Иван Царевич и Серый Волк

Шведов Сергей Владимирович

Боярин Михайло сопел от усердия, выводя завитушки на трёх экземплярах грозного указа, которым Царевич гордился и который подмахнул трижды с поистине царским размахом росписью чуть не в пол-листа.

– Печать нужна, – подсказал Самоедов. – Есть печать, – торжествующе вскричал рывшийся в Кощеевых шкафах Кляев. – И воск, между прочим, тоже.

Боярин с лордом в два счета оформили документ согласно всем писанным и неписанным законам Берендеевский бюрократии, после чего торжественно вручили его вконец сомлевшему под грозными Кощеевыми очами вурдалаку.

Сеня на подрагивающих и полусогнутых ногах покинул помещение в сопровождении Самоедова и Кляева, которые внушениями и угрозами вполне

могли довести Шитова до обморока. Оставшись один в тронном зале, Царевич наконец-то смог реализовать без помех тайное желание и рассмотреть себя в висевшем в углу огромном зеркале. В жизни, надо признать, он смотрелся ещё отвратнее, чем на рисунке. Натуральный садист и самодур совершенно невероятных размеров. Такому только и делать секир башка своим подданным. А Иван-то в душе надеялся, что с превращением в Кощея у него ничего не получится, не хватит гадского внутреннего ресурса, но вот теперь выяснилось, что ресурс у Царевича есть. И как ни ругай Мишку за искажение светлого облика российского писателя, но дело-то не в Самоедове, а в самом Иване. Расстроенный отвратным зрелищем Царевич вернулся на своё законное место и присел на трон, пригорюнившись. То, что ещё пять минут назад казалось Царевичу правильным и единственно возможным выходом из создавшейся ситуации, вдруг предстало полным абсурдом. Вурдалака Сеню он напугал, но бизнесменов и олигархов грозным рыком и указами в трепет не вгонишь. Сообразив, что Царевич задурил не на шутку, Костенко с Шараевым пойдут на сговор со своим конкурентом Василевичем и, объединив усилия с Веркой, Наташкой и Петром Семёновичем Вельзевулом, в два счёта разделаются с Кощеем и его хилой ратью.

– Я так и знал, – всплеснул руками вернувшийся в тронный зал боярин Михайло. – Рефлексия, вот что всегда метало нашей интеллигенции в воплощении великих замыслов в жизнь. Не бывать тебе, Ванька царём царей, так и помрешь Царевичем, – С кем говоришь, пёс смердящий, – попробовал было рыкнуть Иван, но вышло очень уж неубедительно.

– Не пёс я, а боярин, – гордо ответствовал Самоедов. – А ты, Твоё Бессмертие, сдулся.

Царевич оглядел трон и убедился, что занимает теперь на нём весьма скромную площадь, менее чем в половину против прежнего. Обратная метаморфоза свершилась без всякого видимого участия Ивана ровно через сорок минут после начала представления. – Жиденько, – подтвердил с вздохом Кляев. – Ты можешь подвести нас в самый ответственный момент боя. Только-только выйдем на Вельзевула, как у нас во главе рати окажется не Кощей Бессмертный, а самый что ни на есть обычный российский интеллигент, неспособный к великим деяниям.

– Что значит – неспособный? – возмутился Царевич. – Просто Кощеева во мне меньше чем человеческого.

– Нам нужен агент во вражеском стане, – не стал спорить с писателем-гуманистом Кляев.

Идея была хорошая, да вот только где его взять, этого самого агента, с гарантией, что он не окажется двойным. Ни Сеня Шишов, ни его разлюбезная Люська, ни Кабаниха, ни тем более Селюнин в разведчики не годились. Вот ведь соседи, мама дорогая. Ни в сказке сказать, ни пером описать. Некого даже во вражий стан заслать. Именно отсутствие потенциальных засланцев в ближнем и дальнем окружении и навело Кляева на совершенно бредовую мысль:

– Через Верку надо действовать.

Царевича аж подбросило на троне от возмущения, и он немедленно обвинил лорда Базиля в оппортунизме и предательстве как российских, так и Берендеевских интересов. Контактировать с Веркой да ещё просить поддержки, Иван категорически отказался. Хватит того, что эта ведьма обвела его вокруг пальца в Заколдованном замке, да мало что обвела, так ещё и бросила в подземелье, из которого он выбрался только чудом. А потом,

Верка никогда не станет помогать Царевичу по той простой причине, что это именно она затеяла кутерьму с яблоками и дармовой жилплощадью. Не захочет она лишиться доходов от контрабанды и трёх шикарных замков, наоборот: сделает всё возможное, чтобы приумножить и жилую площадь и сумму зелёными на банковском счёте. Уж Царевичу ли не знать своей бывшей супруги, которая за шестнадцать лет совместной жизни плешь ему проела.

– Ну, завелся, – махнул рукой в сторону брызжущего слюной Ивана Васька. – Коварства в тебе нет, Царевич, поэтому в качестве Кощея Бессмертного ты полное фуфло. Я тебе предлагаю действовать не через Веронику-ведьму, не через жену Верку, а через фею Моргану, которая, если мне не изменяет память, бросила свой роскошный замок ради любви к благороднейшему рыцарю Огненного плаща королевичу Жану, к слову лишенному тогда наследства.

– Наследства его лишил не я, а редакторы, – нахмурился Царевич. – Исключительно из идеологических соображений. Это ведь было начало перестройки. Спасибо, что хоть в колхоз их не заставили вступить.

– А за что спасибо-то? – хмыкнул Васька. – Глядишь, из феи Морганы под воздействием коллектива сформировалась бы женщина-труженица и мать семейства. А так получилась самая натуральная ведьма Вероника, которая ради удовлетворения эгоистических потребностей готова сотрудничать и с мафией и с Вельзевулом.

– Чёрт-то ненастоящий, – заступился за Верку Самоедов. – А сотрудничество с чиновником областной администрации нельзя считать сатанизмом. – Ты мне мозги не пудри, интеллигент, – огрызнулся на художника Кляев. – Все эти Василевичи, Костенко, Куропатины – чистой воды уголовка.

– Это ты зря, – запротестовал Мишка. – Василевич – уважаемый столичный предприниматель, вхожий в самые высшие сферы.

– Я сам лорд, – взвился Васька. – И вхож в ещё более высокие сферы, чем твой олигарх.

– Ну, это ты, Вася, уже в мифотворчество ударился, – остудил его пыл Царевич. – А это с какой колокольни посмотреть. Если брать с нашей, пролетарской, то твой Василевич такой же уважаемый предприниматель, как я уважаемый лорд. – Но согласись, Вася, что лорд для Российской Федерации – это слишком. – Конечно, шофёру в лорды – никак нельзя, а вот фарцовщику и спекулянту в олигархи – милости просим.

– Да какой нам прок от таких лордов как ты?! – возмутился Васькиному упрямству Царевич.

– А какой вам прок от таких предпринимателей, как Костенко с Василевичем? Они что, заводы строят, океанские лайнеры на воду спускают? Яблоками они спекулируют, Царевич, но даже яблоки у них ненастоящие. Чистый обман, то бишь воздух, мираж, фантом. И если вы на липовых предпринимателей согласны, то чем вам липовый лорд не угодил. Будут у вас лорды, интеллигенты, будут. Такие же липовые, но зато назначенные сверху, и вы их примите, потому как от власти они, а вы под власть всегда прогибались, прогибаетесь и будете прогибаться.

Царевич после этих Васькиных слов аж завибрировал от возмущения. Изволь тут в собственном дворце слушать коммунистическую пропаганду. Кощей мы, в конце концов, или не Кощей.

– О, – протянул вдруг Мишка. – А ты, Иван, опять раздуваться начал. – Точно, – подтвердил Васька. – И шкура волчья у тебя посерела, и морду опять перекосило.

Царевич бросился к зеркалу почти уверенный в том, что лорд с боярином его разыгрывают, но, увы, кажется, эти двое были правы: лицо у Царевича действительно оставляла желать лучшего, и в росте он вроде бы увеличился, о шкуре и говорить нечего – посерела до полного безобразия и уж, конечно, неспроста. – Тираны критики не любят, – поддел огорчённого Ивана Кляев. – А уж тем более критики народной.