Иван V: Цари… царевичи… царевны…
Шрифт:
— Смотрины, что ль?
— А что? Пущай смотрины. Ребята расскажут, как они в Устюге проклаждались. Девкам, чать, интересно послушать да на молодцев поглядеть.
— Верно, Герасим. Созовем гулянку. Кабы старцы только не взъерепенились, — засомневался Никифор.
— Довольно нам по старцам устав жизни мерить! — вскинулся Герасим. — Они свое отжили.
На том и порешили.
Росли вместе под скупым северным солнцем, помнили друг друга мальчишками, девчонками, босотой, голопузиками. Прошли сквозь годы, как-то незаметно вытянулись и стали неузнаваемы.
Принарядились, косы заплели, платочками покрылись, робеют, глаза прячут.
— Ну, деушки, признавайте малых. Чать, вместе росли да на годы отъединились, — кузнец Никифор был и в прежние времена заводилою, и ныне игруном прикинулся. — Пора женихаться да невеститься. Вот робята наши, Василий да Игнат; возвернулись из Великого Устюга, выучились там художеству, повидали мир да людей.
— Пущай расскажут! — вывернулась бойкая Феклуша. — А то мы тут и вовсе закисли.
Вася, как более речистый, начал резво. Город, мол, меж рек да и большой, одних храмов Божиих десятка два, а хоромы-то, хоромы. В два, а то и в три ряда окна, с подклетом да с гульбищем, живут по-белому, курных изб не видать. Торг большой бывает под Параскеву-Пятницу, гостиный двор да ярманка… Чего там только нет! И одежа разная, и мягкая рухлядь, и сукна персидские, и лубки расписные… А коней, а скота, а птицы…
Вспоминал Вася торг устюжский да ярмарку и захлебывался от воспоминаний. Здешняя жизнь вдруг незнамо как сузилась и показалась бедной и убогой. Он вздохнул и оглядел своих слушателей. Девки рты раскрыли, глазами хлопают. Дивные дива за лесами Олонецкими. Кабы хоть одним глазком глянуть, только глянуть: денег-то у них нет и не бывало, да и на промен ничего стоящего нету.
— Как же вы там одне, кто вас кормил-поил? — спросила Варька.
— Известное дело — хозяин наш, Кузьма Егорыч. Мы у него на подхвате были, что повелит. За харч. Сам воевода Матвей Фомич Нарышкин нам отпускную грамоту выправил…
Герои. Богатыри. Экой путь проделали, сколь много повидали! Мужики надежные, работники справные. Вот бы…
Одно мечтание, запрятанное в глубь сердца. Да и наши герои засмущались, а более того растерялись. Хороши девки выговские! Какую выбрать?
— Оне все смирные да покладистые. В законе, чай, воспитаны, в строгости, — наставлял Герасим. — Выбирай любую — доброй хозяйкой будет, детишки пойдут. Меня в кумовья наймайте…
Вечером, когда разбрелись по избам, вдоволь наговорившись да наглядевшись, пошел у друзей промеж них разговор.
— Тебе кто приглянулся? — спрашивает Васька.
— Мне-то? Да вроде бы Феклуша, — отвечает Игнашка. — Надо бы еще разок встренутся, с первого-то разу как-то несподручно.
— А мне Варюха. Бойчей она да и ликом пригожа.
Загорелись парни, загорелись девки. Устроили еще одни посиделки. Герасиму сказали: срок надобен, невест с кондачка не выбирают.
И сваты все те же — Герасим да кузнец Никифор. Все по-простому: без приданого, без чинов, без тысяцкого, без проезжай. Устроили рукобитье с родителями невест, уговорились о княжьем столе.
Расплетали подружки косы у невест, завидно им было: хороши женишки, ничего не скажешь. Дойдет ли до них черед, аль придется век вековать в монастыре.
Сидели в баньке, лили слезы и причитали:
Повеличьте ее, душу, Варварушку, Повеличьте ее, Егоровну! — Ты сносила красу в правом рукаве, Содержала правду в своем животе, Посадила отца с матерью в высоком терему…Женихов в Данилове недочет. Оттого и завидно. Эких парней отхватили, да не стараючись-надрываючись, а само собой.
Перебрал Игнашенька, Перебрал красных девушек, Выбрал себе Феклушеньку! Хоть маленька да разумненька, Хоть тоненька-развеселенька…Косы толсты, по прядке, по волосикам расплетают — не торопятся. Потом мытье-купанье.
Жарко банька накоплена, то и дело выбегают подружки подышать да кваску испить.
Завтра — венчанье… Венцов в церкви нет, а обряд по-православному свершить надо. Давно заказывал киновиарх отлить легкие да пригожие венцы. Сделали один — тяжел да грубоват вышел. Лить — несподручно, надо бы отковать из листа, и лист все толст выходил, как ни старались. Вспомнили, как Кузьма Егорыч лист раскатывал.
Как блинок тонкий на маслену. Да уж время было упущено. Порешили венцы сплесть из цветов. Раскипятился старец Савватий:
— Да как это можно! Царица небесная глянет — нашлет тугу.
— У нас все по-простому, по-старинному. Венцов-то, небось, при дедах да прадедах наших не было. Да и откуда им было взяться: бедно жили. Мы и свадьбу не по чину играем — ничего, Господь простит. Не сердись, отче Савватий, благослови брачующихся.
Герасим произнес целую речь. Видно, проняло старца. Благословил он молодых на доброчестную жизнь, обвел их вкруг налоя, крестя и шамкая. Приложились они к иконам да скорей на свет божий. За княжий пир.
Накануне охотники завалили лося. Разделывали его, почитай, всю ночь, зверь великий. Потом пекли на угольях, с травами духмяными. А какой пир без пирогов да шанежек? Стряпали родители, стряпали соседи — все, кто мог. И пировать явились все, кто хотел. Столы дощатые покоем расставили, все едино на всех места не хватило. Тащили из домов и седалища, и утварь. Все общее: общежитье.
Квас — питье. А что с градусом — ни-ни. Все были трезвы да веселы без хмельного. И песни за столами не умолкали.