Иван Царевич и Серый Волк

Шведов Сергей Владимирович

Царевича эта метаморфоза, начавшаяся невесть с чего и без всякого его участия, напугала не на шутку. Нет, надо выбираться из Берендеева царства и выбираться как можно скорее. Доживать свой век Кощеем, благодарю покорно. Тревожные мысли оказали благотворное воздействие на внешность Царевича, и он благополучно вернулся к своему естественному состоянию.

– И каким образом я могу, по-твоему, связаться с феей Морганой? – Через портрет, – подсказал Васька. – Брызнешь на него живой водой, и получай свою красавицу.

План, что ни говори, был недурён. И, скорее всего, осуществим. Но у Царевича были по поводу этого плана кое-какие сомнения этического порядка. В сущности Кляев предлагал, используя фею Моргану,

то есть светлую часть души Веры Михайловны Царевич, помещать осуществлению намерений темной части её души, ведьмы Вероники. Вообще-то сам факт раздвоения Веры Царевич на фею Моргану и ведьму Веронику говорил о многом. Ну, например, о том, что ведьма Вероника не в состоянии вместить все качества бывшей супруги Ивана. А, следовательно, Вера Михайловна и ведьма Вероника, это далеко не одно и тоже. И далеко не исключено, что Верка уже тяготится зависимостью от ведьмы, а значит, прямой долг Царевича помочь ей от этой зависимости избавиться, используя фею Моргану и её влюблённость в королевича Жана. Хотя нельзя отрицать и того, что, используя любовь феи к королевичу, Иван тем самым лишает Веру свободы выбора и по сути дела обманом навязывает свою помощь, которую она, скорее всего, от него не ждет.

Лорд с боярином деликатно оставили королевича наедине с возлюбленной, точнее с её портретом. Между прочим, за стенами дворца тоже наступила ночь, и Царевич разглядывал картину при лунном свете, весьма сходном с тем, что царил на холсте. Ивану пришло в голову, что фея Моргана значительно старше Верки той поры, когда он писал роман «Заколдованный замок». Создавалось впечатление, что героиня романа прожила отрезок жизни параллельно с автором и своим прототипом, то бишь Верой. А вот что это была за жизнь, и в каком русле она протекала, Иван не знал. Возможно, жизнь королевича Жана с феей Морганой сложилась иначе, чем жизнь Ивана Царевича с Верой.

Преображение картины началось сразу же, как только Иван брызнул на холст живой водой. Лунный свет, заливающий холл Кощеева дворца, распространился на рисованный пейзаж, фея Моргана чуть повернулась, чтобы увидеть глаза королевича Жана и скользнула по мягкой траве прямо на паркет, словно и не было никакой разницы между жизнью реальной и созданной воображением. Впрочем, вряд ли существование Ивана Царевича в Берендеевом царстве можно было считать реальностью, так что с феей Морганой они были почти что на равных. В общем-то, перед Иваном стояла всё та же Вера Михайловна Царевич, которую он вроде бы знал, как облупленную, но в то же время за привычной вроде бы внешностью угадывалась совсем иная суть, практически неизвестная Ивану. Царевич не сразу нашёл, что ответить этим вопрошающим прищуренным глазам.

– У тебя проблемы, королевич Жан? – Пожалуй, – нехотя подтвердил Царевич. – Может быть, прогуляемся в саду?

Яблоневый сад был заполнен ароматом созревающих фруктов, однако Царевич не спешил насладиться их вкусом, как не спешил предлагать яблоки даме, чем, кажется, её удивил. Фея Моргана с любопытством оглядывала дворец и стоящие на ступеньках статуи, благо лунный свет позволял это.

– Ты осуществил свою мечту, королевич Жан. – Вот как? – удивился Царевич. – А разве я мечтал о таком дворце? – С тех самых пор как тебя лишили наследства. Это ведь сад с молодильными яблоками?

Иван молча кивнул головой, слегка уязвлённый тем, что у королевича Жана, то есть у него самого, были, оказывается, какие-то комплексы по поводу наследства. – Ты прошёл через две реальности, чтобы добиться своего. Так почему же сейчас грустишь?

Иван растерялся под взглядом больших укоризненно устремлённых на него глаз. До сих пор он был твёрдо уверен, что является Ванькой Царевичем, а слова графини Изольды воспринимал как неумные фантазии, но сейчас ему предлагали действовать в этих фантазиях, как в реальности,

ибо для феи Морганы бред сивой кобылы был жизнью, и она существовала совсем в иных причинно-следственных связях, чем те, которые казались Царевичу истинными. И самое потрясающее, что с точки зрения феи Морганы тот бред, в котором Иван барахтался все последние дни, не понимая ни сути, ни логики разворачивающихся событий, был абсолютно понятен, логичен и даже являлся результатом усилий королевича Жана, которого Царевич начал потихоньку уже ненавидеть, поскольку тот пытался украсть у него ни много, ни мало реальную жизнь, подсунув взамен нечто сказочное и с точки здравого смысла совершенно абсурдное.

– Тщеславие слишком далеко тебя завело. Ты затеял опасную игру, которая поставила на грань гибели целый мир. Магон обвёл тебя вокруг пальца, и если бы не моё вмешательство, то Магон с Вельзевулом захватили бы и этот дворец с садом и Берендеево царство.

– Мои устремления были благородны, – не очень уверенно возразил Царевич. – О далеко не всегда, Жан. Ты слишком самолюбив, слишком эгоистичен, слишком любишь славу. Разве не ты затеял поиски Золотого замка и воскресил Магона для того, чтобы использовать его знания. Но вышло совсем наоборот, не ты использовал Магона, а он, используя твоё непомерное тщеславие и преступное легкомыслие, почти добился своего.

В речи феи Морганы Ивану послышались знакомые нотки. Во всяком случае, именно таким тоном Вера Михайловна Царевич упрекала Ивана всё в том же эгоизме, себялюбии и прочих грехах. И она же говорила, что Шараев просто использует Ивана для того, чтобы набивать карманы. Упрёк, по мнению Царевича, был довольно глупым, но слышать его из уст мадам Царевич, продвинутой по части бизнеса и рыночных ценностей, было просто смешно. Теперь его практически в том же, но другими словами упрекает фея Моргана, что, возможно, и справедливо по отношению к королевичу Жану, но совершенно несправедливо по отношению к писателю Ивану, который не искал Золотой замок, а о власти над миром даже не задумывался. Самое большое, о чём мечтал писатель Иван Царевич, так это о славе, ну и о возможности влиять на человеческие умы в благородную, разумеется, сторону.

– Я могу рассчитывать на твою помощь? – Разумеется, – тряхнула рассыпавшимися по плечам волосами фея Моргана. – Хоть мы с тобой и расстались, но я не могу бросить бывшего мужа на растерзание злым силам. Я помню о своём долге, королевич Жан. К тому же Магон враг не только твой, но и мой.

– Тогда зачем ты помогла ему в оживлении Вельзевула? Насколько две другие твои ипостаси, я имею в виду Веру Царевич и ведьму Веронику, действую в унисон с тобой?

– Мне пришлось пойти на метаморфозы, чтобы обезопасить мир от происков Магона, – в голосе феи Морганы впервые с начала разговора прозвучало раздражение. – Увы, я не всесильна. Я просчитала ситуацию настолько, насколько её вообще можно было просчитать. Магон оживил бы Вельзевула и без моей помощи, и тогда я стала ведьмой Вероникой, чтобы подчинить князя Зла, ибо заклятия, произнесённые феей, на него не подействовали бы.

– Но, как я успел убедиться, на собственном опыте, личина, одетая во спасение, очень быстро прирастает к лицу и вполне способна изменить и нашу суть и наши устремления.

– Ты заметил это слишком поздно, королевич Жан, – горько улыбнулась фея Моргана. – Правда, ты не только сам охотно носил личины, но и потехи ради напяливал их на других, не слишком задумываясь, к чему это приведёт. А что касается Вероники, то её цель не Кощеев дворец с молодильными яблоками, а Золотой замок, который даёт власть над миром. Тебя же она держит в союзниках, уверенная на все сто процентов, что царевич Иван или, как она тебя называет Иванушка-дурачок, целиком в руках своей любовницы-ведьмы. Она очень надеется, что ты станешь истинным Кощеем Бессмертным.