Иван Змеевич и Краса Ненаглядная
Шрифт:
— А это что это за страшилище? — спросил Ваня про другую балясину.
— Он похож на Огненного Змея из былины нашего старикашки Афтандила. Батюшка сам не видал этого врага рода человеческого, но уж так ему былина понравилась, что повелел он выточить балясину с этой рожей. Я всякий раз мимо прохожу и сую ему кукиш.
— И не страшно? — усмехнулся Ваня.
— Ужасть, как страшно, но с таким защитником, как вы…
Весняна умильно улыбнулась и поспешила в сад. Действительно, под сенью раскидистых яблонь были установлены столик и скамьи, сверкал медью самовар, на котором висела связка
— Эти самые плошки, — заметив взгляд Вани, сообщила девушка, — батюшка из Тмутаракани привёз. Из них даже чай там пьют. А уж чай… Такого, как мой батюшка привозит, ни у какого купца не сыскать. И всегда платит чайный налог. Так что вы у государя в дому наверняка именно наш чай и пили!
— Признаться, я…— смутился Ваня, — ни разу чая и не пил. Не привелось.
— Это мы исправим!
Весняна взяла чайничек белой ручкой и стала разливать в плоские плошки напиток. Он был душист, прозрачен и золотист. Несколько чаинок заплясали на дне и тут же успокоились и осели. Когда Ваня пригубил и отхлебнул глоток, то поначалу ничего особенного не почувствовал, потом во рту появилась легкая горчинка, весьма приятная и терпкая. Он поднял глаза на ветки, где уже начали наливаться румянцем яблоки. Вспомнив о цели своего прихода, Ваня кашлянул.
— Мне бы с батюшкой вашим переговорить, Весняна, дело у меня отлагательств не терпит.
Девушка радостно улыбнулась, показав ряд сахарных зубов, и звонко хлопнула в ладоши. Появившаяся служанка послушно кивнула и мышкой шмыгнула вон.
— Так и бывает, что счастье рядом ходит. За ним не надо за тридевять земель ехать. Счастье, оно как Жар-птица, прилетает само, только надо успеть ухватиться за её хвост.
Видя Ванино смущение, Весняна снова подлила ему чаю, хотя гость плошку отставил и восточных яств не попробовал. Разговор утих, лишь щебет иволг возвещал, какой нынче тихий и счастливый день. Вскоре между белёных стволов яблонь показался алый живот купца, а следом появился и его бородатый обладатель. Поклонившись по своему странному обычаю, то есть, расставив ноги, Боров осведомился о здоровьичке гостя и его брата.
— Есть у меня до вас просьба, необычная, — начал Ваня, глядя купцу прямо в глаза и удивляясь смене его настроения по мере разговора, — надо мне в путь-дорогу собираться, и для дальнего путешествия я нуждаюсь в коне быстром, лёгком и выносливом.
Весняна надула губки и всплеснула ручками. Совсем не этих слов она ожидала от гостя.
— Конь нужен, стало быть? — медленно произнёс Боров и кивнул на дочь, — а ты, Весняна, поди в горницу, мне с гостем поговорить нужно.
Девушка поклонилась, и едва сдерживая подступившие слёзы, бросилась вон. Отец проводил её взглядом, а когда красный сарафан скрылся из виду, продолжил совсем другим тоном.
— Разве в конюшне князя нет славных скакунов на любой вкус? Каурых, гнедых, серых в яблоках?
Ваня пристыжено молчал, хотя мог предвидеть такой вопрос.
— Вопрос не праздный, дорогой царевич. А не случится ли какой беды, ежели я вопреки воле князя Дмитрия дам его брату коня и снаряжение? Попасть в немилость к князю — этого мне ещё не хватало!
С
— Государь повелел каждому, кто мне на пути встретится, помогать словом, делом и рублем. Разве на вашей площади не читали указа? — с молодой горячностью спросил Ваня.
— Повелеть-то повелел, — сказал купец Боров, вытирая жирные от пирога пальцы о скатерть, — да только да царя далеко, а князюшка рядом. Не обессудь, царевич Иван. А лучше бы тебе у брата в терему остаться. Набираться ума, опыта. Поженим тебя, к делу пристроим. Всё равно престола тебе не видать, как ни крути, — впереди два брата.
Ваня встал и без поклона, едва сдерживая гнев, удалился. Вслед ему смотрел Боров, покачивая кудлатой головой. И во взгляде его читалось: «Не царевич ты, а дурак. Дурак и есть».
Ваня шёл, поднимая носками яловых сапожек дорожную пыль, и с досадой думал, до чего же глупо он поступил, когда проиграл в кости своего коня. И зачем только свернул направо! Ведь было начертано на камне: «Коня потеряешь!» «А всё эта Краська-коробейница, на ярмарку ей надо было!» — в который раз мелькнуло в голове Вани. В привычку стало у него входить обвинять во всём случайную попутчицу. И решил он сразу по возвращению в княжий терем поговорить с девушкой по душам.
С удивлением Ваня увидел, что у дверей горницы стоит стража. Это были два стрельца с палашами и с такими грозными тараканьими усами, что могли отпугнуть любого, кто пожелал бы сунуться в гости к Красе-коробейнице.
— Никого пускать не велено! — прогудел один.
— Кем не велено?
— Светлейший князь Дмитрий приказал.
— Не видишь что ли, чурбан ты этакий, я — Иван царевич.
— Вижу, а только пускать не велено.
Ваня развернулся на каблуках и отправился к Дмитрию в покои, но брата там не застал. Дворский буркнул, что уехал Дмитрий к боярину Путяте, воротится не скоро. Ваня кинулся было следом, но дворский сказал:
— Светлейший князь приказывал, как явится его брат, то есть вы, из терема не выпускать до его возвращения.
— Так я пленник тут? — возмутился Ваня, но дворский помотал головой.
— Светлейший князь сказывал, что больно уж горяч и поспешен, под замком посидеть полезно будет.
— Отчего он Красю в горнице запер?
— Мне про то не ведомо, — сказал дворский и губы поджал, и царевич сразу понял: врёт.
Ваня схватил старика за грудки и хорошенько тряхнул его.
— Ах, ты паскудник старый. Седая борода выросла до пупа, а брешешь как щен.
— Пусти, удушишь, дурень, — захрипел старик, дрыгая худющими ногами в лаптях.
Ваня ещё пару раз встряхнул дворского и на ноги поставил.
— Коли хочешь с Краськой поговорить — можно по галерейке вверх подтянуться, да в окошко шмыгнуть. Только не выдавай меня, царевич.
Сказано — сделано. По галерее Ваня пробежал до места, где перила образовывали угол. Обхватил руками столбик, подпиравший балкон. Подтянулся, перекинул лёгкое мускулистое тело через бортик и оказался на верхнем ярусе. Огляделся — вокруг никого. Вскарабкался на перила, потянулся руками вверх, выше. Ухватился за подоконник и заглянул в горницу. Крася сидела на лавке и плакала.