Иван Царевич и Серый Волк

Шведов Сергей Владимирович

– Так мы же ни сном, ни духом, – затрепетала баба Яга. – Сидим тут в дыре, вдали от просвещённых умов. Так ведь закон обратной силы вроде бы не имеет? – Закон принят ещё месяц назад, – соврал Царевич, не моргнув глазом. – Он опубликован во всех средствах массовой информации. Вам ли не знать, гражданка Кабанова, что незнание законов не освобождает от уголовной ответственности. Однако чистосердечное раскаяние и сотрудничество с властями, бесспорно, облегчит вашу участь. Вы меня понимаете, гражданка?

– А как же, – поддакнула Кабаниха. – Я всегда готова искупить вину.

Во искупление феодальных грехов хозяйка тут же пригласила грозных гостей к столу, накрытому, надо признать,

с вызывающей роскошью. Царевичу таких разносолов есть ещё не доводилось. Только мясо на столе было двадцати сортов, не говоря уже о рыбе, жареной, вареной, фаршированной, под немыслимым количеством соусов. Царевич собрался было попенять Кабанихе за истребление местной фауны, но потом передумал. В конце концов, этот грех не был самым крупным, из совершённых ею на землях Берендеева царства.

– Сдашь нам Киндеряя, получишь индульгенцию за все свои преступления, – сказал Васька, изрядно захмелевший на пиру. – Это я тебе говорю, Кляев. Мандат выдам с печатью и подписью, всё как у людей. Но спекулировать не позволю. Возвращайтесь назад, гражданка Кабанова, и видите образ жизни, достойный российской пенсионерки.

– Ну, спасибо, Вася, – вперила руки в боки Кабаниха. – Я, значит, недостойный образ жизни веду, а Люська Шишова вся в достоинстве купается. Одних любовников у этой стервы три десятка. Такие шабаши закатывает у Лебяжьего озера, что даже русалки сгорают от стыда.

– Ты мне зубы не заговаривай, – погрозил Кляев пальцем бабе Яге. – Секс у нас законом пока не запрещён. А недостойное поведение гражданки Шишовой рассмотрит товарищеский суд.

– А порча законом запрещена? – Безусловно, – важно кивнул головой Васька. – Тогда арестуй эту негодяйку, – потребовала Кабаниха. – Милка сначала напускает на мужиков порчу, вгоняя их в слабость, а потом с помощью шампуня излечивает их от импотенции. Это как, по-твоему, коммерция?

Негодование Кабанихи было вполне искренним: и глаза пылали, и щёки розовели, как у молодой. Впрочем, порозоветь они могли не только от негодования, но и от выпитой в немалом количестве водки. В одном только Царевич не сомневался: баба Яга ненавидела ведьму Милу в Берендеевом царстве столь же искренне, как Кабаниха Люську Шишову в Российской Федерации. Кабаниха, к слову, кроме торговли спиртным, подрабатывала ещё и ворожбой и знахарством, так что появление в соседнем подъезде конкурентки она восприняла очень болезненно. Судя по всему, возникшая в хрущобе борьба перекинулась и в Берендеево царство, тем более что дворцы вышеназванных особ оказались и здесь по соседству. – Факт порчи ещё доказать надо, – вздохнул Васька, которому явно не хотелось ссориться с Люськой по столь пустяковому поводу как чужая импотенция. – Ах, Вася, Вася, – укоризненно покачала головой Кабаниха. – Хоть и при мандате ты и при маузере, а всё же кобелиное берёт в тебе верх над праведным. Думаешь, не знаю, почему ты ведьму защищаешь, а несчастную старуху злобно гнетёшь.

– Ты эту агитацию брось, Егоровна, – смущённо прокашлялся Васька. – Мне доказательства нужны и свидетели.

– А я чем тебе не свидетель? – вскинулась Кабаниха. – Вы лицо заинтересованное, – поспешил Царевич на помощь слегка растерявшемуся Кляеву. – Нужен, по крайней мере, ещё один свидетель, причем это должно быть независимое от вас лицо.

– А собственным глазам вы верите? – не на шутку распалилась Кабаниха. – Так вот сегодня в полнолунье ведьма Мила проводит шабаш на соседней горе. Мало сама срамотину разводит, так ещё заезжую Иштар пригласила. А эта вобла сушёная мужиков и вовсе кастрирует, тут уж никакой шампунь им не поможет. – Стоп, – остановил бабу Ягу Царевич. – Об Иштар-Кибеле попрошу подробнее.

Кабаниха смутилась,

огонь негодования, полыхающий в глазах, угас. Похоже, старуха осознала, что сболтнула в запале лишнее. Во всяком случае, она тут же попыталась увести разговор в сторону, переведя стрелки на вурдалака Сеню, который-де совсем выпустил вожжи из рук и превратился в подкаблучника, позоря тем самым всю вурдалачью породу. Однако Царевича Сеня в данную минуту не волновал вовсе, и он упрямо гнул свою линию, вынуждая Кабаниху вернуться к нежелательной для неё теме.

– Как эта Иштар сюда попала? – А мне откуда знать, – возмутилась баба Яга. – Она ещё с незабвенных времён зарится на наши земли. Первенство своё хочет утвердить над всеми прочими богами. Во времена оны Иштар взращивала дракона, чтобы он сожрал солнечного бога Ра, а теперь она, видишь, ополчилась на Перуна. Стерва она, а не богиня, что ей мужики, коли она с быками путается. Дочку вот прижила невесть с кем. Жаловалась мне, что та совсем от рук отбилась.

– Так она была у тебя? – ошалело уставился на Кабаниху Васька.

– Сегодня по утру, – махнула рукой Кабаниха. – А я женщина честная, не извращенка какая-нибудь. Двадцать лет уже вдовствую, а никто обо мне худого слова не сказал. А от этой воблы муж сбежал.

– От какой воблы? – не понял Васька. – Так от Ираиды, в миру-то она Ирина Полесская. – Она у вас была? – аж подпрыгнул на лавке Валерка Бердов. – Она же в корову превратилась, – не удержал рвущегося из груди вопля Кляев. – Ты, милый, сам посуди, – мягко улыбнулась Ваське Кабаниха, – ну как тут коровой не стать, если с быками путаешься. А дочка у неё и вовсе кобыла кобылой. Подавай ей, видишь ли, жеребца. Семирамидой она захотела стать. Видали мы таких ассирийских цариц.

Царевич не то чтобы утерял нить разговора, а просто у него этой нити и не было. Кабаниха страдала какой-то новой формой шизофрении, когда мысли гражданки Кабановой мешались с мыслями и воспоминаниями древней сказочной старухи Яги. В том, что баба Яга помнила Иштар-Кибелу, ничего удивительного не было, но вот её знакомство с Ириной Аркадьевной Полесской явилось для Царевича сюрпризом, впрочем, на эту мысль его уже наводили авангардистские полотна, висевшие на стенах Кабанихиного дворца. – Так это по заданию Полесской вы прикармливаете драконов? – Моё дело маленькое, – вильнула глазами Кабаниха. – Они мне яблочко, я им жвачку. Бедной старушке больше ничего и не надо.

– Вижу я, какая ты бедная, – сказал Васька, – раскулачивать тебя пора. Яблочко-то в нашем мире тысячу долларов стоит, а жвачка в любом киоске – гроши.

– Да где же ты, Васенька, такие цены видел? – удивилась Кабаниха. – Люська художнику Самоедову три яблока за три тысячи долларов продала, вот и Царевич свидетель.

– А ты говоришь, не стерва! – всплеснула руками Кабаниха. – Да ведь красная цена тому яблоку двести долларов, а я и вовсе оптом за сто пятьдесят отдаю. Торгую себе в убыток. Потому как сирота и защитить некому.

– Ну, это ты дала маху, – подлил масла в огонь Кляев. – Сто пятьдесят долларов, это курам на смех. Пятьсот-шестьсот, это ещё куда ни шло. Кто же тебя так нагрел бессовестно?

– Так Киндеряй и нагрел, – вздохнула Кабаниха. – А Малюта Селютинович мне сказал, что яблочко и вовсе за сто долларов отдаёт.

– Вот аферисты! – покачал головой Васька. – А ты тоже хороша: неужто не знаешь, что Селютинович Костенко родной дядя.

– Ахти мне, – пустила слезу Кабаниха. – Да что же это за ироды такие, скажите мне, люди добрые. Да я того Малюту в бараний рог согну. Я на него самому Кощею нажалуюсь. Я его выведу на чистую воду. Он ведь, гад, ворованными яблоками торгует, а у меня-то трудовые. Потом и кровью добытые.