Я по свету немало хаживал,Жил в землянках, в окопах, в тайге,Похоронен был дважды заживо,Знал разлуку, любил в тоске.Но Москвой я привык гордитьсяИ везде повторяю слова:Дорогая моя столица,Золотая моя Москва!У горячих станков и орудий,В несмолкаемой лютой борьбеО тебе беспокоятся люди,Пишут письма друзьям о тебе.И врагу никогда не добиться,Чтоб склонилась твоя голова,Дорогая моя столица,Золотая моя Москва!
1941–1942
Евгений Нежинцев
«Пусть буду я убит в проклятый день войны…»
Евгений Нежинцев (род. в 1904 г.) — автор книг «Яблочная пристань» и «Рождение песни». Умер во время Ленинградской блокады 10 апреля 1942 г.
Пусть буду я убит в проклятый день войны,Пусть первым замолчу в свинцовом разговоре,Пусть… Лишь бы никогда не заглянуло гореВ твой дом, в твои глаза, в твои девичьи сны…Пусть не осмелится жестокая рукаЧеркнуть
в письме, в скупой на чувства фразе,Что ты в разорванном лежишь противогазеИ бьется локон твой у синего виска…
1941
Глеб Пагирев
«Остановясь на полуслове…»
Остановясь на полуслове,Встаю, бросаю карандаш.Горит роднее Подмосковье,Гудит от выстрелов блиндаж.Ну что, поэт? Бери гранаты,Тяни латунное кольцо!По фронту хлещут автоматы,Песок и снег летят в лицо.Умри, но стой! Назад ни шагу:Ты эту землю не отдашь.Здесь ценят стойкость и отвагу,Здесь штык нужней, чем карандаш.Забудь пристрастье к многословью,К строке, что лирик сочинил.Сегодня люди пишут кровьюЗа неимением чернил…Земля, седая от мороза,Окопы, надолбы, штыки.Война, война — святая прозаИ позабытые стихи.
1941
Эдуард Подаревский
«Серые избы в окошке моем…»
Эдуард Подаревский (род. в 1919 г.) перед войной окончил ИФЛИ. Погиб на фронте в 1943 г.
Серые избы в окошке моем,Грязные тучи над грязным жнивьем.Мы вечерами, Москву вспоминая,Песни о ней бесконечно поем —Каждый со всеми и все о своем.Ночью — далекие залпы орудий,Днем — от дождя озверевшие людиВ тысячу мокрых, пудовых лопатЗемлю долбят, позабыв о простуде,Липкую, грязную глину долбят.Значит, так надо. Чтоб в мире любили,Чтобы рождались, работали, жили,Чтобы стихи ошалело твердили,Мяли бы травы и рвали цветы бы…Чтобы ходили, летали бы, плылиВ небе, как птицы, и в море, как рыбы.Значит, так надо. Чтоб слезы и кровь,Боль и усталость, злость и любовь,Пули и взрывы, и ливни, и ветер,Мертвые люди, оглохшие дети,Рев и кипенье огня и свинца,Гибель и ужас, и смерть без конца,Муки — которым сравнения нет,Ярость — которой не видывал свет…Бой, небывалый за тысячу лет,Боль, от которой не сгладится след.Значит, так надо. В далеком «потом»Людям, не знающим вида шинели,Людям, которым не слышать шрапнели,Им, над которыми бомбы не пели,Снова и снова пусть скажут о том,Как уходили товарищи наши,Взглядом последним окинув свой дом.В земли-погосты,В земли-калеки…Пусть мы пройдем их опять и опять,Чтобы понять и запомнить навеки,Чтоб никогда уже не отдавать.Значит, так надо.Вернется пора:Синие, в звоне стекла-серебра,Вновь над Москвой поплывут вечера,И от вечерней багряной зариИ до рассветной туманной зариСнова над незатемненной столицейТысячью звезд взлетят фонари.Пусть же тогда нам другое приснится,Пусть в эти дни мы вернемся туда,В испепеленные города,Вспомним, как в дождь, поднимаясь до света,Рыли траншеи, окопы и рвы,Строили доты, завалы, преградыВозле Смоленска и возле Москвы…Возле Одессы и у Ленинграда.Вспомним друзей, что сейчас еще с нами,Завтра уйдут, а вернутся ль — как знать…Тем, кто увидит своими глазамиНашей победы разверстое знамя,Будет о чем вспоминать.… … … … … … … … … … … …Травы желты, и поля пусты,Желтые листья летят с высоты,Осень и дождь без конца и без края…Где ты, что ты, моя дорогая?Часто, скрываясь за облаками,Чьи-то машины проходят над нами.Медленный гул над землею плыветИ затихает, к Москве улетает.Кто мне ответит, кто скажет, кто знает:Что нас еще впереди ожидает?Нет никого, кто бы знал наперед,Может быть, бомбой шальной разворочен,Жутко зияя оскалами стен,Дом наш рассыплется, слаб и непрочен…Может быть… Много нас ждет перемен…Что же… Когда-то, романтикой грезя,Мы постоянство считали грехом,То, что казалось кусочком поэзии,Нынче явилось в огне и железе,Сделалось жизнью, что было стихом.
1941
Подмосковье
Александр Прокофьев
Идут красноармейские колонны
Идут красноармейские колонны,Суров и грозен их походный строй.За Ленинград, наш город непреклонный,За Ленинград, любимый город свой,Идут они. Кругом — земля родная,Сентябрьский отблеск солнца на штыках,Идут они и, может быть, не знают,Что каждый шаг останется в веках!Вокруг — отчизна. Все холмы и скаты,Поля, поля, небес поблекший шелк…Идут они, и словно бы с плакатаПравофланговый на землю сошел!Мгновенье, стой! Он рушит
все преграды,Идет на танк со связкою гранат…За ним сады и парки Ленинграда!За ним в одном порыве Ленинград!
1941
Константин Симонов
«Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины…»
А. Суркову
Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины,Как шли бесконечные, злые дожди,Как кринки несли нам усталые женщины,Прижав, как детей, от дождя их к груди.Как слезы они вытирали украдкою,Как вслед нам шептали: «Господь вас спаси!»И снова себя называли солдатками,Как встарь повелось на великой Руси.Слезами измерянный чаще, чем верстами,Шел тракт, на пригорках скрываясь из глаз:Деревни, деревни, деревни с погостами,Как будто на них вся Россия сошлась,Как будто за каждою русской околицей,Крестом своих рук ограждая живых,Всем миром сойдясь, наши прадеды молятсяЗа в бога не верящих внуков своих.Ты знаешь, наверное, все-таки родина —Не дом городской, где я празднично жил,А эти проселки, что дедами пройдены,С простыми крестами их русских могил.Не знаю, как ты, а меня с деревенскоюДорожной тоской от села до села,Со вдовьей слезою и песнею женскоюВпервые война на проселках свела.Ты помнишь, Алеша: изба под Борисовом,По мертвому плачущий девичий крик,Седая старуха в салопчике плисовом,Весь в белом, как на смерть одетый, старик.Ну, что им сказать, чем утешить могли мы их?Но, горе поняв своим бабьим чутьем,Ты помнишь, старуха сказала: — Родимые,Покуда идите, мы вас подождем.«Мы вас подождем!» — говорили нам пажити.«Мы вас подождем!» — говорили леса.Ты знаешь, Алеша, ночами мне кажется,Что следом за мной их идут голоса.По русским обычаям, только пожарищаНа русской земле раскидав позади,На наших глазах умирают товарищи,По-русски рубаху рванув на груди.Нас пули с тобою пока еще милуют.Но, трижды поверив, что жизнь уже вся,Я все-таки горд был за самую милую,За горькую землю, где я родился.За то, что на ней умереть мне завещано,Что русская мать нас на свет родила,Что, в бой провожая нас, русская женщинаПо-русски три раза меня обняла.
1941
Западный фронт
«Жди меня, и я вернусь…»
Жди меня, и я вернусь,Только очень жди,Жди, когда наводят грустьЖелтые дожди,Жди, когда снега метут,Жди, когда жара,Жди, когда других не ждут,Позабыв вчера.Жди, когда из дальних местПисем не придет,Жди, когда уж надоестВсем, кто вместе ждет.Жди меня, и я вернусь,Не желай добраВсем, кто знает наизусть,Что забыть пора.Пусть поверят сын и матьВ то, что нет меня,Пусть друзья устанут ждать,Сядут у огня,Выпьют горькое виноНа помин души…Жди. И с ними заодноВыпить не спеши.Жди меня, и я вернусьВсем смертям назло.Кто не ждал меня, тот пустьСкажет: — Повезло. —Не понять не ждавшим им,Как среди огняОжиданием своимТы спасла меня.Как я выжил, будем знатьТолько мы с тобой, —Просто ты умела ждать,Как никто другой.
1941
«Словно смотришь в бинокль перевернутый…»
Словно смотришь в бинокль перевернутый —Все, что сзади осталось, уменьшено.На вокзале, метелью подернутом,Где-то плачет далекая женщина.Снежный ком, обращенный в горошину, —Ее горе отсюда невидимо;Как и всем нам, войною непрошено,Мне жестокое зрение выдано.Что-то очень большое и страшное,На штыках принесенное временем,Не дает нам увидеть вчерашнегоНашим гневным сегодняшним зрением.Мы, пройдя через кровь и страдания,Снова к прошлому взглядом приблизимся.Но на этом далеком свиданииДо былой слепоты не унизимся.Слишком много друзей не докличетсяПовидавшее смерть поколение,И обратно не все увеличитсяВ нашем горем испытанном зрении.
1941
Борис Слуцкий
Декабрь 41 го года
Та линия, которую мы гнули,Дорога, по которой юность шла,Была прямою от стиха до пули —Кратчайшим расстоянием была.Недаром за полгода до началаВойны мы написали по стихуНа смерть друг друга. Это означало,Что знали мы. И вот — земля в пуху,Морозы лужи накрепко стеклят,Трещат, искрятся, как в печи поленья:Настали дни проверки исполнения,Проверки исполненья наших клятв.Не ждите льгот, в спасение не верьте:Стучит судьба, как молотком бочар,И Ленин учит нас презренью к смерти,Как прежде воле к жизни обучал.
1941
Алексей Сурков
«Бьется в тесной печурке огонь…»
Софье Кревс
Бьется в тесной печурке огонь.На поленьях смола, как слеза,И поет мне в землянке гармоньПро улыбку твою и глаза.Про тебя мне шептали кустыВ белоснежных полях под Москвой.Я хочу, чтобы слышала ты,Как тоскует мой голос живой.Ты сейчас далеко-далеко.Между нами снега и снега.До тебя мне дойти нелегко,А до смерти — четыре шага.Пой, гармоника, вьюге назло,Заплутавшее счастье зови.Мне в холодной землянке теплоОт моей негасимой любви.