История жизни, история души. Том 1
Шрифт:
Но, конечно, ни двумя, ни тремя словами не расскажешь моей жизни. И я, конечно, должна была бы, по существу, написать тебе большое-большое и хорошее-хорошее письмо се qui n’est pas le cas26. Но я что-то безобразно разленилась, и вместо того, чтобы писать как следует - болтаю.
Я тебе расскажу в следующем письме, как замечательно прошли выборы у нас в Кисловодске и в окружающих станицах, расскажу тебе про наших санаторских санитарок, — чудесных женщин, пришедших на работу из соседних аулов неграмотными девчонками; а теперь они читают и обсуждают не только Пушкина, Маяковского и Горького, но даже прекрасно разбираются в ошибках допущенных... Фейхтвангером в «Москве 37-го года»7. Кстати, читала ли ты эту книгу. Прочти, очень занятно. Вышла ли она во Франции? Вообще — должна рассказать тебе о тысяче вещей, в частности — о детях - таких изумительных детей как здесь я не видела нигде и никогда. В Кисловодске я была в школах, детсадах, разговаривала
Алище
' В Кисловодске А.С. находилась вместе с отцом в санатории.
2 Один из персонажей мультипликационных фильмов Уолта Диснея.
3 Н.П. Гордон.
4 «Балтийцы» (1937, снят на студии «Белгоскино» реж. А. Файнциммером) -историко-революционный фильм, в центре которого подавление революционными матросами в 1919 г. белогвардейского мятежа на фортах «Красная горка» и «Серая лошадь», оборонявших подступы к Петрограду.
5 Фильм «Ленин в Октябре» был выпущен киностудией «Мосфильм» в 1937 г. (реж. М. Ромм, сценарий А. Каплера).
* Фильм «Белеет парус одинокий» по одноименной повести Валентина Петровича Катаева (1897-1986) был выпущен студией «Союздетфильм» в 1937 г., реж. В. Легошин.
7 Книга немецкого писателя Лиона Фейхтвангера (1884-1958) «Москва 1937 года» была опубликована на русском языке в 1937 г.
Письма
лагерей и ссылки 1941-1955
С.Д. Гуревичу'
31 марта 1941
Мулька, родненький мой, получила я на этих днях открытку от мамы, от 3-го февраля, открытку твою от 3-го декабря 40 г. (когда ещё была в Москве и не знала о своей участи), и 28-го марта твоё письмо (заказное) от 15-го марта, очень быстро оно дошло. Кроме того, получила две телеграммы, одну коротенькую, насчёт высылки книг и выяснения твоего приезда, и вчера одну длинную и нежную, от 26 марта. На письмо, было, ответила сразу, но вышло очень печально, и вот начинаю сначала. Сперва отвечу на вопросы - здоровье моё неплохо, врачи не нашли у меня ничего серьёзного — диагноз что-то вроде общего упадка сил да катарального состояния верхушек лёгких. Выражаясь нормальным языком — в лёгких ничего нет, анализ на БК отрицательный, а общий упадок сил — это то, что я худая. Кстати, здесь я стала быстро поправляться, ем всё то, что дают, и дышу воздухом. Можно сказать, что в смысле здоровья я дёшево отделалась. Теперь насчёт работы: откуда ты взял, что работа по специальности для меня - медицинская? Ты ещё раз спутал меня с Шуркой!2 Кстати, или некстати, когда я сердитая, то жалею, что не она на моём месте, а я сама! Нет, я имела в виду работу по самой прямой своей специальности — художественной, но с этим навряд ли что-нб., когда-нб. выйдет, по целому ряду причин, распространяться о которых займёт слишком много места. Работаю я, как уже писала тебе и маме, в швейной мастерской. Работа не тяжёлая, помещение тёплое и светлое, сижу себе и строчу на машинке, голова свободна, можно хоть повторять про себя Евгения Онегина, которого знаю наизусть и который много помогал мне в трудные минуты моей жизни, моей вполне самостоятельной жизни. — Итак, ты завёл машинку, и наверное доволен как мальчишка.
Но смотри, если ты к тому заведёшь машинистку из блондинок, то берегись любви моей! Не пройдёт и восьми лет3, как я тебе устрою тот скандал.
| |
| С.Д. Гуревич. На обороте подпись:«Алёнушка моя, здесь изображен сердитым на весь мир. Больше этого не будет. Я тебя люблю, мой ангел Алёнушка. 8.3.41г.» |
Флажок, который ты послал мне, до меня не дошёл, но всё равно, я как бы получила его. С нежностью вспоминаю красивый флаг над Кремлём, освещённый снизу, на фоне тёмного летнего неба.
Спасибо тебе большое за книжки, родненький. Я ещё не получила их, но надеюсь, что дойдут. Во всяком случае я переговорила с кем нужно, и мне обещали не чинить препятствий в получении пьес, настолько нужных нам в нашей клубной работе. Должна признаться, что общественная работа увлекает меня больше, чем производство, но чтобы ты не думал, что на производстве я отстаю, я похвастаюсь тебе, что несмот-
ря на «общий упадок сил», я в первый же месяц
была включена в список ударников. Теперь больше чем когда-либо
вспоминаю слова Ленина о том, что из малого строится великое и что без малого великое невозможно, и стараюсь возможно лучше работать. Как я счастлива за тебя, родной мой, что у тебя сейчас хорошая, увлекательная работа4, и как мне жаль, что я не вместе с тобой, чтобы помогать тебе по мере сил, и изредка мешать тоже. Я очень, очень надеюсь на то, что тебе удастся приехать ко мне, ты сам представляешь себе, как я стосковалась по тебе! Но если это не удастся, то буду терпелива. Я себе представляю, как трудно выбраться сюда. Мулька мой, опять и опять повторяю тебе — я очень сознаю всю сложность своего положения. Я бесконечно благодарна тебе за твоё отношение ко мне, к маме, к Муру5, но, ну одним словом, если ты разлюбишь меня, если это положение вещей будет тяготить, то не забывай, что лучшим доказательством дружбы будет предоставить меня коротко и ясно моей судьбе. А то ведь ты врун у меня, разлюбишь, будешь жалеть, и говорить, что любишь. Как мне разобраться на таком большом расстоянии? Письмо это продвигается черепашьим шагом, так много думаю между строчек — о тебе, о своих, о самой себе, о мировой истории. Кстати, знай, что я очень подурнела, постарела, и стала похожа почти на Милю6. По последним сведениям, между прочим, она очень потолстела, научилась штопать чулки и есть решительно всё, ну и конечно говорит «послушайте», когда решительно никто не собирается слушать. Появилось у меня и несколько седых волосков —
воспоминание о нескольких бурно проведённых месяцах моей жизни . Боюсь, родненький мой, что в моём лице взвалил ты на себя непосильную и некрасивую ношу. Ну, обо всём этом, сугубо личном, переговорим, когда и если удастся свидеться. Мулька, милый муж мой, думаю о тебе всегда, всегда говорю с тобой, советуюсь во всём, и стараюсь поступить так, как ты сказал бы мне. О настроении моём можешь не спрашивать - ты знаешь, как скоро меняется оно (французы на этот счёт говорят «как погода») и как вечно мечусь я от отчаянья к надежде - твои друзья-психиатры знают, насколько это характерно для умалишённых вроде меня. Я совсем засыпаю, Мулька мой, продолжать буду завтра, а пока спокойной ночи - и когда же это мы будем вместе!
1 -го апреля. Ну, вот и «завтра». Продолжаю — нашла приличный карандаш. Как мне хочется, чтобы это письмецо дошло до тебя! Мне кажется, что многие письма не доходят - пишу тебе и маме очень часто. Сегодня утром встала рано — с первым уроком гимнастики, с утра набегалась по всяким делам (сегодня я выходная), наелась хлеба, взобралась на койку, и вот пишу. Печка топится, жарко, кофту скинула, сижу в одной рубашке и в юбке, которую переделала в Москве из безрукавки, и назвала эту юбку «нарной», чтобы по нарам лазить. Узнала насчёт газет, журналов. Мы сделаем с тобой вот как, Мулька дорогой: ты меня ни на что не подписывай, т. к. никому не известно, как долго пробуду я на одном месте, а с места на место литературу совершенно определённо пересылать не будут. А вместе с тем получать от тебя кое-что очень хочется - и не только для себя, конечно, но и для других - здесь большой голод на газеты и журналы, и в клубе мало что можно достать, а людям так хочется почитать после работы. Таким образом, попрошу тебя, родной мой, высылай мне по прочтении'. Правду, Огонек, Крокодил, Лит. газету, если возможно и Комсомольскую Правду, Фото-газету, или как там называется такой большой длинный журнал вроде «Вю»8, он начал выходить при мне в Жургазе, редактировала Ершова, и кроме того, как мне помнится, есть ежемесячный театральный журнал, хорошо бы и его. Как ты сам догадался, хочется устроить что-то вроде читальни, этого нам очень недостаёт. Посылай пожалуйста заказным, по адресу, который у тебя есть, с добавлением КВЧ КОЛП9 без указания адресата. Так дойдёт наверное. Очень попрошу высылать и альманах «Дружба народов» с мамиными переводами10. Это уже возьму лично себе. Попрошу тебя сообщить, что именно будешь мне посылать, (регулярно) - чтобы я знала, чего мне требовать. Спасибо тебе огромное за всё, всё. Прости за все хлопоты. Сегодня первый весенний день, вдруг, сразу после настоящих морозов, от которых замирали руки и ноги, и дыхание, и всё на свете. Ветер, как с моря, тяжелое небо и снег под ногами рыхлый. Вообще - очень красиво на севере, судя по тому маленькому его кусочку, который я вижу здесь -в частности небывалая луна, необычайные звёзды, снег такой, что глаза болят, и поясок тайги на горизонте - как всё это странно и непохоже на всё, виданное мною ранее.
Самое большое моё желание, превыше всех, это - увидеть тебя возможно скорее. А от этого произрастают и все дальнейшие мои желания, тоже большие. Грустно мне, родненький, и тяжело. Протяну ли я столько времени? и если да, то во что превращусь? И главное — ну кому всё это нужно? Устала я, Мулька мой, но всё ещё стараюсь жить. Хочу домой, скорей, скорей, к тебе, к маме, к Муру. Но всё же стараюсь быть терпеливой и умной.
Да, Мулька, если будет возможность, пришли чего <нб.> противоцинготного, только ради всех святых не чесноку, лучше пусть цинга чем чеснок! Тут всё же север, и всегда есть возможность заболеть, хотя за этим очень следят. Вот, родненький, и всё — получилось длинное и бессодержательное послание. Всё могло бы уместиться в двух словах - люблю и жду. Очень прошу тебя - пиши почаще, пришли карточки мамы, Мура (теперешнего и маленького), свою и даже мою собственную, какая я была, когда считалась хорошей. Получает ли мама мои письма ? Обнимаю тебя, целую, люблю бесконечно.