Иван Царевич и Серый Волк
Шрифт:
– И что будет тогда? – Кощей и Вероника одержат победу над Магоном, но это не будет победой добра над злом, а будет лишь меньшее из двух зол.
– Последний вопрос – кто такой Василевич? – В нашем мире никто, пустое место. А в своём, кажется, крупный мошенник. Вера Михайловна пошла с ним на сделку, но сути этой сделки я не до конца понимаю.
Царевич, как отменно любезный кавалер, проводил фею Моргану до её замка, точнее до той самой поляны, освещённой лунным светом, с которой она шагнула ему навстречу. Через полминуты фея Моргана чуть повернула голову вправо и застыла в полной неподвижности.
Царевич отступил на несколько шагов от картины с феей Морганой и бросил
Однако Кляев с Самоедовым оптимизма Царевича не разделяли. По мнению лорда Базиля самое время было нанести упреждающий удар по Василевичу, дабы не допустить объединения врачебных Берендееву царству сил:
– Василевич союзник ведьмы Вероники, – мрачно возразил Царевич. – Это она снабжала его молодильными яблоками.
– Это ведьма думает, что он её союзник, а как дело обернется, не знает никто. Василевич в Золотой замок не полезет, а вот в яблоневый сад полезет обязательно. Перестреляет всех наших собачек и большой привет. Даром, что ли он сюда на грузовиках приехал.
– И что, по-твоему, я должен делать? – Ты Кощей или не Кощей, – возмутился Васька. – Раз на твое царство нападают недобрые молодцы, то изволь защищаться.
– Что же я поубивать их должен? – возмутился Иван. – Живые же люди. – Живыми они были, когда едва не убили нас в лабиринте, а потом на дороге. А здесь в Берендеевом царстве они просто фантомы.
– Нет, Василий, ты не прав, – запротестовал Царевич. – Фантомом был убитый колом вурдалак Сеня, видимо случайно попавший через лабиринт на российский пустырь. Фантомами были гоблины и киллеры, которых с упоением истребляли Вероника
с Наташкой всё на том же пустыре. Но мы с вами не фантомы, и если нас здесь убьют, то убьют взаправду, а не понарошку. То же самое будет с Василевичем и его людьми.
– Подожди, – напрягся Кляев. – А зачем Матерый заметал следы на пустыре? Мы же видели с тобой, как грузили трупы и вывозили сгоревшие машины.
– А ты вспомни Евочку, – подсказал Царевич. – Как только мы ухлопали фантомную крокодилиху, так она сразу же вернулась из небытия.
– Ты хочешь сказать, что на месте убитых гоблинов и киллеров, тут же или немного спустя, появлялись люди, которые были их прототипами?
– Именно. И Матёрый развозил их по домам, во избежание крупного скандала. Киллеры и гоблины были фантомами, появившимися на свет благодаря колдовским манипуляциям с рисунками и живой водой, но мы то с вами живые люди, которые просто покушали яблочек и оказались в воображаемом мире. Но суть наша от этого не изменилась. И если нас убьют, то без всякой надежды на воскрешение, уверяю вас. И вероятно российские сыскари страшно удивятся, обнаружив прошитые
Самоедов с Кляевым призадумались. Вопрос жизни и смерти, это, что там ни говори, фундаментальный вопрос. Тем более что умирать тебе придётся практически за голую абстракцию, за мир, который не существуёт в природе, где Добро и Зло всего лишь плод воображения. А все рассуждения, что воображаемое Зло может стать Злом реальным кажутся почти абсурдными и плохо согласующимися с нашими представлениями о том, что в этом мире представляет угрозу, а что нет. Конечно, можно было бы сослаться на борьбу Идей, которая на протяжении всей человеческой истории являлась двигателем прогресса, но в данном конкретном случае эти идеи были воплощены в слишком уж сказочные, почти карикатурные, образы, чтобы серьёзные люди, выросшие в иной системе ценностей, приняли близко к сердцу проблемы магов и королевичей, графинь и нимф, крепостных крестьян и кощеев бессмертных.
– В любом случае нет смысла в нашем сидении в Кощеевом дворце, – сказал Кляев. Сказочный этот мир или не сказочный, но отдавать его, кому ни попадя, я не намерен. Почему, скажите на милость, всегда и везде торжествовать должны чародеи-аферисты, а не благородные лорды-пролетарии. Нет, шалишь, раз уж Кляеву выпало защищать Добро, то он его защитит, сказочное оно или натуральное. – Люблю аристократов, – ехидно заметил Самоедов. – В одном я с Василием согласен, нельзя отдавать искусство в руки торгашам. Фантазия должна быть средством парения духа, а не средством наживы и способом порабощения чужой воли. – Красиво сказал, хотя и по-интеллигентски, – хмыкнул Кляев. – Так я пойду, позову Полудурка?
– Зачем? – удивился Царевич. – Пока как средство передвижения, а потом видно будет. – А этот монстр нас не покусает, – забеспокоился Самоедов, которому враз расхотелось защищать свободу искусства таким вот экзотическим способом. – Кто знает, что на уме у животного.
– За дракона я ручаюсь, – сказал лорд Базиль. – Не станет он есть Кощея Бессмертного и его верных сановников.
Вспомнивший о своём боярском статусе, Самоедов вопросительно взглянул на царя царей Ивана Бессмертного, которому по долгу службы принадлежало право принимать решения. Царевич оказался на высоте положения, в том смысле, что махнул рукой и позволил Кляеву делать всё, что тот сочтёт нужным. И действительно, какой смысл сидеть и ждать, пока освоившийся в Берендеевом царстве Василевич бросит на сказочный дворец своих вооружённых до зубов отморозков.
Кляев достал из сумки фонарик и посигналил им в звёздное небо, а потом и вовсе включил сирену Уазика, чем переполошил всех сторожей Кощеева сада. Полудурок не появлялся, зато сбежались все церберы, аргусы и слетелись гарпии, заполнив все аллеи и обширную площадь перед замком. Дабы не уронить авторитет, Царевичу пришлось выпить рюмку живой воды и раздуться до пределов сказочно-богатырских. Преображение Ивина было встречено ликованием, как в среде «собачек», так и в среде гарпий, совершенно отвратительных особ с перепончатыми крыльями и с тупыми злобными харями, от которых к тому же ещё скверно пахло. Похоже, долгое отсутствие патрона всерьёз волновало Кощееву рать, иначе трудно было объяснить лай торжества, в мгновение разрушивший тишину ночи и слышимый, наверное, даже в Киндеряевом замке. – Внимание, – поднял руку Кляев, и торжествующий лай сразу же стих. – Его Бессмертие будет говорить.