целую тебя, родненькая, твой муж». Ну, я прочла, потом стала вертеть в руках, смотреть все даты и печати, и вдруг, в уголке, чернильным карандашом, рукой растроганного телеграфиста, следующие слова:
Север - вещь хорошая, тебе бы понравилось, мне - меньше, т. е. мне бы конечно понравился он при других условиях - если бы много-много ездить, смотреть, как люди живут; а не так, как я - прикреплена к одному месту, и просто холодно, а всё окружающее - отчуждено от тебя, получается, как на выставке или в витрине - смотреть можно, а руками не трогай.
С утра я регулярно бываю в хорошем настроении, к вечеру — регулярно впадаю в меланхолию.
Утром считаю, что жизнь начинается, вечером — что всё кончено. Утром думаю, что если ты не приедешь, то, хотя и с трудом, переживу, а вечером — ну, одним словом, с утра я Джером К. Джером, а к вечеру Достоевский. Именно Достоевский, самый благородный из шизофреников. Боюсь, что со временем в жизни моей будут преобладать вечера. Конечно, если ты не приедешь. Мне стыдно признаваться в своей слабости, но я так устала, хотя никому не говорю и не показываю, что иногда по-настоящему ничего больше не хочется, ничто больше не интересно кроме одного, чтобы случилось чудо, и ты бы взял меня с собой, к себе, а дальше — всё, на дальнейшее даже не хватает фантазии. Говорю об усталости, конечно, не физической, а душевной, от которой без чуда действительно трудно избавиться. Я знаю, что когда всё в моей жизни утрясётся и отстоится — от всего останется только ценное, только настоящее, и пожалуй, можно будет писать хорошую книгу. Но как бы поскорее прожить, пережить этот испытательный срок, после которого только и можно сказать, звучит человек гордо или нет?
Аты знаешь, родной мой, что мне, пожалуй, сейчас было бы легче, если бы я тогда не встретила тебя? Потому что сильнее всего, больнее всего я ощущаю разлуку с тобой — всё остальное я ещё могу воспринимать в плане историческом, объяснять и обосновывать научно, без всякой досады включая себя в общий хор событий, но вот ты, ты, разлука с тобой, это для меня по-бабьему, по-детски непонятно, необъяснимо и больно. Ведь всё это время у меня такое чувство, будто зуб болит, зуб мудрости, и к этому никак не привыкнешь. Я стосковалась по тебе, без тебя, или как здесь говорят, за тобой. Ну, ладно. Спасибо тебе, родненький, за маму и Мура -мама в своих открытках очень нежно пишет о тебе. Пришли мне пожалуйста хорошую фотографию теперешнего Мурзила (т. е. ты сам понимаешь, что это значит пойти с ним к фотографу и снять его в профиль и анфас!). Ты обещаешь мне написать про свою общественную работу - шефство над школой. Напиши, Мулька. Я ужасно сержусь на то, что у меня нет детей и наверное уже не будет, и некого мне будет посылать в школу, над которой ты шефствуешь. Я представляю себе, как много и хорошо ты работаешь, и радуюсь за тебя.
Мулька, перехожу теперь к столу заказов: если ты приедешь, то привези пожалуйста для моих девушек: ленточек разноцветных, ниток, шёлку и узоров для вышивания, иголок, два белых берета, 2—3 шёлковые косыночки, губной помады, пудры, духов — последних три только в случае если приедешь и привезёшь, а то в посылке пожалуй не передадут. А для меня лично из мелочей: кнопок, крючков, пуговиц, резинку, сетку для волос (они были у меня дома), штопку для чулок, два частых гребня, и два таких круглых в волосы, (тоже гребни, конечно!) волосы я подстригла и они не держатся никак. А из более крупного — что-нибудь на себя надевать летнее, и тапочки летние. Ты не поверишь, но на этом фоне я так соскучилась по пёстрому, по цветному, что постепенно превращаюсь в цыганку. Пока что в душе, т. к. осуществить это без твоей помощи не могу. Денег и пьес, о к<о-тор>ых ты пишешь, не получила. Мулька, если приедешь, то привези, пожалуйста, конфеток (дешёвых), сахару, такого киселя, который «одна минута - кисель готов», противоцинготных витаминов и сыру в серебряных бумажках, который не портится. Ты приезжай поскорей, а то я в каждом письме надумываю чего-нибудь нового. Пора кончать, письмо это писала, вероятно, часа четыре, всё думала, всё мечтала между строчками. Крепко-крепко целую тебя, много-много. Пиши, приезжай.