Иван V: Цари… царевичи… царевны…
Шрифт:
— А поляки? — с известной долей ехидства спросил я.
— Эти тоже, — неохотно ответил он. И видно было, что вопрос мой был ему неприятен. Похоже, они были ему как-то ближе. Зато он ополчился против немцев и даже греков.
— Я грек, — открылся я ему.
— Грек греку рознь, — улыбнулся он. — Кажется мне, что мы с вами едино мыслим. Я, признаться, русофил. Мои соседи поляки высмеивают это мое русофильство: мол, отблагодарили тебя, упекли на край света твои русские. Я же стою на своем, стою выше своей судьбы. Считаю, что самодержавие благодетельно для этой страны, ибо царь-государь может править справедливо, устанавливать единолично умные законы, исправлять все ошибки и извращения.
—
— Царь обязан сознавать свою ответственность перед государством, — возразил Крижанич.
— Обязан-то он обязан, но готов ли, почитает ли нужным?
— Это другой вопрос. Я исхожу из посылки, что он не враг своему народу и заботится о его благе. Тем боже, что Россия располагает решительно всем, чтобы ее народ благоденствовал. Глядите: великие реки пронизывают ее всю, а это самые надежные дороги, да и дешевые притом, для торговли, для перевозки добытых в недрах руд, для сплава деревьев… Реки текут в моря. Можно торговать с персами, с индийцами и другими народами южных стран. А это прибыльная торговля. Они там нуждаются в нашем лесе, в нашей пушнине, кожах, меде, поташе [34] , воске и многом другом. Можно только пожалеть, что все эти богатства в основном лежат без применения. Виною тому, как я уже говорил, малолюдство и нерасторопность властей. Сюда прибилось много лихоимцев. Они обогащаются за счет казны, разворовывают богатства Сибири. Не брезгуют воровством и воеводы, поставленные блюсти интересы царя. Эти воры дают пищу для хулителей Московии. Вот не знаю, приходилось ли вам держать в руках сочинение шведа Петра Петрея. В нем много страниц, и все они наполнены ядом, заведомой ложью, оскорблениями. Он назвал свою книгу «Русской историей», а на самом деле она полна клеветнических измышлений и ядовитой ругани. А о себе самом он пишет, что жил, дескать, четыре года на жалованье великого государя и чуть ли не всю Русь повидал сам, своими глазами. Врет! И таких хульных сочинений я мог бы назвать множество, начиная с того же Адама Олеария. Я попытался нарисовать честную картину жизни Руси и русских. Тружусь уже который год. Сочинение свое — вы видите его на столе и на полке — я назвал «Политука». И еще «О Божием смотрении» и «Толкование исторических пророчеств».
34
Поташ — известное еще в Древней Руси соединение калия, добывающееся из древесной золы.
— Боже правый! Так вы трудились, не разгибаясь?! — восхитился я.
— Мне, как я вам уже говорил, не мешали, потворствовали моим трудам. Главное — свободный труд. Несмотря на мое положение, я продолжал чувствовать себя свободным. Я даже набросал проект общеславянского языка, но, конечно же, понимаю, что это утопия. Но, может быть, когда-нибудь в грядущих веках у меня найдутся более удачливые последователи. Вообще я часто заглядываю в будущее, предвидя великое братство и единение славянских народов. Сейчас они разъединены, но через несколько веков они непременно должны стать единым народом с единым языком. Я старался заложить скромный кирпич в основание этого великого здания.
— Что ж, я вижу перед собой благородного идеалиста. И я рад знакомству с вами.
— И мне встреча с вами доставила удовольствие. Будет жаль, если она останется единственной.
— Ни в коем случае!
Глава двенадцатая
Плач всесветный
И обратился я, чтобы взглянуть на мудрость и безумие и глупость ибо что может
Великий государь Алексей Михайлович занемог. Весьма занемог. При нем безотлучно находились наследник Феодор Алексеевич, царевич Иван Алексеевич, царевна Софья Алексеевна, царица Наталья Кирилловна и доктор англичанин Коллинз.
В палате, где он лежал, стояла невыносимая жара. Доктор, утирая пот со лба, несмело посоветовал устроить проветривание. Но царица замахала руками: нет, нет, мороз лютый, опасно.
— Надо отворить кровь, — сказал доктор.
Принесли серебряную лохань. Но прежде, чем Коллинз приступил к операции, царь слабым голосом потребовал:
— Ступайте все. А ты, Натальюшка, побудь возле.
Доктор послал за своим помощником. Вдвоем они с трудом приподняли тучного царя, обнажили его руку по локоть, и доктор решительным движением сделал надрез. В лохань полилась вязкая струя почти черной венозной крови.
— Ох! Малость полегчало, — сказал Алексей. — Помру я, доктор, а? По правде?
Коллинз натянуто улыбнулся.
— Государь, не вижу основания для тревоги. Конечно, застой всех жил и чрезмерное накопление, как это выразиться, э-э-э жира, да жира, отягощают. Но при подобающем лечении недуг можно ослабить, а затем и вовсе устранить. — И, обратясь к царице, Коллинз вновь посоветовал: — Госпожа царица, государь весьма нуждается в свежем воздухе. Прикажите хоть ненадолго отворить окно. Он задыхается. Жара и духота способствуют обострению болезненного состояния.
— Повели, Натальюшка, — слабым голосом произнес Алексей. — Душно мне, душно.
Царица нехотя уступила. Государя укутали в меха, и постельничий отворил узенькое окошко. Алексей жадно задышал.
— Государь, не глотайте воздух, — посоветовал доктор. — Дышите осторожно.
— Полегчало, — выдавил Алексей. — Эк, натопили.
— Для здравия твоего, батюшка царь, — пробормотала царица. В ее глазах стояли слезы.
— Я пропишу вам, государь, живительный декохт. Его надо будет пить каждый час по столовой ложке. Госпожа царица проследит.
— Непременно, — всхлипывая, пообещала царица. — Сама буду давать.
— Призовите Артамона и Афанасия Ордин-Нащокина. Я хочу с ними совет держать. Не ровен час, Господь призовет меня к себе, управить государство надобно с умом. Федя слаб, ему верные мужи совета опорою будут.
— Погодить бы тебе с делами-то, батюшка мой.
— Нельзя годить. Все мы смертны, а государство велико, трудно им управлять без опоры на испытанных мужей.
— Госпожа царица верно говорит, — вмешался доктор. — Всякое волнение, государь, всякое напряжение мысленных усилий вам вредно. Я бы советовал отложить.
— Умный ты, Ричарда, человек, а того не ведаешь, что смерть за спиною стоит и меня дожидается.
Доктор смущенно кашлянул и наклонил голову. Наконец произнес:
— Все не так плохо, государь. Я не вижу того, что видите вы. — И он опять принужденно улыбнулся.
— Батюшка мой, послушай ты доктора, он дело говорит. Не надо бы тебе сердце тревожить. Вот полегчает тебе, тогда и призовем ближних бояр и ты им свое слово скажешь. Царское свое слово, — добавила царица Наталья.
— Полегчает ли? — усомнился Алексей. — А, Ричарда? Сейчас вроде бы и взапрямь отошло малость.
— Аптекарь готовит декохт. Состав его сложен, потому и замедление.
— Ты молодец, доктор, — одобрил его царь, — добро выучился по-нашему, по-русски. Яко свой человек.
— Благодарю, великий государь, — поклонился доктор. — Состоять при такой великой особе не просто, надо соответствовать.
— Ну тогда зови Федю, Ваню и Софью, я им по-отечески говорить буду, — попросил Алексей царицу.