Пусть приняла борьба опасный оборот,Пусть немцы тешатся фашистскою химерой,Мы отразим врагов. Я верю в свой народНесокрушимою тысячелетней верой.Демьян Бедный
Илья Авраменко
«Ночной туман окутывает рощи…»
Ночной туман окутывает рощи,на блиндажи ложится лунный свет.А там, вдали, опять зловещий росчерквзлетающих и гаснущих ракет.Весь полог неба выстрелами вспорот,стремительными трассами прошит…Опять налет! Опять любимый город,огромный и встревоженный, не спит!И все острее боль от этих пыток.За тридцать верст в холодной вышинегремит огонь, но выстрелы зенитокоттуда не доносятся ко мне.Передний край умолк перед атакой…О, как невыносимо тяжелосмотреть на пламя, вставшее из мрака,что заревом над городом легло!Но трижды тяжелее от сознанья,что перед нами, в нескольких шагах,за рощей, растворившейся в тумане,злорадствует и тешит душу враг.Он захватил крутых высоток склоны,он оседлал дороги полотно….Но до него, сквозь все его заслоны,мы доберемся нынче — все равно!
1941
Ленфронт
Владимир Аврущенко
Присяга
Владимир Аврущенко (род. в 1908 г.) погиб на Юго-Западном фронте в 1941 г.
Советского Союза гражданин —Я клятву нерушимую даю:От волн каспийских до полярных льдинБеречь большую родину мою…На верность присягну СССР,И голос сердца для врага — грозой.Передо мной Чапаева примерИ подвиг героический Лазо.Не сдав ни пяди дорогой земли,Они дыханье отдали стране,Их образы сияют нам вдали,Их клятва раздается в тишине.Германцев гонит легендарный Щорс,Комбриг Котовский принимает бой,И к Феликсу чекисты на допросВедут шпионов полночью глухой…Клянусь твоею памятью, Ильич,Твоей, отчизна, клятвой боевой —Я пронесу родных Советов кличВ стальном строю, в цепи передовой!
23 июля 1941 г.
Маргарита Алигер
«С пулей в сердце…»
С пулей в сердцея живу на свете.Мне еще не скоро умереть.Снег идет.Светло.Играют дети.Можно плакать,можно песни петь.Только петь и плакать я не буду.В городе живем мы, не в лесу.Ничего, как есть, не позабуду.Все, что знаю, в сердце пронесу.Спрашивает снежная, сквозная,светлая казанская зима:— Как ты будешь жить? —Сама не знаю.— Выживешь? —Не знаю и сама.— Как же ты не умерла от пули?От конца уже невдалекея осталась жить, не потому ли,что в далеком камском городке,там, где полночи светлы от снега,где лихой мороз берет свое,начинает говорить и бегатьсчастье и бессмертие мое.— Как же ты не умерла от пули,выдержала огненный свинец?Я осталась житьне потому ли,что, когда увидела конец,частыми, горячими толчкамисердце мне успело подсказать,что смогу когда-нибудь стихамио таком страданье рассказать.— Как же ты не умерла от пули?Как тебя удар не подкосил?Я осталась житьне потому ли,что, когда совсем не стало сил,увидалас дальних полустанков,из забитых снегом тупиков:за горамидвижущихся танков,за лесамивскинутых штыковзанялся,забрезжилдень победы,землю осенил своим крылом.Сквозь своии сквозь чужие бедыв этот день пошла я напролом.
1941
Джек Алтаузен
Родина смотрела на меня
Джек Алтаузен (род. в 1907 г.) в первые дни Великой Отечественной войны добровольно ушел в армию, работал в редакции газеты «Боевая красноармейская». За мужество, проявленное в боях, награжден орденом Красного Знамени. Погиб в бою под Харьковом в мае 1942 г.
Я в дом вошел, темнело за окном,Скрипели ставни, ветром дверь раскрыло, —Дом был оставлен, пусто было в нем,Но все о тех, кто жил здесь, говорило.Валялся разный мусор на полу,Мурлыкал кот на вспоротой подушке,И разноцветной грудою в углуЛежали мирно детские игрушки.Там был верблюд, и выкрашенный слон,И два утенка с длинными носами,И дед-мороз — весь запылился он,И кукла с чуть раскрытыми глазами,И даже пушка с пробкою в стволе,Свисток, что воздух оглашает звонко,А рядом, в белой рамке, на столе,Стояла фотография ребенка…Ребенок был с кудряшками как лен,Из белой рамки здесь, со мною рядом,В мое лицо смотрел пытливо онСвоим спокойным, ясным синим взглядом…Стоял я долго, каску наклона,А за окном скрипели ставни тонко.И родина смотрела на меняГлазами белокурого ребенка.Зажав сурово автомат в руке,Упрямым шагом вышел я из домаТуда, где мост взрывали на рекеИ где снаряды ухали знакомо.Я шел в атаку, твердо шел туда,Где непрерывно выстрелы звучали,Чтоб
на земле фашисты никогдаС игрушками детей не разлучали.
1941
Павел Антокольский
Баллада о мальчике, оставшемся неизвестным
В ту ночь их части штурмовые вошли в советскийгород Б.И там прокаркали впервые «хайль Гитлер»в стихнувшей стрельбе.Входили вражеские части, плечо к плечу, ружьек ружью.Спешила рвань к чужому счастью, к чужомухлебу и жилью.Они прошли по грязи грузно, за манекеномманекен.А этот мальчик был не узнан, не заподозрен былникем,Веселый мальчик в серой кепке. Его приметы:смуглый, крепкий.Не знает кто-нибудь из вас, погиб ли он, где онсейчас?Пробрался утром он к квартире и видит: дверьне заперта.И сразу тихо стало в мире, сплошная сразупустота.Мать и сестра лежали рядом. Обеих оберприволок.Смотрела мать стеклянным взглядомв потрескавшийся потолок.Они лежали, будто бревна, — две женщины,сестра и мать.И он стоял, дыша неровно, и разучился понимать,Потом он разучился плакать и зубы сжал, но весьдрожал.И той же ночью в дождь и слякоть куда-тоз'a город бежал,Без хлеба, в майке, в серой кепке. Его приметы:смуглый, крепкий.Из вас не знает кто-нибудь, куда он мог направитьпуть?Он знал одно: разбито детство, сломалось детствопополам.И шел, не смея оглядеться, по страшнымвражеским тылам,По тихим, вымершим колхозам, где пахлосмертью и навозом,Вдоль речек, тронутых морозом, и по некошенымполям.Он находил везде дорогу, и шел вперед, и шелвперед.И осень с ним шагала в ногу и возмужала —в свой черед.Она, как сказка, шла с ним рядом, чтобы егоследы заместь,Смотрела вдаль недетским взглядом,неотвратимая, как месть.Так шел он, в майке, в серой кепке. Его приметы:смуглый, крепкий.Из вас не знает кто-нибудь, куда он могнаправить путь?Когда фашисты покидали пустой, сожженныйгород Б.,Уже за мглистой снежной далью расплатаслышалась в пальбе.И мальчик раньше всех, как надо, вернулсяв город свой родной.Вернулся он домой с гранатой. Он ей доверилсяодной.Он был фашистами не узнан, не заподозрен былникем.Следил он, как по снегу грузно, за манекеномманекен,Уходят вражеские части, ползет по швамжелезный ад:Видать, не впрок чужое счастье, не легок будетпуть назад.Их тягачи, и мотоциклы, и танки, полные тряпья,Ползли назад. В нем все затихло. Он ждал,минуту торопя.А тягачи неутомимо спасали, что могли спасти.Но он не взвел гранаты. Мимо! Не в этих.Надо цель найти.Он всматривался, твердо зная в лицо мишеньсвою: SS.Где же машина та штабная, что мчится всемнаперерез, —Всегда сверкающая лаком, кривым отмеченнаязнаком,С гудком певучим, с полным баком, франтихафронта «мерседес»?Она прошла крутым виражем, кренясь и шинамивизжа, —Машина та, с начальством вражьим, опухшим,словно с кутежа.И мальчик подбежал и с ходу гранату в стеклаим швырнул.И вырвавшийся на свободу бензин из бакаполыхнул.Два офицера с генералом, краса полка,штурмовики,Шарахнулись в квадрате алом, разорванныена куски.А где же мальчик в серой кепке? Его приметы:смуглый, крепкий.Не знает кто-нибудь из вас, погиб ли он, где онсейчас?Не знаю, был ли мальчик взорван. Молчит о немкровавый снег.Ребят на белом свете прорва — не перечтешь,не вспомнишь всех.Но сказка о ребенке смелом шла по тылами по фронтам,Написанная наспех, мелом, вдруг возникала тути там.Пусть объяснит она сама нам, как он осталсябезымянным.За дымом фронта, за туманом шла сказка по егоследам.Пятнадцать лет ему, иль десять, иль, может,меньше десяти?Его фашистам не повесить, не опознатьи не найти.То к партизанам он пристанет, то, ночью рельсыразвинтив,С пургой в два голоса затянет ее пронзительныймотив.Он возмужает понемногу, что делать дальше —разберет.А сказка с ним шагает в ногу и возмужает в свойчеред.Она идет все время рядом, поет, и в землю бьетприкладом,И смотрит вдаль недетским взглядом, и гонитмальчика вперед.
1941
Анна Ахматова
Клятва
И та, что сегодня прощается с милым, —Пусть боль свою в силу она переплавит.Мы детям клянемся, клянемся могилам,Что нас покориться никто не заставит!
Июль 1941
Ленинград
Демьян Бедный
Я верю в свой народ
Пусть приняла борьба опасный оборот,Пусть немцы тешатся фашистскою химерой,Мы отразим врагов. Я верю в свой народНесокрушимою тысячелетней верой.Он много испытал. Был путь его тернист.Но не затем зовет он родину святою,Чтоб попирал ее фашистСвоею грязною пятою.За всю историю суровую своюКакую стойкую он выявил живучесть,Какую в грозный час он показал могучесть,Громя лихих врагов в решающем бою!Остервенелую фашистскую змеюЖдет та же злая вражья участь!Да, не легка борьба. Но мы ведь не одни.Во вражеском тылу тревожные огни.Борьба кипит. Она в разгаре.Мы разгромим врагов. Не за горами дни,Когда подвергнутся ониЗаслуженной и неизбежной каре.Она напишется отточенным штыкомПеред разгромленной фашистскою оравой:«Покончить навсегда с проклятым гнойником,Мир отравляющим смертельною отравой!»
1941
Ольга Берггольц
«…Я говорю с тобой под свист снарядов…»
…Я говорю с тобой под свист снарядов,угрюмым заревом озарена.Я говорю с тобой из Ленинграда,страна моя, печальная страна…Кронштадтский злой, неукротимый ветерв мое лицо закинутое бьет.В бомбоубежищах уснули дети,ночная стража встала у ворот.Над Ленинградом — смертная угроза…Бессонны ночи, тяжек день любой.Но мы забыли, что такое слезы,что называлось страхом и мольбой.Я говорю: нас, граждан Ленинграда,Не поколеблет грохот канонад,и если завтра будут баррикады —мы не покинем наших баррикад.И женщины с бойцами встанут рядом,и дети нам патроны поднесут,и надо всеми нами зацветутстаринные знамена Петрограда.Руками сжав обугленное сердце,такое обещание даюя, горожанка, мать красноармейца,погибшего под Стрельною в бою.Мы будем драться с беззаветной силой,мы одолеем бешеных зверей,мы победим, клянусь тебе, Россия,от имени российских матерей!
