Итальянский след

Пронин Виктор Алексеевич

По парадной лестнице все той же походкой… Между прочим, вы никогда не замечали, что именно расслабленная походка выдает в человеке высшую сосредоточенность, готовность поступить неожиданно и дерзко? Вспомните, как боксеры идут к рингу, как каратисты с болтающимися руками и опущенными плечами, чуть ли не заплетающимися ногами приближаются к месту схватки, вспомните! И вы увидите Худолея, который вот так же спускался по парадной лестнице, пересекал просторную ветреную площадь, приближаясь к пафнутьевской «Волге».

Он зашел с правой

стороны, открыл дверцу, сел рядом с Андреем, расположился поудобнее и, откинув голову на подголовник, некоторое время молчал. Но вовсе не потому, что не знал, как ему вести себя дальше. Все, буквально все, каждый шаг, словечко, жест – все уже было готово у Худолея, он просто наслаждался своей готовностью, своим состоянием.

– Есть разговор, старик, – наконец произнес он.

– Давай, – ответил Андрей, тоже глядя прямо перед собой в лобовое стекло.

– Ты хорошо помнишь историю, на которой мы с тобой познакомились?

– Помню.

– Ты тогда разметал гору подонков… Их больше нет на земле.

– Да, – согласился Андрей, – я никого из них больше не встречал.

– Их никто больше не встречал. Ты помнишь свое состояние в то время?

– Помню.

– У меня сейчас примерно такое же.

– Давай, Валя, я слушаю.

– Значит, так…

Со стороны могло показаться, что в машине сидят два скучающих водителя и мирно беседуют на свои водительские темы, делясь незатейливыми горестями, непритязательными радостями, простенькими надеждами. Беседуют, не придавая слишком большого значения ни своим горестям, ни своим радостям.

Как и все мы, ребята, как и все.

Придавать слишком большое значение себе, своему мнению, своим надеждам и разочарованиям – это дурной тон, это признак глупости и слабости. А легкое пренебрежение к самому себе просто необходимо, оно всегда спасет тебя, убережет от поступков дурных и необратимых, от безрассудного гнева, от неразделенной любви, от незабываемых обид и подлого предательства. Да, все правильно, предательство бывает и милое, непосредственное, в чем-то даже лестное. Дескать, тебя принимают настолько всерьез, что могут даже предать.

Ладно, отвлеклись…

Худолей, сидя в кресле и откинувшись на спинку сиденья, продолжал говорить, Андрей не задал ему ни единого вопроса. Можно было даже усомниться – да слышит ли он вообще, что ему говорят? Но по каким-то признакам Худолей чувствовал, что тот слышит все, все понимает и готов слушать дальше.

Закончив, Худолей замолчал, коротко взглянул на Андрея и снова уставился в лобовое стекло.

– Когда? – спросил Андрей.

– Сегодня.

– Хорошо.

Худолей, не ожидавший, видимо, столь быстрого согласия, покосился на Андрея, но тот все так же неотрывно смотрел на площадь, на капли, рывками стекавшие по лобовому стеклу, и казалось, все, что сказал Худолей, нисколько его не встревожило.

– Все в порядке, старик, все в порядке, – Андрей успокаивающе похлопал ладонью по тощеватой худолеевской коленке. – Я врубился. Не переживай.

– Слушай, ты обалденный мужик.

– Об этом поговорим чуть позже, – усмехнулся Андрей. – Я заеду за тобой вечерком.

– Надеюсь, не на этой «Волге»?

– Конечно, нет.

Худолей вышел из машины, поднял воротник куцеватого своего плаща и зашагал по мелким морщинистым лужам куда-то в городские сырые кварталы. Теперь в его походке уже не было расслабленности, она сделалась быстрой и четкой. Он знал, куда идти, что сделать и к какому сроку.

Торжище в большом сумрачном дворе шло как обычно, разве что в этот вечер не было дождя и девушки в слепящем свете автомобильных фар уже не прятались под зонтиками, были открыты и вполне доступны плотоядным взорам. Машины стояли в ряд, и стоило одной из них отъехать, как на освободившееся место тут же устремлялась следующая, заранее включая дальний свет и как бы заявляя этим о своих правах на очередную красавицу.

Пияшев стоял в тени, прямой свет на него не падал, но десятки зажженных фар создавали над двором сияние, и распорядитель торжища хорошо был виден со всех сторон.

Иногда кто-то, помигав фарами, подзывал его к себе – значит, клиент был настолько значителен или, скажем, настолько известен, что опасался выйти из машины. Пияшев приводил ему женщину прямо к раскрытой дверце. Расплата тоже следовала через опущенное стекло. Машина тут же давала задний ход, сворачивала в арку и исчезала.

Если же клиент никак не мог остановиться ни на одной красавице, Пияшев подходил к нему на помощь и роскошным своим голосом предлагал содействие в этом непростом выборе.

– Прасцице, вам подороже, подешевле?

– Это, наверное, тот случай, когда за дешевизной гнаться не следует?

– Совершенно с вами согласен, – тонко улыбался Пияшев. – Но, с другой стороны, высокие цены требуют еще и дополнительных расходов, об этом тоже следует помнить.

– Это как?

– Может быть, ресторан, ужин в номер, возможно, женщина так вам понравится, что вы сами пожелаете угостить ее хорошим шампанским или что-нибудь подарить на память… В залог будущих встреч.

Такие примерно разговоры происходили с теми или иными подробностями. Торговля, в общем-то, шла довольно бойкая. Ряды женщин редели, но, словно по какому-то невидимому для посторонних глаз знаку, просветы тут же заполнялись новыми красавицами. Видимо, рядом располагался какой-то накопитель и Пияшеву нетрудно было заполнять пустующие места.

Андрей с Худолеем долго стояли в очереди, но наконец им удалось обойти какую-то иномарку и втиснуться в образовавшийся просвет. Худолей возражал, ему не хотелось светиться в первом ряду, но настоял Андрей – зачем-то ему понадобилось увидеть торжище своими глазами. Худолей смирился, но пересел на заднее сиденье, чтобы при необходимости спрятаться в темноте салона.