Из глубин
Шрифт:
К ним!
– Харон принял плату! – выдавил Михеич.
«Так вот, значит, какая плата ему была нужна, – подумал Стас. – Пуля в башку».
Плотное месиво перед «лодкой» лопнуло и раздалось в стороны, словно под действием незримой силы. Какой силы? Почему так происходит? Это Стаса интересовало в последнюю очередь. Честно говоря, его это не интересовало вовсе. После тех необъяснимых странностей, что остались за кормой «крота», эта была не самой странной.
Черный «айсберг» неторопливо проплыл вокруг субтеррины, освобождая ее из вязкого плена.
Гниющая падаль отступила.
Лодкообразная глыба уткнулась в титановую обшивку и словно прилипла к ней.
Она коснулась их случайно? Причалила? Взяла на буксир? И куда теперь потянет их Харон, перевозчик мертвых?
– Смотри-ка, да он весь в трещинах! – Михеич посветил на отметину, оставленную пулей Стаса. Действительно, от маленькой черной точки по всему «айсбергу» густой паутинкой разбегались маленькие трещинки и трещины побольше.
Похоже, выстрел нарушил целостность…
Целостность чего?
– Дай ножницы. – Михеич протянул руку к висевшему на поясе Стаса инструменту.
– Зачем? – не понял тот.
– Дай, говорю. И прикрой меня на всякий случай.
Стас вынул ножницы из ременной петли, протянул их Михеичу, сам взялся за автомат.
Михеич нагнулся. Дотянулся инструментом с длинными ручками до плавучей глыбы. Осторожно зацепил раскрытой «клешней» одну из трещин. Подковырнул. От черного «айсберга» откололся маленький кусочек. Выпал, словно фрагмент мозаики. Шлепнулся в воду, но не утонул. Остался плавать рядом. В глыбе, до того казавшейся монолитной, появилась дырка. В дырке зияла пустота.
Михеич отколупнул еще один кусок – побольше. И еще. Он словно очищал от скорлупы огромное яйцо неправильной, совсем не яичной формы. Потом посветил в образовавшееся отверстие налобным фонариком.
Нет, внутри пусто не было. Что-то там скрывалось внутри, под черной коркой. Что-то непонятное. Неподвижное. Оно было покрыто толстым слоем коросты так, словно это что-то облепили черной глиной. Причем, облепили наспех, небрежно, без всякого старания, лишь бы сохранить форму внутри, а не снаружи.
– Эй?
Стас непроизвольно дернулся на голос и чуть не пристрелил высунувшуюся из люка Таню. Михеич с перепугу тоже едва не запустил в девушку ножницами.
– Гришко спрашивает, чем вы тут за… Ой, что это?! – Таня уставилась на плавучую глыбу.
– Заткнись и не мешай, – не очень любезно отозвался Михеич.
И, размахнувшись, стукнул ножницами по расколу на плавучей глыбе.
На этот раз потрескавшаяся черная корка осыпалась вся.
Луч фонаря осветил то, что скрывалось под ней.
От неожиданности и страха Михеич подался назад и чуть не упал с «кротовой» брони. Сумел удержаться, но выронил ножницы. Инструмент плюхнулся в воду, которую очистил…
Кто?
«М-да, хорош Харон! – подумал Стас. – Ничего себе перевозчик!»
На самом деле это оказалась не лодка. Но лодочник в не-лодке все-таки был. Скрючившись, он сидел в перевернутом бугристом панцире какой-то твари. Панцирь – вытянутое роговое образование, разделенное на отдельные сегменты, – лишь отдаленно
Человек, сидевший в панцире неведомого монстра, был очень тощим и сильно заросшим. Длинные спутанные волосы закрывали опущенное вниз лицо и грудь. Грязные, тонкие ноги и руки, словно паучьи конечности, торчали из-под рваного балахона, который и одеждой-то назвать было трудно. Незнакомец был бос. Под прорехами в грубой мешковине виднелось ржавое железо. Стас разглядел консервную банку, большую шестеренку и целую связку крупных гаек. Все это висело на проволоке, намотанной поверх голого тела. Хотя какое там тело – кожа да кости. Натертая железом кожа, выпирающие кости… Скелет – не человек. Мумия. На которой кое-где чернели прилипшие куски разбитой коросты.
И еще… Трудно было разобрать, на чем сидел «лодочник». Или, вернее, на ком. Явно не на скамеечке. Под тощим задом угадывалась какая-то усохшая дохлая тварь, сложившаяся в жесткое хитиновое бревно. Что-то с крыльями, упрятанными под накрылки, с поджатыми лапами, покрытыми крюкастыми шипиками, с массивными челюстями, напоминавшими по форме ножницы, которые держал в руках Михеич.
Похоже на гигантского сверчка. Или на муравья. Или… Стасу трудно было даже подобрать подходящее сравнение. Подобных насекомых он еще не видел. А это, вне всякого сомнения, было насекомое. Этакая букашка, размером с…
Вообще-то пока она находится в таком сжатом и скрюченном положении, ее истинные размеры определить трудно. Но и так понятно, что тварь немаленькая.
После того, как раскололась и осыпалась черная корка, «лодочник» сидел неподвижно секунды три или четыре. Пораженные Стас, Михеич и Таня молча смотрели на него. Все трое, не сговариваясь, взяли «Харона» на прицел.
Потом в мертвой тишине звякнуло надетое на незнакомца железо: человек-мумия пошевелился. Первыми ожили руки. Беспокойно задергались пальцы, двинулись предплечья, плечи. И лишь после этого человек поднял голову. Из-под неопрятных, сбитых в колтуны волос, появилось истощенное лицо. Впавшие щеки, глубокие провалы глазниц.
Человек улыбнулся. Доброй такой, но совершенно неуместной здесь и неприятной улыбкой, еще более неуместной и неприятной, чем даже улыбка Колдуна, когда Илья был жив. В глазах незнакомца горели огоньки безумия. А вот оно сейчас и в этой обстановке было как раз-таки очень уместным.
Во рту «лодочника» не хватало зубов. Во взгляде – осмысленности.
– Ему что, противогаз не нужен? – ошеломленно пробормотал Михеич.
Действительно, странно. Здесь же повсюду падаль толстым слоем! Как живой человек может дышать ядовитыми испарениями от плавучего могильника, да еще и улыбаться так непринужденно, даже не морщась? А впрочем, кто сказал, что этот, в балахоне и железках, – живой? То, что он движется, вовсе не значит, что он живет. Стас уже видел движущихся мертвецов. Колдуна, например.